Такеши Китано. Автобиография - Китано Такеши (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Ко всему прочему у отца было слабое здоровье, к тому же он нередко злоупотреблял алкоголем. Он не особенно интересовался нами, что уж говорить о нём самом. Внезапно отец тяжело заболел, его разбил инсульт — часть мозга лишилась кислорода. Восемь лет он провел на больничной койке. Это были очень тяжёлые годы. Мама, я, мои братья и сестра по очереди приходили к нему в госпиталь. Иногда, мы ночевали прямо там, на полу, потому что отца нужно было кормить завтраком, обедом и ужином. Порой заболевала и мама или простужался один из моих братьев. Я же должен был быть самым сильным и ответственным, чтобы ухаживать за моим отцом, который едва мог пошевелиться. Это было нелегко, и мне приходилось прикладывать все усилия. Помню, однажды мама хотела помочь ему привести себя в порядок, а отец отказывался, но она всё же настояла на своём. Когда мать начала мыть его торс, она заметила, что он не хочет показывать левую руку. И что же мама обнаружила, подняв её? Татуировку!
На ней красовалось имя одной из её ближайших подруг: «Сачико». Представляете себе сцену? Отец вытатуировал на руке имя любовницы, которая к тому же была подругой его жены! Он был опозорен. Маме было так больно, что она готова была его тотчас прибить.
Я никогда с отцом не общался, да и он не пытался заговорить со мной. Помню, я и играл с ним всего только раз, на том пляже в Эносиме, когда он возил меня посмотреть на море. Пожалуй, это единственно счастливое воспоминание, связанное с отцом. Возможно, именно поэтому я храню в себе образ моря, который часто появляется в моих фильмах... Пока я был маленьким, отец говорил со мной всего раза три-четыре... Самое удивительное, что на смертном одре он сказал, что сожалеет об этом. Поздновато, не так ли? Однажды, в 1979 году, раздался звонок. В больнице умер мой отец, но потерял я его намного раньше.
Для меня учёба сводилась только к естественным наукам и математике. Остальные предметы я и в грош не ставил. Я не любил читать. Первые книги и журналы, появившиеся в пятидесятых годах, дома были запрещены. Хотя, когда я учился в лицее, один из моих старших братьев, Шигеказу, подрабатывал переводчиком на американской базе, так как он прекрасно говорил по-английски. Помимо работы брат ещё и учился, поэтому дома, в нашей крохотной квартирке, ему приходилось заниматься, часами сидя на ящике с апельсинами. Иногда вечерами он был вынужден читать на улице в свете электрических фонарей. Брат просто обожал книги, что ужасно раздражало отца. Когда старик возвращался пьяным, то начинал орать и обзывать брата дураком. «Кончай читать, ты нам спать мешаешь», — ревел отец. Брат же с лёгкостью доставал американские комиксы и романы на английском языке. Однажды я застукал его за чтением «Любовника леди Чаттерлей» Лоуренса. Помню, как однажды он принёс домой маленький телевизор. Я украл его и продал за двадцать тысяч иен, а потом отправился веселиться на пляж. На те деньги, что брат зарабатывал на базе, ему удавалось кормить всю семью. В известной степени долгие годы Шигеказу был единственным мужчиной в доме. Мама всегда им гордилась, говорила о нём только в превосходной степени, называла «маленьким гением». Другой мой брат, Масару, тоже тяжело работал, чтобы нам было на что жить. Деньги, которые он приносил в дом, помогли маме оплатить моё образование.
Что до меня, то я был ещё слишком мал. У меня достаточно большая разница в возрасте как с Шигеказу и Масару (он на пять лет старше), так и с моей сестрой Ясуко. Я всегда знал, что они меня очень любили. Для них я был любимчиком. Мне кажется, что с тех пор ничего не изменилось. Мои братья и сестра добились успеха. Я могу ими гордиться. Шигеказу руководит предприятием, Масару, он всегда был очень умный, — доктор наук, преподает в Университете Мэйдзи. Ясуко, она моложе братьев, не смогла учиться, где хотела, но благодаря упорству у неё тоже все получилось. Сегодня она с мужем владеет гостиницей в Какруйзаве.
Во времена моей молодости далеко не все подростки могли доучиться в лицее до конца. Многим приходилось завершать учёбу раньше, потому что у родителей заканчивались средства на их образование. Некоторые семьи даже не пытались отправить ребёнка в школу, потому что учёба стоила дорого. Что до меня, то мне очень повезло. Сначала я поступил в колледж и, несмотря на скромный семейный бюджет, смог его окончить. Затем я попал в лицей, где выяснилось, что я далеко не самый плохой ученик. Я обожал физику, биологию, различные подсчёты. В математике мне вообще не было равных.
В 1963 году Японию потрясло убийство Кеннеди. Мы же в лицее часто путешествовали с классом — собирались группами и отправлялись на поезде в тот, или иной город. Скоростных поездов ещё не существовало, и поездка часто длилась семь или восемь часов. Тогда я начал мечтать о знаниях, космосе, планетах, реактивных двигателях и машинах. Мои желания были просты: мне хотелось стать инженером-механиком, а затем устроиться на завод «Хонда». Если же с «Хондой» не сложится, то я видел себя исследователем — к примеру, морским биологом. Только так я мог утолить жажду великих открытий. Причиной столь сильного увлечения стало то, что я никогда не пропускал по телевизору фильмов о приключениях команды Кусто. Всякий раз, когда я видел, как он плывёт на корабле из одного океана в другой, как встречается с различными, иногда опасными морскими обитателями, как роскошные пейзажи сменяют друг друга, я говорил себе: именно этим я хочу заниматься. Только такая жизнь мне по душе.
Несмотря на всю неопределенность, я поступил в Университет Мэйдзи, на факультет машиностроения. Мама была счастлива, она гордилась моим высшим образованием. Мне же учёба давалась довольно легко. Я умудрялся добиваться хороших результатов, хотя почти совсем не учился, а к экзаменам если и готовился, то только в последний момент.
В конце 1960-х — начале 1970-х годов умами владела война во Вьетнаме. Я же много времени проводил в Канде, районе книжных магазинов, своеобразном Латинском квартале Токио. Эти годы резко отличались от послевоенного периода. В Японии начался расцвет духа, познание искусства. Я был просто очарован поп-артом, Энди Уорхолом, чувственностью Мэрилин Монро. Её лицо, шарм, сексуальность явились подлинным откровением. Для меня открытие этих символов Америки стало настоящим потрясением.
В те годы в страну хлынул поток иностранных студентов, в основном из Соединённых Штатов и Франции. Вокруг меня собирались псевдоинтеллектуалы, увлечённые немецкой и французской философией, любители великих теоретиков, среди которых особенно ценились Маркс и Ленин. Нет, я никогда не читал Маркса, а уж тем более Ленина и французских экзистенциалистов. Пришло время демонстраций и протестов против американо-японского договора (его ещё называли Анпо) о совместной безопасности между США и Японией. В Токио Университет Мэйдзи был одним из оплотов студенческого сопротивления. Вокруг меня мятежники проповедовали создание для студентов «свободной зоны» в токийском Латинском квартале, в Джинбочо, около Очаномидзу. Студенты протестовали против предполагаемого повышения стоимости обучения, забрасывали сухими комьями грязи стражей правопорядка, которые отвечали им ударами дубинок. Это было забавно, но долго так продолжаться не могло. Слишком сильно было социальное расслоение между студентами. Некоторые так яростно критиковали социально-экономическое положение Японии лишь потому, что сами были слишком бедны.
У меня сразу же возникло желание примкнуть к движению несогласных, но совсем не по. тем причинам, по которым вы подумали. Мои мотивы были далеки как от интеллектуальных соображений, так и от политики. На самом деле я думал, что, если удастся влиться в ряды протестантов, мне будет куда легче знакомиться с девушками... Я не придерживался какой-либо идеологии, обрести которую было проще, вращаясь в кругу интеллектуалов или став членом какого-нибудь движения. В университетском городке существовало несколько сект, но я не только не чувствовал с ними ни малейшей связи, но и с трудом мог отличить одну от другой. В конце концов я примкнул к «революции» 1968 года только потому, что ходили слухи, что там, за баррикадами, можно свободно предаваться любви. Поверьте мне, не было лучшего аргумента, чтобы привлечь молодёжь! Мне казалось, что если уж все говорят, то что-то в этом есть, поэтому я часто оказывался неподалёку от баррикад. На деле же вместо девушек приходилось иметь дело со стражами правопорядка. Однажды я собрал каски манифестантов трёх основных радикальных группировок и положил их около моей двери. Я думал, что домовладелец больше не осмелится прийти и требовать с меня квартирную плату. Но вместо него нагрянул полицейский. Он хотел меня допросить, припугнув парой крепких слов. В подобной ситуации начинаешь понимать, на что похожа политика, ощущаешь себя по-настоящему мыслящим человеком.
