Дневники - Гиппиус Зинаида Николаевна (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Может быть, отчасти действуют и слишком настойчивые большевистские уверения, что "напрасны новые угрозы", "тщетны решения англичан кончить с Петербургом теперь же", "нелепы надежды Юденича на новое соглашение с Эстляндией" и т.д.
Агонизирующий Петербург, читая эти выкрики, радуется: ага, значит, есть "новые угрозы". Есть "решение англичан"! Есть речь о "соглашении Юденича с Эстляндией"!
Я прямо чувствую нарастание беспочвенных, казалось бы, надежд.
Рядом большевики пишут о своем наступлении на Псков. Возможно, отберут его; но и это вряд ли изменит настроение дня.
Наша Кассандра, - Д. С., - пребывает в тех же мрачных тонах. Я... не говорю ничего. Но констатировать общее состояние атмосферы считаю долгом.
Живем буквально на то, что продаем, изо дня в день. Все дорожает в геометрической прогрессии, ибо рынки громят систематически. И, кажется, уже не столько принципиально, сколько утилитарно: нечем красноармейцев кормить. Обывательское продовольствие жадно забирается.
С. (Замечательный и очень известный писатель.) с женой поехал недавно в К., на Волгу, где у него была своя дачка. Скоро вернулся. Заполняющие домик "коммунары" уделили хозяевам две каморки наверху. Незавидное было житье.
С. говорит, что на Волге - непрерывные крестьянские восстания. Карательные отряды поджигают деревни, расстреливают крестьян по 600 человек зараз.
Южные "слухи" упорны относительно Киева: он, будто бы, взят Петлюрой - в соединении с поляками и Деникиным.
(Вот что я заметила относительно природы "слуха" вообще. Во всяком слухе есть смешение данного с должным. Бывают слухи очень неверные, - с громадным преобладанием должного над данным; - не верны они, значит, фактически, и тем не менее очень поучительны. Для умеющего учиться, конечно. Вот и теперь, Киев. Может быть, его должно было бы взять соединение Петлюры, поляков и Деникина. А как данного - такого соединения и не существует, может быть, если Киев и взят).
Большевики признались, что Киев окружен с 3-х сторон. Только сегодня (29-го августа) признались, что "противник (какой? кто?) занял Одессу". (Одесса взята около месяца тому назад).
Ах, да что эти южные "взятия". И мы - Россия, и большевики - наши завоеватели, в этом пункте единомысленны: занятие южных городов "белыми" нисколько не колеблет центральную власть и само по себе не твердо, не окончательно. Не удивлюсь, если тот же Киев сто раз еще будет взят обратно.
Хамье отъевшееся, глубоко аполитичное и беспринципное (с одним непотрясаемым принципом - частной собственности) спешит "до переворота" реализовать нахваченные пуды грязной бумаги, "ленинок", - скупая все, что может. У нас. В каждом случае учитывая, конечно, степень нужды, прижимая наиболее голодных. Помещают свои ленинки, как в банк, в бриллианты, меха, мебель, книги, фарфор, - во что угодно. Это очень рассудительно.
Лупорожего А-ва с нашего двора, ражего детину из шоферов, который для жены купил мой парижский мех - сцапали. Спекульнул со спиртом на 2 1/2 миллиона. Ловко!
А чем лучше Гржебин? Только вот не попался, и ему покровительствует Горький. Но жена Горького (вторая, - настоящая его жена где-то в Москве), бывшая актриса, теперь комиссарша всех российских театров, уже сколотила себе деньжат... это ни для кого не тайна. Очень любопытный тип эта дама-коммунистка.
Каботинка до мозга костей, истеричка, довольно красивая, хотя sur le retour, - она занималась прежде чем угодно, только не политикой. При начале власти большевиков сам Горький держался как-то невыясненно, неопределенно. Помню, как в ноябре 17 года я сама лично кричала Горькому (в последний раз, кажется, видела его тогда): "...а ваша-то собственная совесть что вам говорит? Ваша внутренняя человеческая совесть?", а он, на просьбы хлопотать перед большевиками о сидящих в крепости министрах, только лаял глухо: "я с этими мерзавцами... и говорить... не могу".
Пока для Горького большевики, при случае, были "мерзавцами", - выжидала и Марья Федоровна. Но это длилось недолго. И теперь, - о, теперь она "коммунистка" душой и телом. В роль комиссарши, - министра всех театрально-художественных дел, - она вошла блестяще; в буквальном смысле "вошла в роль", как прежде входила на сцене, в других пьесах. Иногда художественная мера изменяет ей, и она сбивается на роль уже не министерши, а как будто императрицы ("ей Богу, настоящая "Мария Федоровна", восклицал кто-то в эстетическом восхищении). У нее два автомобиля, она ежедневно приезжает в свое министерство, в захваченный особняк на Литейном, - "к приему".
Приема ждут часами и артисты, и писатели, и художники. Она не торопится. Один раз, когда художник с большим именем, Д-ский, после долгого ожидания удостоился, наконец, впуска в министерский кабинет, он застал комиссаршу очень занятой... с сапожником. Она никак не могла растолковать этому противному сапожнику, какой ей хочется каблучок. И с чисто королевской милой очаровательностью вскрикнула, увидев Д-ского: - "Ах, вот и художник! Ну нарисуйте же мне каблучок к моим ботинкам!"
Не знаю уж, воспользовался ли Д-ский "случаем" и попал, или нет, "в милость". Человек "придворной складки", конечно, воспользовался бы.
Теперь, вот в эти дни, у всех почему-то на устах одно слово: "переворот". У людей "того" лагеря, не нашего - тоже. И спешат что-то успеть "до переворота". Спекулянты - реализовать ленинки, причастные к "властям" - как-то "заручиться" (это ходячий термин).
Спешит и Марья Федоровна А-ва. На днях А-ский, зайдя по делу к Горькому, застал у М. Ф. совсем неожиданный "салон": человек 15 самой "белогвардейской" породы, - П., К. и т.д. Говорят о перевороте, и комиссарша уже играет на этой сцене совсем другую роль: роль "урожденной Желябужской". Вот и "заручилась" на случай переворота. Как не защитят ее гости - своего поля ягоду, "урожденную Желябужскую"?
Недаром, однако, были слухи, что прямолинейный Петерс, наш "беспощадный", в раже коммунистической "чистки", метил арестовать всю компанию: и комиссаршу, и Горького, и Гржебина, и Тихонова... Да широко махнул. В Киев услали.
Киев, если не взят, то, кажется, будет взят. Понять, вообще, ничего нельзя. Псков большевики тогда же взяли, - торжествовали довольно! Однако, Зиновьев опять объявляет - мы, мол, накануне цинического выступления англичан...
Вы так боитесь, товарищ Зиновьев? Не слишком ли большие глаза у вашего страха? У моей надежды они гораздо меньше.
Атмосфера уверенности в перевороте, которую я недавно отметила, ее температура (говорю о чисто кожном ощущении) за последние дни, и как будто тоже без всяких причин - сильно понизилась. Какая это странная вещь!
Разбираясь, откуда она могла взяться, я вот какое предполагаю объяснение: вероятно был, опять ставился, вопрос о вмешательстве. Реально так или иначе снова поднимался. И это передалось через воздух. Только это могло родить такую всеобщую надежду, ибо: все мы здесь, сверху до низу, до последнего мальчишки, знаем (и большевики тоже!), что сейчас одно лишь так называемое "вмешательство" может быть толчком, изменяющим наше положение.
Вмешательство! "Вмешательство во внутренние дела России"! Мы хохочем до слез, - истерических, трагических, правда, - когда читаем эту фразу в большевистских газетах. И большевики хохочут - над Европой, - когда пишут эти слова. Знают, каких она слов боится. Они и не скрывают, что рассчитывают на старость, глухоту, слепоту Европы, на страх ее перед традиционными словами.
В самом деле, каким "вмешательством" в какие "внутренние дела" какой "России" была бы стрельба нескольких английских крейсеров по Кронштадту?
