Адольф Гитлер (Том 1) - Фест Иоахим К. (лучшие книги txt) 📗

Наиболее колоритной фигурой его окружения был молодой Герман Эссер. До того он практиковался в редакции газеты и служил референтом по печати в войсковой команде рейхсвера. Кроме Гитлера это был единственный талантливый демагог, которым располагала в то время партия, «мастер устраивать шум, умеющий это делать чуть ли не лучше Гитлера… оратор-дьявол, хоть и из ряда разрядом пониже». Умный и ловкий, он умел составлять общепонятные и образные формулировки и представлял собой тип бульварного журналиста, неутомимого в сочинении историй, разоблачающих приватную жизнь евреев и спекулянтов. Добропорядочные мелкие буржуа в рядах партии стали вскоре упрекать его в присущем его компаниям «тоне свинопаса» [322]. Ещё будучи школьником в Кемптене, он призывал совет солдатских депутатов поднять на штыки кое-кого из буржуев. Вместе с Дитрихом Эккартом он был одним из первых и самых рьяных творцов мифа о Гитлере. Сам же Гитлер, порой не очень жаловал своего радикального соратника и, если верить источникам, не раз заявлял, «что Эссер – сукин сын» и что он терпит его только, пока у него в нём есть нужда»

В каком-то отношении Эссер был схож со школьным директором из Нюрнберга Юлиусом Штрайхером, заставившем говорить о себе как об апологете порнографического махрового антисемитизма и казавшемся одержимым в своих безудержных фантазиях насчёт ритуальных убийств, еврейского сластолюбия, мирового заговора, кровосмешения и всепоглощающего маниакального представления о черноволосых похотливых бесах, сопящих над непорочной, арийской женской плотью. Конечно, Штрайхер был ограниченнее и глупее, но в плане локальной эффективности он мог даже соперничать с Гитлером, к которому относился поначалу с нескрываемой враждебностью. Кое-какие факты говорят в пользу того, что вождь мюнхенской НСДАП так обхаживал Штрайхера не только потому, что хотел использовать его популярность в собственных целях, но и потому, что чувствовал себя связанным с ним одними и теми же комплексами ненависти и бредовыми представлениями. И он до самого конца, всем нападкам вопреки, сохранит лояльность по отношению к «фюреру франконцев» и скажет уже во время войны, что хотя Дитрих Эккарт как-то и сказал, что Штрайхер кое в чём идиот, но обвинения в адрес «Штюрмера» [323] он разделить не может: «на деле Штрайхер еврея идеализировал». [324]

В противоположность этим личностям, придававшим партии, несмотря на все её стремление к массовости, узкий профиль и державшим её в тисках пошлости и обывательщины, капитан авиации Герман Геринг, последний командир легендарной эскадрильи истребителей Рихтхофена, привнёс в окружение Гитлера определённый светский акцент, олицетворявшийся до того одиноким, презрительно стоявшим выше всего этого антуража «Путци» Ханфштенглем. Этот жизнерадостный человек с широко расставленными ногами и зычным голосом был свободен от отталкивающих психологических черт, отличавших, как правило, гитлеровских приближённых; он пришёл в партию, потому что она обещала удовлетворить его потребность в вольности, активности и товариществе, а отнюдь не из-за, как он подчёркивал «идеологической чепухи». Он немало попутешествовал по свету, имел самые широкие связи и, появляясь со своей привлекательной женой-шведкой, словно бы открывал изумлённой партии глаза на то, что люди живут не только в Баварии. По своим авантюристическим наклонностям он был схож с Максом Эрвином фон Шойбнер-Рихтером, авантюристом с бурным прошлым и богатым даром устраивать выгодные закулисные сделки. Не в последнюю очередь именно благодаря его умению раздобыть денежные средства у Гитлера и не было в первые годы забот с материальным обеспечением своей активности, согласно записи в одном официальном документе, Шойбнер-Рихтеру удалось раздобыть «колоссальные суммы денег» [325]. Он был личностью, окутанной тайной, но при всём при том широко принимался в обществе, знал несколько языков и имел многочисленные связи среди промышленников, с королевским домом Виттельсбахов, с великим князем Кириллом и церковной знатью. Его влияние на Гитлера было огромным, и он был единственным из сподвижников Гитлера, погибших 9 ноября 1923 года у «Фельдхеррнхалле», кого тот считал незаменимым.

Шойбнер-Рихтер входил в число тех немногих прибалтийских немцев, которые вместе с русскими эмигрантами-радикалами имели немалое влияние в рядах НСДАП в начальный период её становления. Гитлер потом шутливо заметит, что «Фелькишер беобахтер» тех лет следовало бы, собственно говоря, снабдить подзаголовком «Прибалтийское издание» [326]. Розенберг познакомился с Шойбнер-Рихтером ещё в Риге, когда, будучи молодым и не интересовавшимся политикой студентом, занимался Шопенгауэром, Рихардом Вагнером, проблемами архитектуры и индийским учением о мудрости. И только русская революция привела к тому, что у него создалась картина мира, носившая равно и антибольшевистские, и антисемитские краски, и источником представлений об ужасах, что перенял Гитлер, включая сюда и метафоры, частично явился и Розенберг, считавшийся в партии специалистом по России. В частности ему принадлежит, по всей вероятности, и тог тезис о тождественности коммунизма и всемирного еврейства, который этот – часто переоценивающийся по степени его влияния – «главный идеолог НСДАП» добавил к миропониманию Гитлера; надо полагать, он немало способствовал тому, что Гитлер снял своё первоначальное требование о возврате колоний и стал искать удовлетворения немецких притязаний на жизненное пространство на просторах России [327]. Но тут-то и разошлись пути между прагматичным, ориентировавшим идеологию исключительно на властные цели Гитлером и чудаковатым Розенбергом, защищавшим свои мировоззренческие постулаты с прямо-таки религиозной истовостью и начавшим, примешивая порой сюда разного рода фантазии, превращать их в идейные системы немыслимейшей абсурдности.

Всего через год после провозглашения программы партия уже могла похвастаться немалыми успехами. В Мюнхене она провела более сорока мероприятий и почти столько же в земле Бавария. Были образованы или взяты под контроль местные организации в Штарнберге, Розенхайме и Ландсхуте, а также в Пфорцхайме и Штутгарте, число членов выросло за это время более чем в десять раз. О том, какое значение имела теперь партия внутри движения «фелькише», свидетельствует письмо, направленное в начале февраля 1921 года «братом Дитрихом» из «Мюнхенского ордена германцев» одному своему единомышленнику в Киле: «Покажите мне хоть одно место, – говорится в нём, – где в течение одного года Ваша партия провела бы 45 массовых митингов. Местная группа в Мюнхене насчитывает сегодня свыше 25 000 членов и около 45 000 сторонников. Насчитывает ли хоть одна из Ваших местных групп хотя бы примерно столько же?» Далее в письме говорится, что его автор связывался с братьями по ордену в Кёльне, Вильгельмсхафене и Бремене, «все считают…. что партия Гитлера – это партия будущего». [328]

Это восхождение идёт на фоне вступавших в силу, и все более воспринимавшихся как оскорбительные положений Версальского договора, быстро прогрессировавшего обесценивания денег и растущей экономической нужды. В январе 1921 года конференция союзников по репарациям принимает решение об общей сумме возмещения ущерба – 226 миллиардов марок золотом, которые страна обязана выплатить в течении сорока двух лет, и помимо этого о поставке в те же сроки 12 процентов германского экспорта. В ответ на это патриотические союзы, дружины самообороны жителей и НСДАП созвали в Мюнхене на площади Одеонсплац митинг протеста, в котором приняли участие 20 000 человек. Поскольку организаторы этого мероприятия отказались дать на нём слово Гитлеру, он, не долго думая, собрал на следующий вечер свой собственный митинг. Дрекслер и Федер, будучи людьми осмотрительными, считали, что тут уж он окончательно утратил меру и разум. По улицам разъезжали грузовики с флагами, громкоговорителями и спешно нарисованными плакатами, призывавшими жителей Мюнхена собраться 3 февраля в цирке «Кроне». Объяснялось, что «господин Гитлер» будет говорить на тему «будущее или гибель!» – такой же была и поставленная на карту этим его решением альтернатива для его собственной карьеры. Но когда он вошёл в гигантский шатёр цирка, тот был переполнен – 6500 человек бурно приветствовали его, а в конце запели национальный гимн.