Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод (книги .txt) 📗
В это время он заключил контракт с «Триарием», на выпуск всех альбомов «Аквариума» первого периода на CD, что было названо архивом «Аквариума». Ещё один реверанс в нашу сторону, нас – самодеятельный «Аквариум», сдали в архив. «Настоящий» «Аквариум» начинает профессиональную работу в профессиональных студиях, преимущественно в Англии с музыкантами, которые нанимаются по профессиональным признакам. По старинному обычаю, к записи этих альбомов приглашаются заморские музыканты, усиливающие звучание группы, и конечно же это трудно сопоставить с тем уровнем записи, на котором в древние времена были записаны все те любительские альбомы. Но как бы это сейчас не называлось, я рад тому, что мы получили деньги за то, что в течение стольких лет делали за так. Хотя Боб считает, что эти деньги он нам заплатил, в то время, как мне кажется, что мы их заработали.
Получив часть этих денег, я купил электрическую гитару и велосипед своему племяннику Василию, а остальные деньги вложил в развитие клуба. Титович уговорил меня купить у него восьмиканальный магнитофон «Tascam», который уже несколько лет стоял в студии на Фонтанке и служил стулом. Я по-прежнему мечтал о том, что нам удастся построить свою студию. Но магнитофон не дожил до этого дня и почти сразу умер. Мы только успели записать альбом «Markscheider Kunst» – «Кем Быть?», который за неимением студии записали прямо в фойе, и их же концерт, который так и остался не сведенным. Также я купил несколько ламповых усилителей, всю фирменную арматуру для нашей обветшалой ударной установки и фирменное железо, что сразу качественно изменило и без того хороший звук. В силу своего не прагматичного характера, когда ситуация была настолько неопределенной, что ни один здравомыслящий человек никогда бы не начал бы делать вложения, мы решили сделать ремонт. Мы укрепили и подняли сцену и решили отреставрировать пол в зале, который также служил танцевальной ареной для театра «До», и который за время существования клуба мы совершенно уничтожили. Мой старый друг Гена Степаненко, которого я пригласил для консультации, посоветовал залить пол жидкой пластмассой по какой-то современной технологии, что-то типа эпоксидной смолы. Я загорелся этой идеей и вбухал туда невероятные деньги. И нисколько об этом не пожалел бы, поскольку клуб просуществовал ещё два года. Но только через полгода пол разлетелся вдребезги. Оставлять его в таком виде было невозможно, и его пришлось два раза реставрировать, снова вкладывая деньги. Таким образом, я поставил памятник самому себе. Поскольку в летнее время продолжали бросать бутылки на улицу, то на окна пришлось поставить сетки. Мебели в клубе не было никакой, остатки красных кресел мы выкинули, и сидеть посетителям было негде. Лена поехала в ЦПКиО и по остаточной стоимости купила старые садовые скамейки, а на кладбище памятников она нашла железобетонные ноги от статуй Матроса и Комсомолки. Они были совершенно неподъемными, но отказываться от таких вещей нельзя. По приезде оказалось, что затащить их вовнутрь не представлялось возможным. Нам насилу удалось впрячься и поднять ноги Комсомолки на второй этаж, но ноги Матроса мы смогли перетащить только через порог, и их пришлось оставить прямо у входа.
Чуть позже в одном баптистском магазине мы натолкнулись на старую датскую военную униформу. Это были прекрасно скроенные кителя мышиного цвета образца шестидесятых годов, и мы одели в них всю нашу команду. А также купили ещё несколько штук и повесили их продавать, как в некоторых местах продают футболки. Так неожиданно появился и сформировался «TaMtAm»-стиль.
За это время вырос авторитет клуба. Мы уже ко всему притерлись и спокойно и расслаблено делали свое дело. В городе появились первые альтернативные радиостанции. Самой мощной стала «радио Катюша». Это было здорово, она была очень живой – все ди-джеи были музыкантами и крутили интересную некоммерческую музыку. Естественно они освещали все, происходящее в клубах, включая «TaMtAm». Как ни странно, для нас это имело обратный эффект. Как я уже говорил, я сторонился рекламы нашей деятельности и видел опасность в лишней информации. Мы имели постоянную аудиторию, и у нас всегда был аншлаг. И вдруг, когда по радио стали передавать клубную афишу, то у нас образовался некоторый спад аудитории. Вообще слово «клуб» становилось модным. Его стали трепать, каждая газетенка хотела печатать клубную афишу. Появились ночные клубы и казино. Обыватель не видел разницы между музыкальным клубом и ночным клубом со стриптизом. Мне стали звонить какие-то люди с тем, чтобы я продиктовал репертуар нашего клуба. Я не хотел этого делать, но они всё равно как-то узнавали и печатали во всех бульварных изданиях. Неожиданный удар ожидал нас в лице нашего сотрудника Альберта, который стал издавать фанзин под названием «TaMtAm». Он помещал фотографии с концертов и печатал какую-то ахинею. Увидев такой опус, я по хорошему пытался убедить его в том, что я имею право на то, чтобы самому распорядиться тем, что я делаю, что если бы я хотел издавать свой журнал, то давно бы это сделал. Он считал, что это уже давно мне не принадлежит – джин выпущен из бутылки, и продолжал свою деятельность. Я начал терять самообладание, и Альберт был изгнан. Это был абсурд. Все время появлялись какие-то люди, которые лучше меня знали, как следует делать то, что мы уже давно делаем. Мы значительно потеряли аудиторию и вынуждены были прибегнуть к тому, чтобы печатать свои флайеры и маленькие афиши и клеить их на Пушкинской, 10 и в других тусовочных местах.
Когда весной следующего года я поехал на Каменный остров, чтобы разведать ситуацию на корте, то оказалось, что там уже новые хозяева, которые начали ремонт дома. Я зашел к соседям и поговорил с Сашей Караваевым. Они пока не знали нового хозяина, но вроде это какой-то крупный предприниматель. Саша посоветовал приехать попозже и поговорить с хозяином, поскольку всё равно кому-то надо будет ухаживать за кортом. Судя по всему они его сохранят. Первым делом они спилили вековые деревья и поставили военизированную охрану. И конечно же наниматься к такому хозяину было западло. Это был конец, прошла целая эпоха.
Я предполагал, что закрытие этого места непременно отразится на другом. «TaMtAm» лишился своей значительной составляющей. Начиналось лето, и мы думали куда бы переметнуться с летней тусовкой, но такие места сразу не появляются, надо было ждать. И в этот момент нам поставили ещё одну подножку. Конечно же как и в любом другом бойком месте у нас была проблема наркотиков. Или как это теперь называется был незаконный оборот наркотиков (что люди подразумевают под законным оборотом, я до сих пор не понимаю). То есть люди курили траву, угощали друг друга и вероятно кто-то приторговывал. Я ничего не имею против травы, среди моих друзей очень много людей, которые курят, и я сам в юности проходил через это. Но после каждого концерта, убирая туалет, мы находили несколько шприцов. Это было крайне неприятно. Иногда рядом со шприцами мы находили бездыханные тела. И, по счастью, нам всегда удавалось вовремя оказать помощь, правда некоторые посетители покидали клуб в карете скорой помощи. Но я знал, что с этим ничего нельзя поделать. И это проблема не этого места, а проблема этого времени, которая в этот период выявилась в этой стране и приняла массовый характер. Я не знал тех людей, кто торгует. Но видел, что идет какая-то возня в районе туалета. Иногда заходили какие-то подозрительные личности, кого-то искали, с кем-то разбирались. Вероятно существовала своя система контроля над теми, кто торговал, и вероятно они кому-то платили. Я не имел никакого желания влезать во все это. Но как-то нагрянул Комитет по незаконному обороту наркотиков в сопровождении отряда ОМОН в количестве пятидесяти человек. Это была запланированная операция – они ворвались, всех положили на пол и начали обыск. У кого-то что-то находили, кого-то били, кого-то куда-то тащили, но меня почему-то не трогали. Вероятно, кому-то было дано указание меня не трогать, и мне дали безнаказанно ходить и орать на них. Наверное, их это забавляло. Ни один офицер не реагировал на меня, просто просили отойти в сторону и не мешать. Я чувствовал полную беспомощность. Они арестовали сто двадцать человек и увезли их в отделение. Концерт естественно прекратился. Половину отпустили сразу, остальные просидели до утра, но только нескольким ребятам предъявили обвинение. На лицо была эффективность акции. Можно арестовать любых сто человек в метро, и результат был бы такой же. Но опротестовывать подобные акции было невозможно. На следующий день на концет пришло ещё больше народу, и все были возбуждены происшедшим. Но через неделю все повторилось, и не сей раз они приехали со съемочной группой и отсняли репортаж, который показали в передаче «Криминальное досье». Это нам сделало ещё большую рекламу. Через какое-то время налет ОМОНа стал просто нормой, и уже становилось совсем не смешно. В нашей игре прибавилась ещё одна острая грань. А примерно через месяц, во время очередного рейда, нас арестовали за нелегальную продажу пива, что и вовсе было грустно. Это оказалось серьезно. Лену судили, поскольку она взяла всю ответственность на себя. Мы заплатили крупный штраф и оказались в финансовой яме. Правда через некоторое время, на свой страх и риск, мы всё-таки возобновили торговлю пивом, но в меньших количествах, и делали это аккуратно, соблюдая меры предосторожности. Без этого нам было не выжить. Но всё равно такой прибыли, какую мы имели тогда, у нас больше не было. Кончилась безмятежность и начался период выживания.
