Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - Аринштейн Леонид Матвеевич (книги серии онлайн TXT) 📗
Взвешиваю возможность бегства – невозможно. Мы в плену, это ясно, и что посадят на транспорт – тоже ясно. Беспокоюсь, что нет шинели, еды и денег. Что турки нас кормить не будут – это я тоже знаю. Не из жестокости, а просто им наплевать. Они сами питаются одной кукурузой и всегда голодны. […]
Вот и набережная, пахнет морем и дегтем, а вот и транспорт […]
Проснулись мы почти одновременно от грохота – это паровые краны, мы не то разгружаемся, не то грузимся. Смотрю на часы: 6 утра, значит, я проспал два с половиной часа. Выхожу на палубу – красота, свежесть, горы в легкой дымке. Солнце еще не согрело воздух, жаль, что это не прогулка по синему морю, а что загоняют нас в какой-нибудь распроклятый Сиваш или Диарбекир.
На пристани семьи «пленников». Тут же группа германских и турецких офицеров, высокие воротники кителей подпирают наглые рожи, в руках стеки, палочки. Когда аскер прикладом грубо отталкивает русскую даму, они делают вид, что не замечают. […]
Слух, что нас задержали, чтобы якобы воздействовать на какие-то переговоры. Похоже на вздор? Солнце уже заходит… вдали какой-то шум, два автомобиля, люди бегут сначала к тому транспорту, на котором томится бедный Юрий Волконский, затем в нам – видимо, хорошие вести: «Ура! Вы свободны!»…
Еще какие-то формальности и, наконец, могу спуститься на берег. Я, Аркадий, сын Ольги, свободен. С ненавистью оглядываюсь на серо-зеленую громаду корабля и на турок – и айда домой!
Май 1918 г. – август 1918 г.
Опять новая регистрация, но на этот раз русских записывают отдельно от грузин, т. к. мы не воевали. Мой номер алтмиш-еды (67). Положение в Батуме становится все хуже. Турки постепенно сбрасывают свою полуевропейскую личину и показывают свою жадную, бесстыдную рожу. Губернатор, т. е. «вали», спекулирует на керосине, военный начальник области – тот специализировался на табаке. Всё «хозяйство» основано на взятках. Главный паша, тот берет от крупных тузов взятки в сотни тысяч, но не брезгует 100 рублями какой-нибудь старушки-дачницы. Видные чиновники скупают чай в Чакве почти даром и доводят цены до 45 рублей фунт.
Убили царскую семью. Не буду об этом писать – слишком тяжело. На Украине гетман Скоропадский. На красных нажимают. Пришла моя очередь.
Заканчивая этот дневник, хочу еще отметить два интересных и даже забавных эпизода.
Эпизод первый. Со временем военный пыл турок несколько остыл, грабежи прекратились, и главная часть войск была выслана на север. На главных фронтах победа союзников над немцами казалась неминуемой. Турецкое командование было в курсе дел, и это отразилось на отношениях оккупационных властей к местному населению. Окрики, аресты, грубости, реквизиции понемногу заменились не то что заискиванием, но каким-то «милым вниманием».
Например, зная, что русские дачники почти голодали, власти предложили, правда не всем, но некоторым более видным личностям, разным отставным генералам и т. п., своего рода паек – мешок муки в месяц, что казалось чем-то почти сказочным. Некоторые восприняли эту манну, но большинство – и на это требовалось немало мужества – отказались и предпочли голодать.
Однажды, нежданно-негаданно, к нашей даче подкатил большой черный автомобиль, из которого вышел и направился к дому элегантно одетый турок. Оказался он гражданским губернатором. Сел в гостиной, пил чай, на прекрасном французском языке говорил с отцом о том о сем, упомянул, что всегда считал П. А. Столыпина выдающимся государственным деятелем «de l'avant-guerre…» [20], коснулся войны – «ce fleau de notre pauvre humanite» [21] и спросил, нуждаемся ли мы в чем-либо: «Nous serons tout heureux de vous venir en aide… n'hesitez pas…» [22]
Мой отец сказал, что он не в курсе последних событий и довольно сухо отказался от какой-либо помощи.
Посидев около часа, турок поблагодарил за оказанное ему внимание, вышел, и отец шепнул мне: «Проводи мерзавца до автомобиля».
Вышли мы на шоссе, и я глазам своим не поверил: шофер, обтирая пот, спрятался от жары в тени машины, а элегантная дама, закутанная в черной чадре, из-под которой виднелись тончайшие шелковые чулки и лакированные туфельки на высоченных каблучках, уныло шагала взад и вперед по пыльной раскаленной дороге.
Видимо, жена нашего турка, который не нашел нужным предложить ей войти в нам в дом! Я хотел что-то сказать, но, к счастью, удержался. Дама, оставляя за собой легкую волну парижских духов, покорно юркнула в автомобиль, но лишь вслед за мужем.
Эпизод второй. Сидели мы как-то на балконе дачи г. Пассека и пили чай. Кругом чудесный парк, один из лучших в нашем субтропическом раю, крупные пальмы, камелии, розы и прочая благодать. Дача эта на высотах, и вид на море дивный.
Неожиданно подъехал серый военный автомобиль с турецким пашой, начальником гарнизона. Надо сказать, что инженер Пассек – один из «видных» членов нашей колонии, старожил, умный человек и знаток местных дел.
Я сидел спиной к морю, предоставив старшему поколению любоваться на вид… Внезапно глаза паши как-то замерли. Были глаза как глаза, а тут внезапно застыли и вперились в морскую даль. Он привстал, чайная ложка упала… Я сразу обернулся – вдали показались какие-то дымки – вроде бы суда в кильватерной колонне… «L'escadre anglaise..!» [23].
Все вскочили, два стула опрокинулись, паша что-то пробормотал, ринулся к автомобилю, шофер засуетился, машина тронулась… и тут вышло некстати и как будто нарочно: лопнула шина!
Паша орал на шофера, тот старался поскорее переменить шину, а эскадра все приближалась – крейсера, транспорты, впереди и по бокам низкие миноносцы… красота, быстрота, мощь, и вроде как бы «Гром победы, раздавайся» и туркам крышка!
Паша топтался от нетерпения, смотрел то на шину, то на корабли, кусал губы, совсем забыл о нас… не до того!
Мне же было неясно – как это турки не были в курсе дела, о чем думала их разведка? Как это до них вовремя не дошли вести, что захвачена их столица? Ведь от Константинополя до Батума вся длина Черного моря? Эскадра ведь вышла из проливов уже давно!
Ничего не знали – пили чай с вишневым вареньем на русской даче!
Когда паша уехал, Пассек достал бутылку теплого шампанского, мы встали и торжественно чокнулись.
Мы смотрели в бинокли, как английские военные суда быстро подходили к Батуму. Суда еще шли полным ходом, как шлюпки и катера на ходу спускались, и едва пристали, как морская пехота ринулась вдоль набережной. Сопротивления, впрочем, не было никакого. Мы вернулись от Пассека домой, и на следующий день порт и часть города были «off limits» [24] и к берегу никого не пускали.
На следующий день мы, т. е. молодежь, пошли в город выяснить обстановку, посмотреть, кто эти самые англичане.
Последние оказались всех сортов и цветов – индусы (Бенгали) огромного роста и с огромными тюрбанами, бородатые «sikhs» [25] с длинными волосами, зачесанными под тюрбаны, «gurkha rifles» [26] – маленького роста, с широкополыми шляпами, вроде как у скаутов, с страшными «kukki» – широкими ножами – и с лицами слегка азиатского типа, хотя они чисто индоевропейского происхождения. Были и просто английские Томми, большинство небольшого роста, иногда даже тщедушные, кроме отдельных солдат и краснорожих здоровенных унтеров и сержантов.
Все, кто бы они не были, как на подбор прекрасно одеты, с добротной обувью, а офицеры в красивой форме. Но главное, что меня поразило, – это качество конского состава и мулов – последние громадного роста. И кони, и мулы выстрижены, кроме ног и брюха, вычищены, лоснятся от хорошего ухода и корма. Седла и сбруи высокого качества. На любую обозную лошадь можно заглядеться! Вскоре выяснилось, что отношение англичан к туркам презрительное, часто грубое и даже оскорбительное, словно турки животные, и это несправедливо. Турецкий солдат, аскер, храбр, нетребователен и послушен. При хорошем офицерском составе, если его кормить и о нем заботиться, то он один из лучших пехотинцев в мире.
20
Предвоенного времени (франц.).
21
Это бедствие нашего бедного человечества (франц.).
22
Мы будем счастливы прийти вам на помощь, не сомневайтесь (франц.).
23
Английская эскадра (франц.).
24
Вход воспрещен (англ.).
25
Сикхи (англ.).
26
Стрелки-гурки (англ.).