Повесть о футболе - Старостин Андрей Петрович (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Болельщики не бросали слова на ветер. Обманутые в ожиданиях, они взыскивали с «виновных». Португальские лавчонки были разгромлены. Судно в порту, капитан которого португалец, не сумевший скрыть восторга по поводу победы своих соотечественников, запустил в воздух ракету, разнесли чуть ли не в щепы. Не миновать бы этого и дому Феолы. Чтобы предотвратить катастрофу, полиция была вынуждена взять его под круглосуточную охрану. Вот и ехал Венсенте Феола не через океан к семье, а в чужие края переждать, пока утихомирится океан человеческих страстей, разбушевавшихся после поражения «би-чемпиона мира» – сборной команды Бразилии – в злополучной Англии.
Нет, нашему тренеру разгром семейного очага не грозит. Однако есть для человека, где бы он ни работал, высший суд – суд собственной совести. В разговоре со мной Качалин неоднократно говорил, что отказывался принять должность старшего тренера сборной команды: неловко возвращаться, два раза осечка – в Швеции и в Чили, – в третий раз соглашаться готовить команду к чемпионату мира совесть не позволяет.
И все-таки пришлось ему попробовать свои силы в третий раз, теперь на мексиканских полях. Хоть и сильно скрипела телега, которую он принял, но все же верилось, что Качалин именно тот тренер-педагог, который нужен команде, и именно он на опыте прошлых лет способен привести ее к успеху.
Я слышу его за стеной. Мы живем на первом этаже коттеджа.
Я поселился с Парамоновым. Качалин один. Гостиная у нас общая, и в ней прекрасный телевизор. Эта комната вроде вечернего клуба, сюда заходят футболисты смотреть футбол, когда сами не играют.
Похоже, что Гавриил Дмитриевич тоже не спит. Может быть, думает о том же, о чем и я. О главном звене: о мобилизационной готовности. И в первую очередь о сегодняшней тренировке.
Мы ездим на тренировку в спортивный центр «Астурия». Прелестное место. Солнце, воздух, зелень, чистота. Нам отведено прекрасное газоновое поле. Множество семей, собирающихся здесь для отдыха, нам не мешают. Мы в дальнем углу, отгороженном забором. Условия для тренировки отличные.
Во время тренировки произошел эпизод, который сам по себе не носит характера чрезвычайного происшествия, но оставил пренеприятный осадок.
Ребята били по воротам. На фоне остальных Анатолий Бышовец нехотя, небрежно бил по мячу, главным образом, нанося удары «подсечками», «подрезками». Качалин его поправил. Он, как мне показалось, умышленно засветил мяч метров на сто выше ворот.
– Ты, что, Анатолий, нарочно?
– Я так бью, – ухмыльнувшись, ответил он Качалину и отправился играть в квадрат.
Качалин сдержался. Этот случай мы обсуждали вечером у себя в номере. В обычной обстановке, говорил я, можно было бы и не придавать ему большого значения, но ведь через два дня играть матч, который на четыре года определит судьбы нашего футбола, это вызывает серьезные опасения. Гавриил Дмитриевич, не менее меня озабоченный этим обстоятельством, своей линии все же не изменил. Решил верить игроку до конца и проглотить горькую пилюлю неуважительности, чтобы не оборвать в напряженнейший момент ниточку, за которую можно вытянуть всю цепь подготовки коллектива к решению ответственной задачи.
Хоть «собственная песня» футболиста была фальшива, наверное, и самому исполнителю она не нравилась, но наступить ей на горло оказалось труднее, чем допеть до конца. И Анатолий допел: после ужина ушел к себе в номер, как ни в чем не бывало. Он жил с Валерием Паркуяном, своим близким товарищем, которого любовно называл «Паркуша». Мне представилось, что в тот вечер, когда мы – Качалин, Парамонов и я – обсуждали этот эпизод в нашей гостиной, то Анатолий и Валерий у себя в номере тоже не обошли эту тему.
Нитка моих отношений с Анатолием напряглась до предела. Я ему лично своих недовольств не высказывал. Индивидуальные беседы с ним вел Гавриил Дмитриевич. В таких случаях двусторонний нажим может вызвать только раздражение. Но он не мог не слышать моих откликов на его поведение. Во всяком случае, протест в свой адрес, как мне показалось, я заметил. Когда находишься в поездке, скрыть в коллективе ничего нельзя. Каждый, если можно так сказать, обладает абсолютным кулуарным слухом. Любой оттенок в голосе, нюанс в действии улавливается почти безошибочно. В столовую вошел Анатолий и всем присутствующим дал подписать фотокарточку команды, кроме меня. Парень он воспитанный и не преминул бы подождать собирать автографы, пока я нахожусь здесь. Но он не захотел скрывать своего отношения ко мне. Я подумал: холодная война.
Может быть, именно поэтому сон не шел ко мне. А рядом в кровати, лежа навзничь, с блаженной улыбкой на лице еле слышно во сне посапывает Парамонов. Наверное, он уже играет в финале, и я ему завидую. За день он так набегается по футбольному полю вместе с игроками, что на психологические этюды ему ни времени, ни сил не хватает.
Допускаю, что врач-психолог иронически улыбнется на мучившую меня бессонницу по такому пустяку, как «проблема Бышовца». Никакой, мол, и проблемы не было: надо было посоветовать Анатолию, скажем, аутогенный метод тренировки, а самому излишне не нервничать по такому ничтожному поводу, и сон бы сразу пришел.
Но у нас в гостиной на столе лежали сотни писем, телеграмм, посланий со всех концов нашей страны. Все они были полны надежд и пожеланий. О безмятежном сне не могло быть и речи, если хоть один игрок, пусть самый запасной из запасных, хоть немного не в своей тарелке…
Такие дни, как 31 мая 1972 года, футболистами не забываются: открытие чемпионата мира. Жребий сделал свой выбор, мы встречались с хозяевами поля. Я думаю не ошибусь, если скажу, что большего напряжения, чем в этот день мне переживать не приходилось. Были матчи, исход которых по своему значению превосходил этот. К примеру, финал олимпийского турнира или финальный матч на Кубок Европы. И все же там не было такого ажиотажа и напряжения, какое испытывали мы в Мексике. И в Мельбурне, и в Париже мы играли с нейтральными командами. «Чужих стен» не боялись. Здесь за десять дней пребывания мы столько насмотрелись и наслышались о подготовке мексиканцев к этому дню, что размах события принял значение общегосударственного престижа.
Кто-то из бывалых журналистов высказал мнение, что чемпионат мира ничего особенного с собой не несет и ничем вроде бы от обычного календаря на первенство страны не отличается.
Думается, что это кокетство бывалостью. Я был на мировых чемпионатах мира четыре раза. Города, в которых проводятся состязания, преображаются. Даже такая громадина, как Мехико, с его четырехмиллионным населением, казалось, не имел уголка, где бы чем-то не был обозначен мировой чемпионат. Или популярнейший Хуанито, сделавший своего создателя-художника богатеем, или бандерили, вымпела, флаги всех участвующих стран в неисчислимом количестве смотрели на вас с витрин магазинов, рыночных палаток, уличных ларьков, рекламных стендов. Трудно вообразить феерическую красоту иллюминированного на футбольные темы вечернего Мехико. Море электрического огня, пляшущих, скачущих, движущихся фигурок, мячей, цифр, сочетаний букв – и все о футболе, о футболе… И темпераментный, живой, неугомонный, не устающий говорить о футболе мексиканский болельщик. Любовь к футболу мексиканского народа пока превышает его чисто спортивную квалификацию. В табели о рангах сборная команда Мексики занимает скромное место. Но все же из девяти финальных турниров этого высшего футбольного соревнования Мексика участвовала в семи. Высшее достижение – одиннадцатое место в 1962 году, в иных турнирах впереди таких грандов мирового футбола, как Испания, Уругвай.
Если команда Мексики не могла до сего времени предъявить в выступлениях на первенствах мира преимуществ в технике и тактике игры, то темперамента и волевых усилий у нее всегда было достаточно. Тем более этого нужно было ожидать на «Ацтека».
Было чудесное мексиканское утро. Солнце еще не успело перегреть охладившийся и очистившийся за ночь воздух. В тени веяло прохладой, и на горизонте четко просматривалась «Спящая женщина» – удивительно верно вырисованная вершинами гор фигура лежащей женщины.
