Убежище. Дневник в письмах (др.перевод) - Франк Анна (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Хватит на сегодня, adieu! [48]

Милая Китти!

Я не забываю свой сон о Петере Схиффе (см. мой дневник за начало января). Когда я вспоминаю его, я и сегодня чувствую, как его щека прикасается к моей, – изумительное ощущение, от которого все становится хорошо. С моим здешним Петером у меня тоже подчас возникало это ощущение, но никогда – с такой силой… вплоть до вчерашнего дня, когда мы, как обычно, сидели на диванчике и обнимались. И тут вдруг обычная Анна исчезла, и ее место заняла другая Анна, совсем не похожая на первую – насмешливую и дерзкую, другая Анна, у которой одно желание – любить и быть кроткой и нежной.

Я сидела прижавшись к нему, меня захлестнуло волнение, слезы навернулись на глаза, одна упала ему на комбинезон, другая побежала вдоль носа и тоже капнула ему на комбинезон. Заметил ли он? Он не выдал этого ни одним движением. Чувствовал ли он то же, что и я? Он почти не произнес ни слова. Знал ли он, что рядом с ним две Анны? Все это вопросы без ответа.

В полдевятого я встала, подошла к окну, там мы всегда прощаемся. Я все еще дрожала, я все еще была другой Анной, он подошел ко мне, я обняла его за шею и поцеловала в щеку и только хотела поцеловать в другую, как наши губы встретились и – куда тут денешься? – прижались друг к другу. Голова у нас кружилась, мы прижимались губами еще и еще, мы хотели, чтобы это никогда не кончалось… Ах!

Петеру так нужна нежность, к тому же он впервые в жизни открыл для себя девочку, впервые увидел, что даже у самых вредных девчонок есть душа и сердце, и стоит им остаться с мальчиком наедине, как они меняются. Впервые в жизни он подарил кому-то свою дружбу и самого себя, до сих пор у него никогда не было ни друга, ни подруги. Теперь мы нашли друг друга, я ведь тоже его не знала, у меня ведь тоже никогда не было близкого друга, и вот во что это вылилось…

И снова вопрос, который не оставляет меня в покое: «Хорошо ли это?» Хорошо ли, что я так быстро уступаю, что я такая пылкая, такая же пылкая и страстная, как и сам Петер? Можно ли мне, девочке, настолько давать себе волю?

А ответ один: «Я так страстно хочу этого, так долго этого ждала, я так одинока и теперь наконец нашла утешение».

Утром мы ведем себя обычно, днем тоже вполне обычно, кроме отдельных случаев, но по вечерам на поверхность вновь всплывает тяга друг к другу, накопленная за целый день, воспоминания о счастье и блаженстве прошлых встреч, и мы думаем только друг о друге. Каждый вечер, после прощального поцелуя, я хочу броситься прочь, не смотреть ему в глаза, прочь, прочь, побыть в темноте, одной!

Но что же я нахожу, когда спускаюсь на четырнадцать ступенек? Яркий свет, расспросы, смех, надо тут же чем-то заняться и вести себя так, чтобы по мне ничего не было заметно.

Мое сердце еще слишком растревожено, и я не могу сразу отойти от потрясения вроде того, что я пережила вчера вечером. Кроткая, нежная Анна является слишком редко и потому не поддается, когда я пытаюсь тут же выставить ее за дверь. Петер затронул мое сердце глубже, чем кто-либо другой в моей жизни, если не считать моего сна. Петер захватил меня, вывернул мою душу наизнанку, и разве не каждому на моем месте был бы необходим покой, чтобы прийти в себя? Ах, Петер, что ты сделал со мной? Чего ты хочешь от меня?

К чему могут привести наши отношения? Теперь, когда все это происходит со мной, ах, как хорошо я понимаю Беп, понимаю ее сомнения; будь я постарше и захоти он жениться на мне, что бы я ему ответила? Анна, будь честной! Ты не могла бы выйти за него замуж, но и отказаться от него так трудно… Характер у Петера еще не сформировался, у него слабая воля, слишком мало мужества и силы. Он еще ребенок, душой он не старше меня; он ищет лишь покоя и счастья. Неужели мне и правда только четырнадцать? Неужели я и правда всего лишь глупая школьница? Неужели у меня и правда нет никакого опыта? Но у меня больше опыта, чем у других, мне пришлось пережить такое, чего никто в моем возрасте не испытывал.

Я боюсь самой себя, я боюсь, что в своей страсти слишком скоро отдам себя, тогда уже потом с другими мальчиками не может быть ничего хорошего. Ах, как трудно, снова и снова сердце спорит с рассудком, то время говорить сердцу, то время говорить рассудку, но могу ли я быть уверена, что правильно выбрала время?

Милая Китти!

В субботу вечером я спросила у Петера, считает ли он, что я должна рассказать папе про нас, он помялся, но потом сказал, что да. Я обрадовалась, это говорит о том, что чувство у него чистое. Спустившись вниз, я тут же пошла вместе с папой за водой и еще на лестнице сказала:

– Папа, ты ведь наверняка понимаешь, что, когда мы сидим с Петером, мы не отодвигаемся друг от друга на целый метр, ну и как, по-твоему, это плохо?

Папа ответил не сразу.

– Нет, Анна, я не считаю, что это плохо, но здесь, где мы живем, так скученно, ты должна быть осторожна.

Он добавил еще что-то в этом духе, и мы пошли наверх. Утром в воскресенье он позвал меня к себе и сказал:

– Анна, я еще раз подумал (мне стало страшно!), здесь это, в общем-то, не очень хорошо, до сих пор я полагал, что вы просто добрые друзья. Петер в тебя влюблен?

– Ну что ты, – ответила я.

– Дочка, ты ведь знаешь, я вас очень хорошо понимаю, но будь более сдержанной, не ходи наверх слишком часто, не особенно поощряй его. В таких делах активной стороной всегда бывает мужчина, а женщина его сдерживает. На свободе все было бы совсем иначе, ты общалась бы с другими девочками и мальчиками, могла бы куда-нибудь уйти, заниматься спортом и мало ли чем еще, но здесь, где вы слишком много бываете вместе и ты не сможешь уйти, если захочешь, вы видитесь постоянно, можно сказать, ежечасно… Будь осторожна, Анна, и не относись к этому слишком уж серьезно.

– Я и не отношусь, но Петер порядочный, он милый мальчик!

– Да, но он слабохарактерный, он легко поддается любым влияниям, как хорошим, так и дурным. Надеюсь, что хорошее возобладает, ведь от природы-то он хороший.

Мы еще немного побеседовали и пришли к тому, что папа поговорит с Петером тоже.

В воскресенье днем на мансарде Петер спросил:

– Ну как, Анна, ты поговорила с отцом?

– Да, – ответила я, – сейчас я тебе расскажу. Папа не видит в этом дурного, но он считает, что здесь, где мы все сидим друг у друга на головах, легко могут возникнуть столкновения.

– Мы же обещали друг другу, что не будем ссориться, я собираюсь выполнить обещание.

– Я тоже, Петер, но папа не думал, что у нас «такие» отношения, он считал нас просто добрыми друзьями. Как ты думаешь, теперь это уже невозможно?

– Для меня возможно, а для тебя?

– Для меня тоже. Папе я тоже сказала, что я тебе доверяю. Я доверяю тебе, Петер, на все сто процентов, так же, как ему, и я считаю, что ты этого заслуживаешь, ведь так?

– Надеюсь. (Он очень смутился и немного покраснел.)

– Я верю в тебя, Петер, – продолжала я. – Я верю в твой хороший характер и в то, что ты кое-чего достигнешь в жизни.

Мы заговорили о чем-то другом, а потом я сказала:

– Я знаю, что, когда мы выйдем отсюда, ты меня забудешь.

Он вспыхнул.

– Это неправда, Анна, нет-нет, ты не должна так думать обо мне.

И тут нас позвали.

Папа поговорил с ним, Петер рассказал мне об этом в понедельник.

– Твой папа сказал, мол, эти ваши дружеские отношения когда-нибудь могут перейти во влюбленность. Но я ответил, что мы будем помогать друг другу не переходить границ.

Теперь папа хочет, чтобы я реже ходила наверх по вечерам, но я с этим не согласна, не только потому, что мне приятно быть с Петером, а еще потому, что я сказала ему о своем доверии. Я действительно ему доверяю и хочу это доказать, а если я из недоверия не буду к нему ходить, я никогда не смогу доказать свое доверие.