Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Ковальская Елена
Мы уезжаем из Ильинского 15-го[504], и я очень надеюсь, что скоро увидим тебя. Мне легче говорить лично, чем писать письма. Вкладываю <ее> фото, которое она передала для тебя. Она умоляет, чтобы ты его держал при себе и никому не показывал. Твоя <фотография>, которую я ей посылала, у нее на письменном столе, прикрыта одним из моих фото; так что только она может смотреть на тебя, когда захочет — укрыта от посторонних глаз, но всегда рядом с ней. Нам остается только молиться и молиться. Я очень верю, что Господь даст ей мужество и силы.
Храни тебя Господь. Пиши поскорее.
Любящая тебя Тетенька.
Сергей передает тебе нежный привет.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1253. Л. 17–18 об. — на англ. яз.)
Вскоре Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна возвращаются в Петербург.
Дневник цесаревича Николая Александровича
17 октября. <Годовщина крушения поезда и чудесного спасения царской семьи> В первый раз праздновал эту годовщину дома. В 12 ½ пошли к молебну и панихиде со всеми бывшими в этот день в поезде. Завтракали в арсенале. Гуляли в Звернице. Пили чай с д. Сергеем и т. Эллой. В 7 ч. поехал в город — проститься с балетом. Шла чудная «Спящая красавица» — Брианца[505]. Видел Кшесинскую 2-ю[506].
20 октября. <День рождения вел. кн. Елисаветы Феодоровны>. В 11 час отправились в город праздновать рождение т. Эллы. Завтракали в бальной зале со всеми…
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 224. Л. 294,297.)
В 1890 г. Александр 111 принял решение о строительстве Великой сибирской железной дороги. Согласно его воле, цесаревич Николай Александрович должен был лично присутствовать при начале строительства в Владивостоке и свезти первую тачку грунта для насыпи железнодорожного пути. Но так как августейшему путешественнику нельзя было проехать одним путем дважды, то было принято решение добраться до Владивостока морским путем, через Египет, Индию, Цейлон, Сингапур, остров Ява, Сиам (Таиланд), Сайгон, Гонког, Ханькоу, Шанхай, Японию.
Путешествие цесаревича рассматривалось Александром III также как важнейший этап в познании наследником как Российской империи, так и сопредельных территорий.
Путешествие началось 23 октября 1890 года, когда цесаревич после молебна покинул Гатчину. За время пути было пройдено 51 000 верст, из них 15 000 — по железной дороге, 5000 — в экипаже, 9100 — по рекам, 21 900 — по морям. Николай вернулся в Петербург 4 августа 1891 г.
Дневник цесаревича Николая Александровича
23 октября. Вагон. Печальный и грустный день, день разлуки с дорогими родителями почти на 9 мес<яцев>. К завтраку приехали: д. Алексей, д. Сергей и т. Элла. В 2 часа простился с ними на ст<анции>. В Курском поезде доехал с Папа и Мама до Сиверской. Здесь слезно простился с ними на этот длинный срок…
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 224. Л. 300.)
Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна обмениваются с Николаем письмами, полными впечатлений о петербургской жизни и путешествии. В это время в жизни театрального и музыкального Петербурга состоялось знаменательное событие — премьера оперы П. И. Чайковского «Пиковая дама» с супругами Фигнерами в главных ролях. В Гатчине великие князья (молодежь и дети) играют французскую пьесу перед государем и приглашенными. У себя во дворце Елисавета Феодоровна устраивает площадку для лаун-тенниса (большого тенниса).
Вел. кн. Елисавета Феодоровна — цесаревичу Николаю Александровичу
3 декабря. Петербург
Мой милый Ники,
Что за приятный сюрприз было получить твое дорогое письмо, как мы были счастливы известиям от тебя.
Я очень рада, что ты доволен своим пребыванием в Каире и получил удовольствие от поездки по Египту[507] — эта страна оставила у нас самые лучшие и чарующие впечатления. Будем надеяться, что у вас, наконец, хорошая погода, и нет такой невыносимой жары.
Прими от нас наилучшие пожелания в день твоих именин и поздравления с Рождеством Христовым. Мы послали телеграмму Георгию, а глупые люди вместо того, чтобы переслать ее к нему, задержали телеграмму в Каире — право, очень досадно. Пожалуйста, скажи ему об этом, и что мы передаем ему наши самые добрые пожелания и приветы. У нас погода дивная, на редкость мягкая. Правда, в начале с неделю стоял крепкий мороз, как раз когда приехали Павел с женой, но с тех пор было несколько градусов мороза или около нуля, так что в городе в санях не покатаешься.
Я получила письмо от Pelly (Аликс. — Сост.), на другой день после твоего. Она здорова, и с тех пор, как мы с ней виделись, оставалась дома, о поездке в Англии речи нет. Она очень одинока, так как Папа все время на охоте, и она старается много заниматься, имеет самые разнообразные уроки — музыка, пение, рисование, итальянский язык, даже физика; когда нет мороза, катается верхом, а вечерами часто ходит в театр. Эрни иногда заезжает, так как он сейчас в Гессене, и они ездили к нему на днях, нашли, что устроился он очень уютно, в окружении фотографий, безделушек, картин, всяких художественных вещиц. Сегодня я буду писать Pelly, передам ей вести из твоего письма, это ее немного подбодрит.
Да хранит вас обоих Господь, дорогие. Пусть Новый год принесет вам счастье и наконец соединит вас — об этом мы усердно молимся.
Вчера в Гатчине я видела твоего пса, он грустит без своего хозяина; меня встречает всегда дружелюбно, чуть не сбивает с ног, наступая на мое лучшее вечернее платье. Тино и София[508] были у нас три дня, не желая оставаться долго вдали от тети Вики[509]. Они были в прекрасном настроении, но мне она показалась подозрительно худой, хотя она сама уверяет, что вполне здорова. Павел с женой и их ребенок[510] здоровы. «M-me Block»[511], как ее называет Дмитрий[512], очень горда и упивается мыслью, что ее муж будет командовать новым полком.
Все твои дорогие в Гатчине здоровы, и у твоей Мама заметно улучшилось настроение. Прежде она была очень печальна, похудела после твоего отъезда, но, получая от тебя частые весточки, почти обрела прежний вид.
Я много рисую вечерами, когда мы не бываем в театре, или, пока Сергей играет в карты, играю в теннис в большой зале, рядом с галереей и бальными залами. Павел тоже иногда приходит, и Саша. Обычно наши партнеры — это Кити[513], Гадон, Шиллинг, Джунковский, Зедделер[514], иногда Степанов появляется. Но из дам только мы двое. Я также играла с Аликс на фортепиано, пока остальные играли в теннис, который она находит скучным. По крайней мере, можно немного размяться, — в городе обычно так мало двигаешься, кроме разве что выездов на санях, или в экипаже, или коротенькой прогулки до залива.
Я вновь начала устраивать дамские приемы — такая скука. 5-го вечером будет первая репетиция, специально для твоих родителей, «Пиковой дамы»[515]. Говорят, это чудесная опера. Представь себе, на днях Фигнер[516] упал и чуть не сломал руку, теперь будет петь с перевязанной рукой[517]. Раз мы были в цирке, который очень хорош в этом году, и я вспомнила о развеселом вечере, который мы провели там год назад.
На этом заканчиваю свои каракули. Мы оба целуем тебя и Георгия, с самыми нежными приветами вам.
Веселого Рождества и всяческих благословений в наступающем году.
Нежно любящая тебя
Тетенька Элла.
Надеюсь, вам с Георгием понравятся наши скромные подарки, и вы будете часто надевать их.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1253. Л. 19–22. — на англ. яз.)
Вел. кн. Сергей Александрович — цесаревичу Николаю Александровичу
3 декабря. Питер
Дорогой мой Ники,
Берусь за перо, чтобы дать тебе вести с далекой родины, покрытой мраком декабрьских дней — а у вас юг, солнце, тепло!! Счастливые люди. Впрочем, я не жалуюсь и дома живется очень хорошо, хотя бы даже и в Петербурге. Собственно говоря, особенно интересных новостей сообщить тебе не могу! ибо мы живем так далеко в своей скорлупе и ею довольствуемся вполне. Не малая была радость для меня, назначение Павла ком. конного полка; он в полном восторге, принялся за дело с большим рвением; принимал полк на днях, держал речь офицерам прекрасную — все остались ею очень довольны, а я прибавлю от себя, что дело его пойдет как по маслу. Он являлся Николаше в Царское, чтобы откланяться, нанес визиты полковникам, Николаша от имени полка предложил ему прощальный завтрак, который конечно Павел отклонил, сказав откровенно, что это ни ему, ни офицерам приятно быть не может — по моему он поступил вполне правильно — и тем все кончилось…
