Вячеслав Тихонов(Тот, который остался!) - Захарчук Михаил (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗

Тогда мы изобрели такой способ: делили улицу на двоих. Каждый шел по своей стороне и собирал чинарики. Набрав гору заплеванных, раскисших под снегом чинариков, шли в наш штаб. Штабом мы называли дом, где жили два брата-сироты. Затапливали русскую печь, расшелушивали все наше богатство на сковородку, сушили табак, а потом крутили цигарки из газет, как сейчас помню, „Правда“ и „Красная звезда“.

Когда отец вернулся с войны, сразу почувствовал, что от меня пахнет табачком. „Никак покуриваешь, сынок?“ — спросил. Ну а что я мог ему ответить? Молчал, потупив голову. Время досталось такое: мальчишескому уставу нужно было соответствовать. Отец на работе целый день, мать тоже. А я сам себе предоставлен. И вокруг меня — такие, как я.

Нет, бывали, конечно, серьезные, „педагогические“ разговоры с отцом, но всегда в мягких тонах. И не более чем разговоры. Даже моя татуировка не вывела его из себя.

Воспитывался я в простой рабочей обстановке. Меня всегда окружали дети рабочих. В маленьком ткацком городке, где я рос, отношения между людьми тоже строились просто. Нас не столько школа воспитывала, сколько улица. Мальчишеское братство на свой путь наставляло. Эта наколка и курение — мои пожизненные дань и ясак ему. Во времена моего военного детства все ходили с наколками — так модно было. Хорошо еще, мне хватило ума наколоть только свое имя „Слава“. Потом никак не мог от этой опрометчивой надписи избавиться. Так и играл двух князей с наколкой на руке. Со временем научился прятать от глаз людских эти выцветшие пять букв. Но странное дело: никогда не досадовал на них. Как и никогда не устыдился своего босоногого, голодного и холодного военного детства. Всю жизнь оно мне душу греет».

После ремеслухи Слава Тихонов пошел работать слесарем на военный завод. Трудился прилежно, и его как передовика производства руководство предприятия определило на подготовительные курсы Московского автомеханического института. Мать с отцом облегченно вздохнули. На ближайшие годы судьба сына обретала стабильность.

Им пришлось, правда, изрядно поволноваться, когда Слава пренебрег техникой безопасности, непозволительно низко наклонился над обтачиваемой деталью и ему до крови запорошило глаза металлической пылью. Слава богу, доктор сумел тонким магнитом удалить ее.

После операции Тихонов поехал в столицу, чтобы сдать документы в приемную комиссию автомеханического института. В дороге, однако, передумал и направился на киностудию «Мосфильм». Почему-то ему казалось, что именно там должны готовить кадры для кино. Встал в сторонке и принялся наблюдать за людьми, входящими и выходящими с территории. Долго решал, как впоследствии оказалось, почти судьбоносную задачу: к кому тыркнуться за разъяснениями. Наконец ему приглянулся один мужик, по виду артист точно.

«Извините, — обратился он к этому человеку, страшно волнуясь, — вот я хочу в кино сниматься. Куда мне документы надо сдавать?»

Ну и кто мне возразит, скажет, что юношей на ту пору не руководил указующий перст судьбы? Ведь у себя в Павловском Посаде он никому никогда даже словом не обмолвился о заветной мечте, а тут выложил ее первому встречному.

Правда, этот встречный оказался еще в своем роде и провидцем.

Он не посмеялся над растерянным провинциалом, но заговорил с ним участливо, почти заинтересованно:

«А что ты, парень, умеешь делать?»

Слава с ответом не нашелся, пролепетал что-то невнятное, вроде того, что не боги, мол, горшки обжигают.

«Да, брат, не боги, но мастера точно. А мастерству сниматься в кино учат во ВГИКе. Есть такой институт. Москву знаешь? Ну, тогда езжай на трамвае номер тридцать девять до ВДНХ. Справа от нее будет институт. Возле него засохший фонтанчик. Вход с парадного подъезда. Поднимешься на второй этаж, повернешь налево и увидишь на дверях табличку с надписью „Приемная комиссия“. Там и сдашь свои документы. Удачи тебе, артист!»

Слава в точности выполнил это указание и поехал домой. Каких только мыслей не передумал за время той дороги. Ведь о своем решении он действительно не сообщил никому на всем белом свете! Сам, словно движимый какой-то неведомой силой, направил свои стопы вовсе не туда, куда его проводили всей семьей — в автомеханический институт, — а в нечто неведомое, пугающее и одновременно притягивающее, словно глубокий зев колодца, именуемое коротким словом «кино».

Впрочем, страшила юношу вовсе даже не реакция родных и близких на собственный дерзновенный поступок. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест. Другая мысль, полная обреченного трагизма, не давала ему покоя.

«Вот, положим, — рассуждал парень, — приняли у меня документы. Никуда бы они не делись, с бумагами у меня порядок полный. Да и оценки в аттестате приличные. Но потом ведь пойдут такие испытания, что с ними мне ни в жизнь не справиться. Вот и выгонят меня с треском. И что тогда? Как возвращаться в городок, где тебя каждая собака знает, и все будут ехидненько так интересоваться: ну что, артист погорелого театра, указали тебе от ворот поворот?»

Все произошло в точности так, как он и предполагал. Дома случился не просто переполох — все выпали в ступор. Какое кино? Какой такой ВГИК?

«Ты в своем уме, сынок? — гневно интересовался отец Василий Романович. — Ведь у нас с тобой обо всем уже трижды говорено-переговорено».

Дядя Володя на полную мощь включил свой «артистический» авторитет:

«Понимаешь, Слава, кино — это такая клоака, что умные люди, да хоть меня возьми, обходят его десятой дорогой. Там надо руками, локтями работать и по трупам шагать. Это не для тебя с твоим робким характером».

Мама, Валентина Вячеславовна, утирая слезы, приговаривала:

«Сынок, тебе надо получить такую профессию, чтобы она и тебя, и твою будущую семью кормила. Не нравится тебе автомеханический институт, иди в Тимирязевскую академию — все же верный кусок хлеба».

«Одним словом, — вспоминал Вячеслав Васильевич, — шум и гам стояли в нашем доме, каких я доселе не слышал. Очень всех задела моя неожиданная строптивость. На шум вышла бабушка — глава нашего дома, очень мудрая женщина и доброты невероятной. Если есть во мне доброта, то она от нее. А если есть строгость — это от деда. Он был машинистом, водил длиннющие поезда по Нижегородской ветке. Не пил и не курил, был до чрезвычайности строг, но все его любили.

Так вот, вышла моя бабушка, сама доброта, и, обращаясь к домашним, сказала: „Валя, Вася, Володя, вы не запрещайте Славику идти туда, куда он хочет. Он еще молодой и сам не раз сможет свое решение изменить. Но если вы ему сегодня запретите, он всю жизнь будет считать, что вы ему помешали“. Произнесла эти мудрые слова и тихо ушла обратно в свою комнату.

После этого я с молчаливого родительского согласия стал готовиться к экзаменам во ВГИК. Почему я тогда проявил столь завидное упорство, даже затрудняюсь это объяснить. Никаких таких дарований особых во мне не замечалось, да и поводов к их выявлению тоже не наблюдалось. Шла тяжелейшая война, и главная задача была в ней выжить.

Откуда же во мне возникла тяга к кино? Полагаю, что все обстояло гораздо проще, чем теперь кажется. И в предвоенные годы, и особенно в период долгой войны мое поколение познавало мир в основном через кинематограф. Через те яркие, запоминающиеся образы, что создавались известными и популярными актерами. Мы и сами не ведали, как исподволь в нас рождались мечты героического плана. Мы почти всегда отождествляли актера с его героями. Бабочкин, Черкасов, Жизнева, Андреев, Чирков, Алейников, Жаров, Бернес, Крючков, Марецкая — все они и были для нас самыми настоящими героями. Они увлекали наше юношеское воображение, становились для нас нравственным примером.

Возможно, что для меня кино более органически, чем у других, вошло в мои детство и юность. А уже впоследствии это как-то преобразовывалось в стремление узнать мир кино изнутри. Уже ощущалась недостаточность пассивного созерцания чужих судеб и страстей. Уже возникало непреодолимое желание самому жить и действовать на экране. Хотя, понятное дело, мне тогда и в голову не могло прийти, сколько потов сойдет с меня до первой роли. А вернее сказать, до первой настоящей роли, до того „момента истины“, с которого, по существу, рождается актер».