За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера - Зайцев Василий Григорьевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Ранним утром доставили завтрак. Его принес Атай Хабибулин — скромный труженик, доставлявший пищу на передний край.. Поставив передо мной термос с горячим борщом, он обрадованно обнял меня за плечи и, похлопывая по спине огромными ладонями, сказал:
— Хорошо, табариш глабный, будем кушай, крепко будем кушай, потом чай…
Сию же минуту проснулся Тюрин, вскочил как ошпаренный, глаза злые. Мне показалось, что он сейчас бросится с кулаками на Хабибулина, поэтому я поспешил представить своего старого знакомого:
— Это мой фронтовой друг, Атай Хабибулин.
— Фронтовой… — передразнил меня Тюрин. — Начпродовский хомяк, фронтовой!
— Пошто так говоришь: комяк? Непрабда! — обиделся Хабибулин. И стал рассказывать о себе Тюрину то, что мне было уже известно.
Башкир из аула Чишма, он попал в действующую армию случайно. Провожал сына Сакайку на фронт. Приехал на станцию верхом на своей лошади. Народу было много. В стороне от вокзала стоял конный обоз. Лошади были выпряжены, привязаны к повозкам и лениво жевали сено.
— Моя гнедой всю ночь бежал, дорога шибко большой, устал, — рассказывал Хабибулин.
Привязал он своего гнедого к военной повозке, чтоб казенного сенца пожевал, а сам пошел искать сына. Долго ходил вдоль эшелона, подходил к каждому вагону («ящика железный», — говорил Хабибулин), каждую дверь открывал, звал сына, но тот не отзывался. Когда же вернулся к обозу, где оставил свою лошадь, увидел, что лошади уже нет — обоз погрузился в эшелон.
— Карабчил солдат моя гнедой!
Следы знакомого копыта с треугольными шипами подков привели его к одному из «ящиков». В вагон его не пускали, и он начал звать лошадь. Сложил свои тонкие губы трубочкой и засвистел в ладони. Гнедой отозвался, забил копытами. Эшелон уже тронулся. Хабибулин успел вскочить на подножку. Да так и остался коноводом хозвзвода вместе со своей лошадью.
Уже перед самым Сталинградом нашел сына Сакайку. Решили отец и сын воевать вместе, в одном полку, и лошадь свою официально зачислили на фуражное довольствие полка.
«Карош человек Баба Федя», — так называл Хабибулин командира хозвзвода старшину Федора Бабкина, который закрепил за ним еще одну лошадь и пароконную повозку.
Полк вступил в бой за Сталинград. В первые же дни роты понесли большие потери. Хабибулин нашел своего сына на переправе среди раненых, отвез его на своей повозке в армейский госпиталь и вернулся в роту вместо сына, оставив лошадей и повозку в тылу дивизии.
— Мой Сакайка шибко кровь терял. Лошадь бомба убил. Я патрон таскай. А ты меня комяк обзывал… — закончил свой рассказ Хабибулин.
Тюрин смягчился:
— Ладно, извиняй…
С этой минуты между ними вроде установилось взаимопонимание, однако Тюрин нет-нет да и готов был чем-то уязвить Хабибулина. А тот между тем все чаще и чаще стал наведываться в наш блиндаж. Доставлял обеды, ящики с патронами или гранатами. Был он какой-то двужильный. Без груза не ходил: если в одну сторону нес патроны, то обратно тащил на себе раненого. Он плохо владел русским языком, но хорошо знал, что нужно солдату в окопах.
Снайпера Абзалова он называл «мой Сакай», говорил с ним на родном языке. Абзалов платил ему добрым вниманием, называл атаем — отцом.
Хабибулина наградили медалью «За боевые заслуги». Радовался он этой награде, наверное, больше, чем я, получивший орден Красного Знамени.
За два месяца боев в Сталинграде Хабибулин стал опытным, смелым воином. И вдруг оплошал. Как-то появился бледный, губы посинели, шатается…
— Ранен?
Хабибулин рухнул лицом вниз. На спине два темных пятна. Тюрин снял с него шинель, гимнастерку, наложил на раны пластырь, забинтовал перебитый локоть. Ни одного звука, ни одного стона не издал Хабибулин. Я подставил к его рту фляжку. Хабибулин улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Твоя запас моя не берет.
— Ну, хоть глоток, легче станет, — уговаривал его Тюрин. — Хоть каплю, это ведь из твоих рук было взято, ты принес…
— Хорошо, Урал-человек, огонь нельзя глатай, грешно.
Только сейчас мы узнали, что он не пьет и терпеть не может спиртного.
— Вроде вера у него такая, — пояснил Тюрин. — А зря, тяжело ему будет боль переносить без спиртного. В медсанбат его надо.
— Не пойдем, — возразил Хабибулин, — там мой Сакайка умирай…
Мне хотелось сию же минуту схватить снайперку и отомстить за Хабибулина тому пулеметчику, который хлестнул ему в спину, но после контузии у меня еще тряслись руки. Это сделал за меня Абзалов.
Вечером, когда стемнело, Тюрин и Хабибулин, обняв друг друга за плечи, направились к выходу из блиндажа. Тут их встретил начальник политотдела дивизии Василий Захарович Ткаченко, он пришел сюда с группой моих друзей-снайперов.
— Посторонись, — сказал Тюрин снайперам. — Уважать надо, Урал с Башкирией идут. Тюрин с Хабибулиным!
