Бабочка - Шарьер Анри (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗

Наступил праздничный день. В унитазе я обнаружил банку сгущенного молока «Настелла». Мои друзья с ума посходили. Какую цену им пришлось заплатить за это молоко, и какому риску они подвергались, переправляя его! Это был день победы над противником.

В необычное время — после обеда — я получил записку от товарищей: «Крепись. Тебе осталось сидеть всего год. Мы знаем, что ты здоров. Мы в порядке, как обычно. Обнимаем. Луи — Игнац. Если можешь, сразу пошли записку с тем же человеком».

На клочке бумаги, прикрепленном к полученной записке, я написал: «Спасибо за все. Я силен и надеюсь быть таким же, благодаря вам, и через год. Нет ли у вас сведений о Кложе и Матурете?» Метла возвращается и скребет о мою дверь. Я быстро просовываю бумагу, которая тут же исчезает. Весь этот день и часть ночи я оставался на земле, не отдаваясь во власть безудержной фантазии.

На следующее утро я атакую первый день из оставшихся мне трехсот шестидесяти пяти. Первые, вернее, вторые 240 дней прошли вполне благополучно и вдруг… Была схвачена рука человека, который уже успел вложить в унитаз орех и пять сигарет.

Это был настолько невероятный случай, что на несколько минут они забыли о приказе не нарушать тишину. Звуки ударов наверняка доносились до самых отдаленных камер, а потом послышались стоны избиваемого насмерть человека. Открылась форточка, и в нее просунулось искаженное гримасой лицо надзирателя:

— Ты, оказывается, ничего не теряешь, сидя здесь!

Это случилось в 7 часов. Через некоторое время за мной явилась целая делегация во главе с заместителем коменданта изолятора. Открылась дверь, которую не открывали вот уже двадцать месяцев.

— Заключенный, выходи.

— Если вы собираетесь бить меня, я буду защищаться. Предпочитаю остаться здесь и прикончить первого, кто ко мне войдет.

— Тебя не будут бить, Шарьер.

— Кто отвечает за это?

— Я, заместитель коменданта изолятора.

— Ты выполняешь свои обещания?

— Обещаю тебе своей честью, что тебя бить не будут. Давай, выходи.

Я выхожу, держа в руке котелок.

— Можешь держать котелок, но он тебе не понадобится.

— Хорошо.

Я выхожу, и меня окружают шестеро надзирателей и заместитель коменданта. Во дворе у меня начинает кружиться голова, а глаза, ослепленные солнцем, все время закрыты. Меня вводят в зал управления. На полу, в луже крови, корчится и стонет человек. По стенным часам я вижу, что теперь 11 часов, и думаю про себя: «Этого бедного парня пытают уже четыре часа». Комендант сидит за столом, заместитель усаживается рядом с ним.

— Шарьер, сколько времени ты получаешь еду и сигареты?

— Он вам, наверно, сказал.

— Я спрашиваю тебя.

— Я страдаю забывчивостью и не знаю, что было вчера.

— Ты смеешься надо мной?

— Нет, я просто удивляюсь, что это не записано в моем деле. Я страдаю забывчивостью после того, как получил удар по голове.

Комендант говорит чиновнику:

— Свяжитесь с Королевским островом и выясните, так ли это.

Чиновник берется за телефон, а комендант продолжает:

— Но ты помнишь, что тебя зовут Шарьер?

— Это я помню, — говорю я и, чтобы окончательно сбить его с толку, тараторю, как автомат:

— Меня зовут Шарьер, родился в 1906 году в Ардеше, и присудили меня к пожизненному заключению в Париже, на Сене.

— Сегодня утром ты получил свои кофе и хлеб?

— Да.

— Какие овощи вам давали вчера?

— Не знаю.

— Если верить тебе, ты ничего не помнишь?

— Ничего из событий, но я помню лица. Помню, например, что ты однажды принимал меня. Когда это было? Не знаю.

— Раз так, ты не знаешь, сколько времени тебе осталось сидеть?

— На каторге? Пока не подохну.

— Нет, нет. Сколько времени тебе осталось сидеть в изоляторе?

— Я сижу в изоляторе? За что?

— О! Это уже слишком! К черту! Ты меня с толку не собьешь. Хочешь сказать, ты не знаешь, что отбываешь два года одиночки за побег?

Тут я его окончательно убиваю:

— За побег? Я? Господин комендант, я человек серьезный и ответственный. Пойдем в мою камеру, и ты увидишь, что о побеге не может быть и речи.

В это время кто-то из тюремщиков ему сообщает:

— Говорят с Королевского острова, комендант.

Он берет трубку:

— Странно, он утверждает, что у него амнезия… Отчего? Удар по голове… Понял, он притворяется. Поди знай… Хорошо, простите, командир, я проверю. До свидания. Да, я вам доложу.

Он поворачивается ко мне:

— Ну, клоун, покажи свою голову. Э! Действительно, рана. А как ты помнишь, что страдаешь забывчивостью из-за этой раны? А? Объясни-ка.

— Я ничего не объясняю. Я просто сообщаю факты: я помню удар, помню, что мое имя Шарьер и еще кое-что. Ты спрашиваешь, с какого времени я получаю еду и сигареты? Вот мой окончательный ответ: я не знаю, в который раз получаю их — в первый или в тысячный. Точнее, не могу ответить из-за забывчивости. Это все. Дальше поступай как хочешь.

— Мое желание несложно. В последнее время ты ел слишком много, и тебе не мешает похудеть. Отменяю тебе ужины до окончания срока.

В тот же день я получил записку. Она не была фосфорной, и прочитать ее сразу я не смог. Ночью я зажигаю сигарету, которую мне удалось спрятать в кушетке и которую не обнаружили при обыске. Мне удается прочитать:

Итак, я перестал получать кокосовые орехи, сигареты и известия от моих друзей с Королевского острова. Кроме того, мне перестали давать ужин. Я привык к сытости, а десять сигарет заполняли мой день и часть ночи. Но я думаю не только о себе, но и об этом несчастном парне, которого били из-за меня. Будем надеяться, что он получил не слишком суровое наказание.

Раз, два, три, четыре, пять, — полкруга. Раз, два, три, четыре, пять, — полкруга. На таком меню долго не протянешь; может быть, стоит сменить тактику и вместо бесконечного хождения как можно больше лежать? Чем меньше я двигаюсь, тем меньше калорий сжигаю. Четыре месяца — это сто двадцать дней. Сколько времени должно пройти, чтобы из-за такого скудного рациона заболеть малокровием? По меньшей мере — два месяца. Значит, мне предстоят два решающих месяца. Если ослабею, болезням будет легче атаковать меня. Я решаю лежать с 6 вечера до 6 утра. Шагать буду всего четыре часа в день. Остальное время сидеть или лежать.

Сегодня, после долгих раздумий о моих друзьях и о несчастном, который пострадал ради меня, перешел к новому распорядку. Это мне неплохо удается, хотя часы тянутся намного дольше, а ноги затекают из-за неподвижности.

Вот уже десять дней я постоянно голоден. Как ни странно, скудная пища действует на воображение не меньше, чем усталость. Как только ложусь спать, картины прошлого с жуткой ясностью встают перед глазами. Вчера я побывал в Париже, в «Мертвом мышонке», где мы с друзьями пили шампанское; здесь был и Антонио из Лондона, который по-французски говорит, как парижанин, а по-английски, как настоящий «ростбиф». На следующий день он убил в «Меронии», что на бульваре Клиши, пятью выстрелами из пистолета одного из своих друзей. В «обществе» переход от дружбы к вражде совершается быстро. Да, вчера я был в Париже и танцевал под аккордеон в «Маленьком саду» на бульваре Сен-Оуэн, который посещают только корсиканцы и марсельцы.

Остался один месяц. Вот уже три месяца мой желудок переваривает только кусок хлеба и немного горячего супа с вареным мясом. «Вареное мясо» очень часто оказывается просто куском кожи. Обычно я делю хлеб на четыре равные порции и съедаю их в 6 часов утра, в полдень, в 6 часов вечера и перед сном. Сегодня я позволил себе съесть в один присест половину дневной порции хлеба.

«Почему я это сделал? — упрекаю я себя. — И это перед самым концом. Я голоден, и у меня нет сил. А отчего у тебя могут быть силы? От этой еды? Верно, ты слаб, но ты не болен и наверняка выйдешь победителем».