Денис Давыдов (Историческая хроника) - Задонский Николай Алексеевич (книги без регистрации TXT) 📗
Базиль Давыдов пояснил:
– Представь, песню эту рядовой Остафьев сочинил. Как по-твоему, неплохо?
– И неплохо и примечательно, что простой солдат столь ясно чувства свои выражает, – отозвался Денис.
Базиль почему-то вдруг задумался, затем, повернувшись к Денису, тихо сказал:
– Ты знаешь, в мою голову приходят иногда странные мысли. Мы слишком привыкли считать своих крестьян и солдат рабами… А я, чем более приглядываюсь к ним, тем более убеждаюсь, как часто мы бываем несправедливы. Я не могу тебе связно всего объяснить, но мне бывает стыдно, гадко, когда унижают их человеческое достоинство. Подумай сам… Разве этот рядовой Остафьев, тысячи других защитников отечества не заслуживают лучшего к себе отношения?
Денис с удивлением посмотрел на Базиля, подумал: «Откуда у него эти якобинские мысли?» Но поддерживать разговор на эту тему не счел нужным.
– Эх, брат Василий, напрасно ты себя на минорный тон настраиваешь, да и не ко времени, – произнес он. – Мы люди военные, наше дело воевать, а не философствовать!
– Да, ты прав, сейчас об этом не время думать, – произнес, вздохнув, Базиль. – А все-таки…
Не дослушав, Денис пришпорил лошадь, поскакал вперед. Вдали из-за синего леса выглянула белая колокольня. Ярко блеснул позолоченный крест в лучах предзакатного солнца. Змейкой мелькнула извилистая речонка. Завиднелись на взгорье соломенные крыши хат. Это было его Бородино!
Родные, до боли знакомые места! Здесь провел он беспечные годы своей юности, здесь «ощутил первые порывы к любви и славе». С бьющимся сердцем подъехал Денис к своему дому, где спешно готовили квартиру для Кутузова. Как все здесь изменилось! «Над домом отеческим, – вспоминал он впоследствии, – носился дым биваков, ряды штыков сверкали среди жатвы, покрывавшей поля, и войска толпились на родимых холмах и долинах. Там на пригорке, где некогда я резвился и мечтал, где я с алчностью читывал известия о завоевании Италии Суворовым, о перекатах грома русского оружия на границах Франции, – там закладывали редут Раевского. Красивый лесок перед пригорком обращался в засеку и кишел егерями…» Пробыв несколько минут в своей усадьбе и не найдя здесь никого из дворовых, Денис медленно поехал по широкой и пыльной бородинской улице, занятой различными войсковыми частями. При выезде из села, где отдыхали только что подошедшие ратники московского ополчения, кто-то тихо и неуверенно окликнул его. Он остановил лошадь. Высокий ратник в белой рубахе, с ополченским крестом на шапке, отделившись от товарищей, подошел к нему.
– Никифор! – воскликнул Денис, признав в ратнике старого приятеля. – Ты как это в ополчение попал?
– Совесть не позволяет дома сидеть, Денис Васильевич, – ответил Никифор. – Из наших, бородинских, человек сорок тут, – кивнул он головой в сторону ополченцев.
– А остальной народ где же?
– Третьего дня Евдоким Васильевич сюда заезжали, распорядились всех в Денисовку отправить… Уж под Можайском я встретил наш обоз… Дюже народу горько родные места покидать!
– Ничего не поделаешь… Война! – вздохнул Денис и, чуть помедлив, спросил: – Ну, а вы здесь как последние годы жили?
– Да уж жизнь крестьянская известна, – как-то нехотя ответил Никифор, и лицо его помрачнело.
– Я, как тогда был у вас, приказал бурмистру корову тебе дать и лесу на кузницу отпустить… Разве ты не получил?
– Получил, премного вами доволен, Денис Васильевич…
– Так что же? От нужды-то оправился?
– На первых порах оно точно… легше стало…
– А потом что случилось?
Никифор несколько секунд стоял молча, теребя бороду и о чем-то раздумывая. Потом произнес:
– Не знаю, как вам и сказать… Кузнецы на мужицкие пятаки живут, а народ кругом обеднял, на легкий оброк деньги собрать трудно… А тут, как на грех, лошадь пала, потом градом посевы выбило… Так и живешь, словно худой кафтан латаешь: одну дыру починил, другая расползается… Эх, да чего уж теперича толковать об этом! – махнул он рукой. – Время такое, кто завтра жив будет!
– Вот это верно! Кто жив будет! – отозвался Денис. – Что ж, прощай пока, Никифор… Не поминай лихом, если мне самому погибнуть суждено… – И, дав шпоры коню, поскакал к соседнему селу Семеновскому, где остановился Багратион.
… Вечер был ясный, прохладный. Денис долго-долго лежал на опушке тронутого легкой позолотой Семеновского леса, с грустью наблюдая, как солдаты быстро разбирают бородинские избы и заборы для постройки редутов, для костров. Война докатилась до его собственного дома! И чужеземцы могут не сегодня-завтра стать здесь хозяевами! Эта мысль была невыносима, сердце сжигала бешеная ненависть… Успокаивало лишь одно: он и его братья с оружием в руках, не щадя своих сил и крови, дерутся с неприятелем. Они отомстят за поруганное отечество, за осквернение родных очагов.
– Вот ты где! А я целый час тебя повсюду ищу! – прервал размышления Дениса подошедший Базиль. – Князь Багратион возвратился от светлейшего и ожидает к себе ваше высокоблагородие…
Денис вскочил.
– Ну, как думаешь? Отказано?
– Не могу знать, но не думаю, чтобы отказали, – ответил Базиль. – Настроение у князя как будто хорошее…
– Дай боже! Ох, и покажу я вам!.. – с нескрываемой злобой воскликнул Денис, погрозив кулаком в сторону неприятеля.
И, придерживая саблю, позванивая шпорами, по-кавалерийски, вразвалку, выбежал из лесу.
Багратион находился в избе, сидел у стола, что-то быстро писал на большом листе бумаги. Увидев Дениса, отложил перо в сторону, поднялся, объявил сразу:
– Светлейший согласился послать для пробы одну партию в тыл французской армии, определив на оное предприятие пятьдесят гусар и восемьдесят казаков. Он желает также, чтобы ты сам взялся за это…
– Я бы стыдился, князь, предложить опасное предприятие и уступить исполнение его другому, – ответил Денис. – Вы сами знаете, что я готов на все. Но людей выделили мало… Дайте мне тысячу казаков, и вы увидите, что будет!
– Я бы с первого разу дал тебе три тысячи, ибо не люблю ощупью дела делать, – произнес Багратион, – но об этом нечего и говорить… Кутузов сам назначил силу партии. Надо повиноваться.
– Хорошо. Если так, я иду и с этим числом, – согласился Денис. – Авось открою путь большим отрядам!
Багратион одобрительно кивнул головой.
– Я от тебя этого и ожидал, душа моя… Поимей в виду, отряд для тебя выделяется почти накануне большого сражения, когда каждый человек армии дорог, а кроме сего, – он значительно поднял палец, – оцени и то, что светлейший без ведома государя, на свою личную ответственность, разрешает тебе начать партизанские действия…
– Передайте, князь, мою сердечную благодарность его светлости за доверие, – сказал Денис. – И верьте, ручаюсь честью, партия будет цела. Для этого нужны только отважность в залетах, решительность в крутых случаях и неусыпность на привалах и ночлегах. За это я берусь.
– Отлично! Не сомневаюсь!
Багратион подошел к столу, взял бумаги, протянул Денису:
– Это предписание генералам Васильчикову и Карпову о выделении лучших гусар и казаков. А это моя инструкция для тебя. Неприятеля беспокоить со стороны нашего левого фланга, расстраивать обозы и парки, забирать фураж и продовольствие, ломать переправы… Рапортовать будешь только мне. Передвижения свои сохраняй в самой непроницаемой тайности и о продовольствии отряда заботься сам. Ну, что у тебя еще?
– Я хотел просить вас… у меня нет карты Смоленской губернии, где, я думаю, прежде всего развернутся наши действия.
– Изволь, я тебе дам свою, – сказал Багратион, доставая из походной сумки карту. – Вот возьми!
– Спасибо, князь. В ближайшие дни вы получите о нас первые известия…
Багратион окинул Дениса теплым взглядом, затем порывисто притянул к себе, перекрестил, поцеловал в лоб.
