Неру - Горев Александр Васильевич (читать книги txt) 📗
Неру сосредоточенно слушал Тагора и радовался, находя подтверждение собственным суждениям в словах великого соотечественника.
Установленные Тагором гуманистические и патриотические традиции в университете и общая демократическая обстановка, царившая в нем, не могли не понравиться Джавахарлалу и Камале. Оставляя Индиру в Шантиникетане, родители были спокойны за ее воспитание.
Только на третий день пребывания Неру в Калькутте сюда начали поступать сообщения о последствиях землетрясения в Бихаре. Размеры катастрофы были ужасны. Десятки тысяч людей оказались погребенными под развалинами зданий. Правительство не сумело организовать своевременной помощи населению, и число жертв поэтому еще более возросло.
Неру решает, прежде чем вернуться в Аллахабад, совершить поездку по Бихару. Он собирает отряды добровольцев для оказания первой помощи женщинам и детям, оставшимся без крова и пищи; он осуждает правительство за его бездеятельность, публикует обращение к соотечественникам, призывая их к сбору средств для пострадавших.
В эти дни Неру прочитал в газетах заявление Ганди, которое просто ошеломило его. Махатма, как всегда руководствуясь своим «внутренним голосом», провозгласил, что «землетрясение ниспослано людям в наказание за грех неприкасаемости». Подобное мистическое обоснование человеческих страданий показалось Неру нелепым, и он не мог не осудить заявления Ганди. «...Все это возвращает к временам, отдаленным от нас несколькими сотнями лет, — возмущался он, — когда в Европе свирепствовала инквизиция, которая сожгла Джордано Бруно за его ученую ересь и отправила на костер не одну ведьму!» На том же основании колонизаторы могли бы объявить, что постигшее народ Бихара бедствие является божеской карой за неповиновение населения властям!
Тагор, который признавал заслуги Ганди как народного вождя, так же как и Неру, никогда не одобрял перенесения им религиозных догм в сферу политики. Не скрывая своего гнева, он, обращаясь к Ганди, писал: «Почему бог избрал народ Бихара, чтобы проявить к нему свою немилость?» К тому же система неприкасаемости распространена не в Бихаре, а на юге Индии. Махатма ничего не ответил: он был искренне убежден в своей правоте.
Думая о Ганди, о его редком даре улавливать биение пульса страны и о его умении заглянуть в души миллионов индийцев и точно определить настроение народа, Неру удивлялся тому, что этот человек «мог быть безнадежно неправым во многих вопросах».
Тагор и Ганди — два великих индийца, оба патриоты, а какие они разные люди! Тагор — за социальный и экономический прогресс, за интернациональное единение духовных ценностей и культур народов; Ганди — за возврат к индийскому «золотому веку», за очищенный от скверны неприкасаемости индуизм. Первый признает радости жизни, второй проповедует самоотречение и аскетизм.
И все же и в Тагоре и в Ганди жила одна и та же душа Индии, древняя и вечно молодая, разная и единая; душа, черты которой были бесконечно дороги и понятны каждому индийцу. Стремление к социальной справедливости, страстное желание видеть свою родину свободной и процветающей объединяло этих двух великих индийцев, они оба принадлежали всей Индии и всему ее народу.
26 января 1934 года, несмотря на уныние, разочарование и даже страх, царившие в конгрессистских рядах, Неру и его последователям удалось организовать празднование Дня независимости. Как всегда, в городах и поселках прошли митинги и демонстрации. Правые конгрессисты участия в них не принимали, энтузиазм проявили в основном рабочие и крестьяне. Демонстрантов разгоняла полиция. Снова начались аресты, но Джавахарлал все еще оставался на свободе.
Усталый и разбитый после напряженной и длительной поездки по стране, он вернулся 11 февраля в Аллахабад, надеясь хоть немного побыть с семьей. На следующий день они с Камалой вышли на веранду и увидели, как к дому, оставляя за собой клубы пыли, подкатила полицейская машина, из которой вышел офицер. Неру понял, что наступил час возвращения в тюрьму.
— Я давно ждал вас, — сказал он офицеру.
Тот извиняющимся тоном ответил:
— Ордер на арест получен из Калькутты.
Джавахарлала поездом доставили на большой и шумный вокзал Хаура в Калькутте, а там — под усиленным конвоем, в тюремной карете с мрачным названием «черная Мария» — в полицейское управление.
Судили его при закрытых дверях. Как и прежде, Неру от защиты отказался. 16 февраля за «антигосударственную деятельность» его приговорили к двум годам лишения свободы. Началось его седьмое по счету заключение.
Возвращаясь мысленно к проведенному на свободе времени, Неру с удовлетворением думал о том, что он все-таки успел кое-что сделать. Ему удалось нанести ощутимый удар по капитулянтской политике правых и в то же время поддержать левое крыло ИНК, которое постепенно начало набирать силу. Он уладил семейные дела: здоровье матери пошло на поправку, отпраздновали замужество Кришны, Индира училась в Шантиникетане. Единственно, что очень беспокоило Джавахарлала, — это постоянно ухудшавшееся здоровье жены...
Заключили Джавахарлала в алипурскую центральную тюрьму, близ Калькутты, поместили в крохотную камеру. Потянулись монотонные дни. Прошли зима, весна, наступило изнуряющее жаркое калькуттское лето. Одиночное заключение выматывало и физически и духовно. Неру очень похудел, цвет лица приобрел землисто-зеленый оттенок. «Как я начал ненавидеть все замки, засовы, ограды и стены!» — вспоминал он позже о днях заключения в алипурской тюрьме...
Вице-король учитывал огромную популярность Неру в Индии, и поэтому ему совсем не хотелось выглядеть жестоким в отношении человека, перед образованностью, умом и стойкостью которого преклонялись даже в английском парламенте. К тому же времена менялись, и некоторые наиболее прозорливые из колонизаторов все чаще подумывали о том, как бы, не теряя Индии, научиться управлять ею руками самих индийцев, а уж тогда с политическим авторитетом Неру нельзя будет не считаться.
Власти решили перевести его в тюрьму Дехрадуна, где Неру был помещен в «приличную» по тюремным стандартам камеру — бывший хлев с небольшим двориком для прогулок. Однако одиночное заключение продолжалось, и оно пагубно действовало на психику узника. Гнетущее состояние усугублялось плохими вестями с воли. Конгрессистские капитулянты заигрывали с английским правительством, а оно в ответ сделало широкий жест, отменив указ о запрещении ИНК. В то же время коммунисты в Индии объявлены вне закона. Причем к ним причисляются те, кто сочувствует им или известен прогрессивными взглядами, и те, кто проявляет активность в рабочих организациях. Колонизаторы исходят из того, считал Неру, что, «продолжая подавлять наиболее передовые элементы в Конгрессе или в рядах рабочих и крестьян, они не слишком обидят более осторожных лидеров Конгресса».
В тюрьме ему стало известно, что Ганди призвал к окончательному и полному прекращению кампании гражданского неповиновения, к отказу от прямых выступлений против англичан в Индии и к использованию в деятельности Конгресса исключительно конституционных методов.
Руководители ИНК на заседании Рабочего комитета приняли резолюцию «в связи с безответственными разговорами о конфискации частной собственности и необходимости классовой войны». Резолюция давала ясно понять, что всякий, кто проповедует классовую борьбу, не может быть членом Конгресса.
Левые конгрессисты подвергались яростным нападкам со стороны новых членов ИНК, которые никогда ранее не принимали участия в антиколониальном движении. «Если не касаться, — говорил Неру, — непостижимой и загадочной личности Гандиджи, которая доминировала над всем, то у Конгресса было как бы два лица: в чисто политическом отношении он начинал походить на некий парламентский партийный комитет, а с другой стороны — он напоминал молитвенное собрание, исполненное набожности и сентиментальности».
Наступление реакции в стране и приход к руководству Конгрессом правых соглашателей Джавахарлал переживал болезненно. Ему казалось, что он прошел трудный путь борьбы длиною в пятнадцать лет и вдруг с ужасом обнаружил, что вернулся к началу пути, к его истоку. В тюремном дневнике он тогда отметил, что между ним и Ганди остается мало общего: «Наши цели различны, наши духовные воззрения различны и наши методы, по-видимому, должны быть различными».
