Партизаны - Иванов Всеволод (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
- Иди ты подале, кила трехъярусная!..
Емолин опалял постройку взглядом и смолкал, а через минуту, словно в недуге, опять говорил:
- Пошевеливай мясом!..
Рубили углы амбара в лапу: бревна без выпуска концов, как тесовые ящики. Так хоть дерево бережется, но в избе холодней. Кубдя настоял, чтоб хоть наставляли стык бревна-в зуб: конец на конец, стесав оба накось и запустив один в другой уступом.
- Эх, рубители! - вскрикивал Кубдя.
Гнулись в единых взмахах мокрые спины. Под один гуд тесались бревна. Звенели дрожью, отсвечивая на солнце, большие, похожие на играющих рыб, топоры. Бледно-желтые смолисто пахнущие щепы летали в воздухе, как птицы.
Емолин ходил вокруг, неизъяснимо улыбался и говорил сказками:
- Столяры да плотники от бога прокляты; за то их прокляли, что много лесу перевели.
Натирая "нитку" мелом, Беспалых отвечал:
- Кабы не клин, да не мох, так бы и плотник издох!.. Уйди, человечий наструг, зашибу!..
Семисаженные мачтовики и трехсаженные кряжи лежали, тесно прижавшись желтой корой друг к другу. На коре выступала прозрачная смола и бревна пахли мхом.
Емолин не любил, когда курят:
- Надо скорей катать.
Плотники усаживались на бревна, закуривали и начинали разговаривать. Емолин ходил мимо, одним глазом смотрел на них, а потом, как гусь, заворачивал на-бок голову и смотрел в небо.
- Солнце высоко, ребята.
Уже сюда, в Улалейскую обитель, забросило перо ветром: везде, говорили, народ бунтуется и хотят свою крестьянскую власть. Это говорили и приезжие мужики, и бабы, привозившие провизию, и Емолин твердил:
- Сруб кончите, запишемся в дружину "креста" и айда большевиков крыть!..
Соломиных гудел что-то под нос, гудело под ним бревно, а Кубдя неожиданно спросил:
- У тебя баба брюхата?..
- На кой тебе хрен ее брюхату надо?
- К тому, что скоро брюхатых мобилизовать будут. Народу не хватат.
Емолин качнул головой:
- Дурак ты, Кубдя, хоть и большой человек. Брякашь зря.
- Ей-богу!.. Они такой-то народ боятся брать, бунтуют. А брюхатых как раз, как забунтуют, так и скинет.
- Порют вас мало.
- На чей скус...
Плотники захохотали, а Беспалых замахал руками:
- Уходи лучше, драч, уходи!..
Емолин хвалился:
- Донесу милиции, против правительства идете.
Плотники хохотали:
- Донеси только, нос отрубим.
Однажды пришел из лесу настоятель. Емолин перед тем матерно выругал Беспалого и, увидев настоятеля, согнулся, сделал руки блюдечком и подошел под благословенье.
На плече у настоятеля лежали удилища и в правой руке котелок с рыбой. Он поставил котелок на землю и благословил Емолина.
- Как работаете?
- Ничего, слава богу, отец игумен.
Беспалых ударил топором в бревно и пропел вполголоса:
- Отец игумен, вокруг гумен...
Монах должно быть услыхал. Он пошевелил удилищами на плече. Был он сегодня недоволен плохим уловом и сказал строго Емолину:
- А плотники-то твои, сынок, развращеннейший народ.
Емолин в душе выругался, но снаружи вертляво обошел вокруг монаха и заискивающе сказал:
- По воспитанию, знаете, отец игумен.
У игумена была ровная черная борода, казавшаяся подвешенным к скулам и подбородку куском сукна; Кубдя посмотрел ему в бороду и подумал: "вот, нетяг!".
И неожиданно игумен бросил удочки на землю, как-то сразу пожелтел и, взмахнув широкими рукавами рясы, закричал на Емолина:
- Молчать!.. Не разговаривать, сукин сын!.. А-а?..
Емолин испуганно попятился, плотники взглянули на его сразу осевшую фигуру и захохотали. Монах обернулся к ним, подскочил к срубу, плюнул и крикнул:
- Прокляну, подлецы!..
И, не подобрав удочек и ведерки, ушел, издали похожий на колокол.
Емолин смущенно сморщился и нерешительно протянул:
- Вот нрав.
Немного погодя добавил:
- Стерва, а?..
Плотники оставили топоры и хохотали.
За удочками пришел тонкий и длинный, похожий на камышинку, монашек в облезлой бархатной скуфье и ряске из "чортовой кожи".
- Что ты монах будешь? - крикнул ему Горбулин.
Монашек застенчиво ответил:
- Рясофорный, я... Не пострижен...
- У те чо, молоко-то бугаи эти высосали, ишь ведь как холстина?
- Они высосут! - подхватил Беспалый.
Монашек покраснел.
Плотники осмеяли его, и он, заплетаясь длинными ногами в больших сапогах, потащил удочки и котелок.
Емолин долго ругал игумена, а потом набросился на плотников. Кубдя послал его к "едреной бабушке" и подрядчик смолк. С городскими рабочими он поступил бы круче, но эти могли бросить работу и уйти.
Говорили, что в Алтае ездят карательные отряды и усмиряют крестьян. После того, как были разогнаны большевики, этих "карателей" крестьяне встречали с радостью и помогали арестовывать и бить и деревенских и городских разбежавшихся большевиков. Теперь впереди "карателей" шло темное и страшное, что обрушивалось часто на "большевицкие" деревни и хоронило в огне и крови роптавших.
Но и каратели не появлялись по одному. Из леса стреляли по одиночкам и, подстрелив, прибивали гвоздями к плечам погоны, а потом бросали посреди дороги - на страх и поучение.
На Зосиму-Савватия пчельника Кубдя сказал Беспалому:
- Завтра - крышка!
- Чего? - не понял тот.
- Не работаем.
Беспалых подумал и недоумевающе вздернул плечи:
- Не пойму, парень.
- Зосим-Саватий...
- Ну?
- В Улее престол.
Беспалых даже подпрыгнул:
- Вот чорт, а я и забыл. Идем, что ли?
Кубдя посмотрел вверх. Редкие прозрачные облака, как кисея, застилали небо. Ниже, они падали на тайгу.
- Люблю игорничать... Айда пополюем.
- Ружья нету.
- Соломиных привез берданку.
- Не даст.
- Даст. Он в гости идет, с утра завтра, с Горбулиным вместе, на престол. В Улею.
Беспалых поддернул штаны, быстро высморкался и пошел просить берданку.
На утро день был чистый, чуть ветреный. Кубдя и Беспалых надели на лицо и шею сетки от комаров, зарядили берданки и спустились к речке. В тальнике ветра не было, тонким неперестающим звоном пел комар, пролетал через сетку и яростно кусался. Под ногами хрустя ломались гнилые сучья, пахло илом, осокой. Река казалась иссиня-черной, а мелкий песок желтым.
