Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович
Я прикрикнул на минометчиков, чтобы усилили огонь. Через несколько минут я увидел, что в овраге калмыки задвигались и потянулись вдоль оврага убегать, где стояли пулеметы. Значит, сдаваться не намерены.
Еще немного подождав, я услышал пулеметные очереди. Тогда я встал в рост, несмотря на трассирующие пули, выхватил «маузер» и крикнул взводу автоматчиков: «За мной, в атаку!» Сам бросился вперед. Солдаты, как лежали, так никто и не поднялся.
Я командиру взвода после кричу: «Поднять взвод и за мной!» Командир взвода поднялся, повторил команду, однако и его приказание было не выполнено. Оставалось заставить идти в атаку силой оружия. Я на это не пошел, так как это дело происходило не на передовых позициях.
Отойдя в сторону, я весь горел. Кто воспитывал солдат НКВД, которые в трудную минуту струсили? Вот вам и войска НКВД, так называемые «отборные».
Тут я вспомнил Аполлонова, зам. НКВД по войскам, который сам ни разу на фронте не был и двумя руками держался за внутренние войска, чтобы никому не давать их, иначе «главком» будет без войск, и его могут послать на фронт. Вот результат дисциплины и воспитания. Конечно, это, вероятно, единственный случай, но неприятный. Прислушался — пулеметчики не стреляют, начало темнеть, калмыки, вижу, вылезают из оврага и безнаказанно уходят в степь. Верхом на лошади я бросился на левый фланг, где стояли пулеметы.
Спешился, смотрю солдаты сидят кучками возле пулеметов и не стреляют. Кричу: «Почему не стреляете?» Пом комвзвода подошел и доложил: «Командира взвода убили».
Действительно, смотрю, лежит комвзвода мертвый. Спрашиваю: «Куда пуля попала?» Показывают на колено. Странно! «А еще куда?» — «Больше никуда».
Разорвал брюки на колене и вижу, что пулей разбило надколенную чашечку, и все. При обычных условиях в худшем случае человек мог бы хромать, но не умирать. Ничего не пойму. Неужели от испуга умер?
В общем, все получилось плохо. Калмыки из оврага в темноте ушли в степь.
На следующий день приказал вскрыть труп командира взвода и доложить результат. К вечеру пришел врач полка и доложил: смерть наступила от разрыва сердца. Все стало ясно. Молодой, необстрелянный парень, видимо, мнительный, настроил себя, что убьют, и, получив легкое ранение, умер от разрыва сердца. Мораль — будь мужественный, имей волю и принимай меры, чтобы не попасть впросак.
В дальнейшем еще долго мне пришлось возиться с калмыками, пока их всех не переловили. Пришлось выявлять мелкие группы, так как они разбились по 5–7 человек, а затем окружать и захватывать. Многие переоделись в гражданское обмундирование и с оружием бродили по населенным пунктам. Калмыки этих бандитов не выдавали. Затем из Москвы позвонили, чтобы вылетал обратно.
Затем получил постановление ГОКО о том, что всех калмыков за их антисоветские действия в тылу Красной Армии решено выселить в дальние области Союза [192]. На меня была возложена эта задача.
Собрал в обкоме партии руководящих работников обкома, и стали обсуждать, как выполнить решение ГОКО.
Обсуждение проходило спокойно. Калмыки понимали свою вину, что плохо проводили патриотическое воспитание своих людей, этим и объясняются такие антисоветские выходки.
Обком разослал указание в районы, чтобы приготовились к переселению в другие районы, и, нужно сказать, без особых сложностей они были переселены.
Правда, озлобленность в ряде случаев на советскую власть была и проявлялась в драках между собой. Обогнав одну колонну с калмыками, я увидел, как из одной машины выбросили ребёнка года полутора. Когда мы подъехали, он был мёртв.
Из другой машины вылетела калмычка, поломала ногу, что-то кричала на своём языке. Мы её посадили снова в другую машину.
В общем, решение ГОКО выполнил и вернулся в Москву.
Операция «Чечевица»
На Северном Кавказе Серову пришлось побывать не единожды, о чем подробно рассказано в 5 главе. Осенью 1942 года он уже имел возможность убедиться в существовании в Чечено-Ингушетии экстремистского подполья: в основном, из числа дезертиров и уголовников. Ну, а уж как умеют воевать чеченские боевики — нам с вами хорошо из недавней истории известно.
Для справки: с 1941 по январь 1944 года в Чечено-Ингушской АССР было ликвидировано 55 банд. На оперативном учете НКВД стояло более 150 бандформирований численностью до 3 тыс. штыков. Нелегально действовало Временное народно-революционное правительство. К моменту первого приезда Серова в Чечню, когда немцы, казалось, вот-вот оседлают Кавказ, повстанцы взялись за оружие практически во всех горных районах. Они впрямую контактировали с немецкой агентурой, забрасываемой с воздуха. Существовала реальная угроза нанесения удара с тыла.
Тем не менее до Грозного с его знаменитыми нефтепромыслами фашисты дойти не сумели, фронт покатился назад. Но Сталин Временного революционного правительства чеченцам не простил.
Несмотря на то, что подавляющее большинство призванных на фронт чеченцев и ингушей сражались геройски (десятерым присвоено звание Героя Союза), Вождь вновь излил свой гнев на целый народ.
31 января 1944 года Государственный Комитет Обороны СССР принимает совсекретное постановление № 5073 об упразднении Чечено-Ингушской АССР. Вое население республики «за пособничество фашистским захватчикам» подлежало депортации в Среднюю Азию.
Операцией, получившей кодовое название «Чечевица», лично руководил Лаврентий Берия. Она проходила с 23 февраля по 9 марта. Вместе с наркомом на Северный Кавказ отправились почти все его заместители, включая Серова.
Не очень понятно, почему, описывая эти события, он ни словом не поминает Берию: возможно, имя опального маршала госбезопасности было изъято из рукописи по политическим мотивам.
Когда мы прилетели в Грозный, четыре зама НКВД (это я, Круглов, Кобулов и Аполлонов) первым делом распределили районы, за которые каждый из нас должен отвечать, проводить учет чеченцев и т. д. По приказу на меня еще было возложено общее руководство [193].
После первого же совещания с руководящими сотрудниками и генералами, которое я провел и рассказал всем, с чего надо начать и что делать, я увидел, что они внимательно слушали, а в конце задавали вопросы, из которых я убедился, что они вообще не представляли, как это — в один час и день начать и закончить операцию.
После инструктажа я их послал по районам для практической работы. Сам же созвонился с секретарем Чечено-Ингушского Обкома партии Ивановым, и условились, что проведем совещание, на котором будут присутствовать секретари обкомов партии, председатель Совнаркома Чечено-Ингушской автономной области Моллаев и его заместители.
На совещании мы с Ивановым сообщили о принятом ГОКО и Правительством СССР решении о выселении, и какие обвинения Советское Правительство предъявляет чеченцам и ингушам.
Я привел ряд примеров предательского поведения чеченцев и ингушей, в том числе сказал и о бандитском отряде из числа чеченцев и ингушей, находившихся в тылу г. Грозного в горах, которым руководили фашистские офицеры, об оружии, которое немцы забросили туда, а чеченцы и ингуши с радостью готовились с тыла в тяжелый момент для Грозного вонзить нож в спину.
Между прочим, руководящие работники обкома и Совнаркома знали о подлом поведении своих братьев, а выступивший председатель Совнаркома Чечено-Ингушской области Моллаев добавил несколько фактов предательства к моему выступлению. Строго предупредили никому об этом решении не говорить, и они разошлись.
Подготовка длилась несколько дней, после чего я вызвал зам. наркомов Внутренних дел СССР проверить готовность в других районах. На этом совещании выявились факты враждебного поведения чеченцев и ингушей и в других тыловых районах, а некоторые, наиболее антисоветски настроенные, в открытую ждали немцев и угрожали русским и работникам НКВД, что они с ними «скоро расправятся».