Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Тема беседы Бодоя Бакси – "Армии Хо Ши Мина маршируют по ночам".
Бодой Бакси раскрывает маленький карманный ежедневник. Страницы ежедневника перепачканы. Обложка выцветшая, рваная. Он перелистывает пару страниц и поднимает глаза на слушателей. У него веселые глаза и беззаботная улыбка. Он как Оди Мэрфи, служи тот в СВА. Он произносит с некоторым воодушевлением:: "Мы начали наш исторический поход с восклицания "Нам Тьен!" – "Идем на Юг!".
Бодой Бакси говорит, а Сонг шепотом переводит мне на ухо. Она понимает, что понимаю я по-вьетнамски не очень, да и говорит Бодой Бакси по-северному, слишком быстро и с чересчур сильным акцентом для меня.
Бодой Бакси собирается развить столь внушительное начало, но тут Транг, его ручная обезьянка, перестает шелушить арахис, неожиданно цепляет лапой пробковый шлем капрала и стягивает его с капральской головы, обнажая коротко стриженную шапку волос, черных как тушь.
Вцепившись в пробковый шлем обеими лапами, Транг надевает его себе на голову. Мы все, конечно же, смеемся, но изо всех сил пытаемся не обидеть капрала, который бросается за маленькой бурой обезьянкой в тщетной попытке вернуть обратно свой головной убор. Некоторые из нас смеются, глядя как обезьянка верещит и скрывается вместе с пробковым шлемом за кормой броневика. До нас доносятся визги убегающего Транга.
Когда Бодой Бакси продолжает, мы снова сидим тихо и слушаем его уважительно: "До того как я вступил в Народную армию, я работал на заправке совсем рядом с Ханоем. Отец у меня каменщик, а мать по вечерам работает в больнице медсестрой-волонтершей.
Когда я уходил из дома, я сказал матери с отцом: "Считайте меня мертвым, и не печальтесь обо мне, а радуйтесь.
В моем учебном батальоне были товарищи солдаты со всего Вьетнама. Каждому выдали форму, ботинки, пробковый шлем, сетку от москитов, ранец, чашку для риса с парой палочек, и ремень со складов Русской Армии, с эмалированной красной звездой на пряжке. Столько добра нам надавали, что почувствовали мы себя большими богатеями.
Нам выдали кучу листов писчей бумаги, и мы стали жаловаться друг другу, что рвемся в бой с солдатами-марионетками сайгонских бандитов, и хотим побеждать во многих боях с американскими агрессорами-империалистами, а не тратить зазря время, указывая свои имена, дни рождения и названия деревень, откуда родом, на бесчисленных листах.
Учиться было тяжело, по шесть дней в неделю, а инструктора были очень строгими. Мы маршировали строем, бегали то в гору, то с горы, ползали под колючкой, бросали гранаты, истыкивали штыками плетеные манекены и учились чистить автоматы и хорошо из них стрелять.
Меня отправили на курсы и обучили оказывать врачебную помощь товарищам солдатам, раненым в бою.
В тот день, когда подготовка закончилась, мы были счастливы и горды, как никто на свете, и боевой наш дух был крепок. Мы понимали, какая великая это честь – попасть в число тех, кто будет защищать нашу прекрасную страну и наш образ жизни..
В Чепон мы поехали на поезде. Большинство моих товарищей ни разу не ездили на поезде, и нам было страшно. Но вскоре мы уже смеялись, шутили, мы были рады, что учеба позади, и ждали великих приключений и великих побед, которые одержим, защищая наших южных братьев, которые доблестно и непоколебимо дают отпор жестокому господству иностранных преступников. Из окон нашего поезда мы видели радостных детей, которые махали нам, стоя на спинах своих буйволов. Мы были их защитой. Мы были сыновьями их народа, солдатами народной армии, и каждый понимал в глубине души, что долг его перед народом велик.
Мы сошли с поезда и залезли в большие серо-зеленые русские грузовики. Фары у грузовиков были тусклые, со шторками. Двое суток мы ехали на этих грузовиках, и днем, и ночью. А когда слезли с грузовиков, то очутились в большом лагере, где были тысячи и тысячи бодойцев – товарищей солдат – таких же, как и мы. Мы никогда еще не видело столько солдат.
Командиры приказали нам снять форму и надеть черные пижамные комплекты. Нас проинструктировали, что если нас поймают, то мы – не бодойцы, солдаты правительства Севера, а чиенси – партизаны-южане из Фронта национального освобождения. Нам не говорили, куда мы пойдем. Мы не спрашивали.
Каждому бойцу выдали две гранаты, сто патронов, пончо, лопатку, автомат и восемь фунтов риса, который мы носили в гамаках, выложенных изнутри масляной бумагой, надевая их через плечо.
Мы нарезали прутиков с веток и привязали их бечевками к пробковым шлемам и снаряжению. Каждому бойцу выдали тяжелый груз – военные припасы, которые надо было тащить на спине. Мне дали ранец с шестью минами для 61-миллиметрового миномета.
Вечером накануне выхода в поход на Юг мы устроили празднество, рис приправили грибами и шинкованной рыбой. Мы даже выпили по паре банок пива, которое тайком протащили в лагерь. Послушали марионеточное радио, приняв меры, чтобы нас не поймали политруки, которые боялись, что нам может запудрить мозги пропаганда сайгонского бандитского режима. Если бы нас поймали, то политруки бы нас покритиковали.
Мы с товарищами купили карманные ежедневники, чтобы записывать подробности нашего исторического похода и писать стихи во время долгого пути на Юг, навстречу почти неминуемой смерти. Мы знали, как ценны будут наши записи для потомков после того как нас убьют в бою. Мы думали лишь о том, что будем сражаться до тех пор, пока нас не убьют. Мы были преданы делу спасения народа, которое очень свято.
Мы вырезали посохи и украсили их нашим девизом: "Живи по-геройски, со славой умри".
Мы шли и шли, казалось, что тысячи километров подряд. Мы видели, как маршируют и поют бодойские батальоны. Мы тоже пели. В горы, с гор, по едва заметным тропам, по мощеным дорогам, по джунглям – мокрым, зеленым, мрачным.
Пока мы шли по джунглям, труднее всего было переходить через реки и ручьи. Ноги были вечно мокрые, больные. Любой порез заражался. Пиявки были нашими постоянными спутниками.
Повсюду работали трудовые бригады Данконга, починяя Стратегическую тропу, которую иногда называли "Дорога Труонг Сон". Пиратские самолеты бомбили тропу каждый день, то где-то рядом с нами, то далеко от нас. Но ничто не замедляло поток велосипедов-верблюдов – китайских велосипедов, на каждом из которых было до тысячи килограммов военного груза.
Ели мы на пунктах питания, горячий рис, который варился в больших чугунных горшках. Мы видели госпитали, обширные базы снабжения, пушки-зенитки. Тысячи работников и бойцов жили по всей Стратегической тропе, помогая реке из батальонов Народной армии, которые шли на Юг. Продукты хранились в воронках от бомб, накрытых брезентом.
Росло число потерь от дизентерии. На второй неделе двое бойцов погибли под бомбами. Люди падали от жары – мы оставляли их в подземных госпиталях. Некоторые догоняли нас позднее, но некоторые умирали.
Я обрабатывал раны, выдавал лекарства, и регулярно проверял у каждого ноги, чтобы не было джунглевой гнили.
Полбатальона болели малярией. Помню, как целый день шел с такой температурой, что тело мое продвигалось вперед, а мозг в это время не работал.
К третьей неделе мы шли уже по джунглям, подвергшимся сильным бомбежкам, через сожженные, почерневшие влажные леса. Повсюду были воронки от озерных бомб, и мы видели жуткие места, где зачахли и умерли все деревья, все растения и вообще все живое.
На пятой неделе американские пиратские самолеты сбросили с неба огонь, и многие бойцы сгорели заживо. Огонь высосал воздух из легких, и я потерял сознание. Когда я очнулся, вместо деревьев торчали обугленные, дымящиеся пни, а у меня были ожоги на руках, на лице, на ладонях.
Два дня мы хоронили погибших, а потом собрали амуницию и продолжили поход. Мы шли по прекрасному лесу. На сотнях деревьев были вырезаны тысячи и тысячи имен бойцов, прошедших до нас. Когда мы отошли от этого необычного зрелища, то вырезали на деревьяв и наши имена. Мы устали, но хотели вдохновить наших братьев, которые пойдут по нашим стопам, когда мы с честью упокоимся рядом с нашими предками.. В тот день наш взводный сержант наступил на сусличью нору и сломал себе ногу.
