Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Подача милостыни
По традиции самые щедрые фонды создавались по инициативе филантропов-евреев, например, барона Ротшильда, барона Кёнигсвартера, барона Эпштейна. Знаменитый адвокат д-р Мориц Зингер возглавлял Венское чайное и суповое общество, где в начале века, как писали в газетах, «беднейшая часть населения получает неизвестный ей доселе напиток — какао с молоком» и овощи по себестоимости. Венские евреи финансировали детские и сиротские приюты, тысячи стипендий и обедов для студентов. Но это не спасало их от антисемитских нападок. По мнению христианско-социальной газеты, еврейская благотворительность — это просто способ обделывать дела: «Примечательный факт: те же благотворители, что устраивают приюты для рабочих, ещё и владельцы пивоварен, так что облагодетельствованные ими товарищи из благодарности за подаренные или одолженные деньги на десятилетия попадают в алкогольную зависимость» [615].
Помощью благотворительных организаций, скорее всего, пользовался теперь и молодой Гитлер. Почти наверняка он приходил за бесплатным супом в Больницу милосердных сестёр недалеко от первой венской квартиры на Штумпергассе. Родственница его бывшей квартирной хозяйки Марии Закрейс однажды видела, «как он… там стоял в очереди за монастырским супом; он очень пообносился, больно было на него смотреть, ведь раньше он так хорошо одевался» [616].
Еду раздавали и в так называемых «тёплых комнатах». В одной из венских газет расписывались их достоинства: здесь нуждающиеся «независимо от возраста, пола, происхождения и без необходимости доказывать, что они нуждаются», находят «защиту от холода, получают каждый день бесплатно тарелку подкрепляющего супа и кусок питательного хлеба, здесь им даётся прибежище, спасающее от ужасов зимней ночи» [617]. «Подкрепляющим» называли здесь суп на воде.
«Тёплые комнаты» открывались, как правило, в середине ноября и закрывались следующей весной. Сначала они работали лишь в дневное время; кроме бездомных там находили приют и те, кто снимал койку только на ночь, и не знал, куда деваться днём, или обитатели закрывавшихся на день приютов. В холода сюда являлись целые семьи, у которых было жильё, но не было денег на отопление. Канцелярия венского бургомистра выдавала в год всего 600 талонов на бесплатное получение дров [618].
С 1909 года, когда жилищные проблемы обострились, «тёплые комнаты» перестали закрывать на ночь. Венцы целыми семьями спасались здесь от холода, сидя, тесно прижавшись друг к другу, на деревянных скамейках. Эмиль Клегер, автор социальных репортажей, писал о рабочем районе Бригиттенау: «Мы прошли в темноте через ворота и оказались в большом, слабо освещённом помещении, вдоль и поперёк стояли скамьи, на них жались друг к другу люди. Мы ужаснулись. Представшая нам картина — люди, сидящие длинными рядами до того тесно, что едва могут пошевелиться, — вызывала прямо-таки физические мучения, и мы даже не заметили, как смотритель, работая локтями, освободил нам немного места, чтобы мы могли втиснуться в ряд скученных людей».
Клегер продолжает: «Часы шли за часами, а мы по-прежнему находились в этом ужасном положении… Царила мёртвая тишина. Люди, словно под действием заклятия, неподвижно сидели на скамьях, напоминая мертвецов, в злую шутку усаженных рядами» [619].
На праздники, особенно на Рождество, «тёплые комнаты» становились сценой, где выступали благодетели — например, дочь императора эрцгерцогиня Мария Валерия, покровительствовавшая Венскому союзу «тёплых комнат». Звучали торжественные речи, раздавали хлеб, овощи, одежду. В праздники, кроме супа и хлеба, можно было рассчитывать на пиво с сосисками и «настоящий» обед [620]. Газеты получали материал для трогательных рождественских историй. С таким же удовольствием они описывали балы и ужины, которые аристократы устраивали у себя во дворцах в пользу бедных.
Такая помощь голодающим — под аплодисменты газет и с целью саморекламы — вызывала у деклассированных крайне негативную реакцию. С жадностью принимая подарки, они всё равно чувствовали себя униженными. Защищая интересы бедняков, Клегер писал, что «благотворительные организации нужны обществу для очистки совести, но цели своей они не достигают. Эти необозримые толпы кредиторов, стоящие снаружи, в холоде и мраке, перед освещёнными воротами нашей сытой жизни, ослепленные её внешним блеском, кажутся мне страшным сном. Их нужно увидеть, как видел их я — их алчущие жадные взгляды, их лица, пышущие злобой от бессильной ярости, — это же тысячи и тысячи врагов общества, вскормленные нашим милосердием» [621].
В «Моей борьбе» Гитлер также ругает высокомерие, а порой и навязчивую бестактность, непременное милостивое снисхождение этих «сочувствующих народу» баб в юбках и брюках [622]. И даже порой в унисон с социал-демократами: Уже тогда, когда я в Вене боролся за существование, я понял, что работа на благо общества должна заключаться не в смешных и бессмысленных благотворительных акциях, а в устранении основополагающих пороков в организации нашей экономической и культурной жизни [623]. Он подчёркивает, что, работая на благо общества…. не стоит ждать благодарности, ибо это не оказание милости, а установление справедливого мироустройства [624]. С другой стороны, акции частных лиц были крайне необходимы в Вене рубежа веков, потому что государственные и городские учреждения не справлялись с социальными проблемами ни на практическом, ни на законодательном уровне.
Подземная Вена
Ради тепла люди вынужденно прибегали к услугам нелегальных частных ночлежек в предместьях. Там предприимчивые обладатели жилой площади сдавали практически каждый квадратный метр пола и неплохо на этом зарабатывали: ночёвка на полу стоила 60 геллеров, в пересчёте на месяц это куда больше, чем Гитлер платил госпоже Закрейс.
Одну из таких «пролетарских квартир» в Бригиттенау описал журналист Винтер: «Если вас интересует эта проблема, зайдите в любой из домов, особо не выбирая, и пройдитесь по квартирам, особенно в задних флигелях, картина везде будет ужасающей». Ночлежки «переполнены, везде полно детей, здесь совершенно чужие друг другу люди живут и спят вместе, часто и в одной постели». В единственном крохотном помещении нередко размещались по шесть-восемь человек — «готовили, стирали, жили, спали, учились и работали». «В одном сарае, негодном даже для скота, я обнаружил десять человек, в том числе троих детей, растущих безо всякого присмотра среди совершенно опустившихся люмпенов» [625].
Государственный санитарный контроль под охраной полиции периодически устраивал облавы, и хозяев арестовывали, а тот или иной нелегальный приют закрывали, но тем самым лишь увеличивали число бездомных.
Журналист Эмиль Клегер несколько раз ночевал в такой квартире, в районе Леопольдштадт. Только проведя три-четыре ночи без сна, люди достаточно уставали и могли заснуть, «не замечая невыносимо затхлого воздуха и укусов насекомых». В трёх-четырёхкомнатных квартирах этих полуразрушенных домов собирались по восемьдесят и более человек — мужчины и женщины, больные и здоровые, алкоголики и проститутки, и тут же — куча детей: «Всё пространство вокруг меня забито людьми, тряпьём и мусором. Вся комната — один отвратительный комок грязи». Наутро, «выспавшись», все «поспешили покинуть эту ночлежку, как можно скорее выбраться на свежий воздух из этого кошмара» [626].
