Записки диверсанта - Старинов Илья Григорьевич (книги хорошего качества TXT) 📗
— Не пойдет. Я встревожился и огорчился:
— Как это "не пойдет"? Почему?
— А потому. Меня забыли. Или не доверяете? Я только руками развел и вписал в список его фамилию… Вместе с командованием спецбатальона я ожидал результатов действия группы и ее возвращения на наблюдательном пункте в станице Шабельской. В пятом часу утра вышли на берег. Под обрывом смутно темнел вспучившийся, покрытый талой водой лед. В пять часов одиннадцать минут в полной тишине встали из темноты в стороне Весело-Вознесенской неправдоподобно яркие султаны огня. Я нажал кнопку секундомера. Тоненькая стрелочка проскакала круг и отсчитала еще двадцать семь делений, прежде чем донесся сдвоенный звук взрыва. Звук заглох, султаны огня опали, зато по всему северному побережью мгновенно вытянулись цепочки мигающих огоньков, минуту-другую спустя задрожали артиллерийские сполохи, а потом и канонада послышалась. Группа благополучно возвратилась в Шабельскую. Отличился в этой вылазке лейтенант Кондрашев. Вместе с двумя бойцами первый подполз к баржам" снял часового, открыл подрывникам путь. Вскарабкавшись на палубы барж, заставленные ящиками с минами и снарядами, бойцы группы установили мины замедленного действия и отошли незамеченными. Евдокия Ивановна — русская мама Гарсия Канеля Тепло и ветер взломали, сдвинули льды, над расползшимися дорогами солнечно синело высокое небо. Пора возвращаться в Ростов! Штаб спецбатальона подводил итоги: диверсионные группы минеров ходили в тыл врага сто десять раз; на вражеских дорогах, патрульных тропинках, вдоль линий связи, у занятых оккупантами зданий установлено семьсот сорок четыре мины; взрывами мин и огнем стрелкового оружия уничтожено свыше ста солдат и офицеров противника, выведено из строя пятьдесят шесть фашистских автомашин и два танка, подорвано семьдесят четыре телефонных и телеграфных столба, два моста, две баржи, четыре машины с прожекторами; батальон и моряки Азовской флотилии вынудили противника развернуть для обороны северного берега от Мариуполя до Таганрога около двух пехотных дивизий. В десятых числах марта подразделения спецбатальона покидали Ейск, Шабельск и Порт-Катон. Станичники высыпали из домов, толпились вдоль обочин. Минеров провожали как родных и близких. Да мы за полтора месяца и в самом деле стали близки друг другу! Рыбаки ежедневно доставляли на ротные кухни корзины со свежей рыбой, женщины-станичницы не жалели дров и кизяка, чтоб промерзшие бойцы и командиры хорошенько прогревались, поили возвратившихся из походов горячим фруктовым взваром, молоком, заваренным до черноты чаем, вязали для своих постояльцев теплые перчатки и носки, а солдаты помогали людям, чем могли, по хозяйству. По пути в Ростов я заехал в Шабельск проститься с колхозницей Евдокией Ивановной Пусташевой. В хате Пусташевых квартировало отделение Гарсиа Канеля. Читатель, наверное, помнит, что из первой вылазки в тыл врага Канель возвратился сильно обмороженным и тотчас был отправлен в госпиталь. Там сочли, что ему необходимо ампутировать пальцы на руках и на ногах. Евдокия Ивановна, узнав об этом, заплакала:
— Да как же можно такого парня увечить? Не позволю, не дам! Кинулась в кладовую, запаслась крынками, горшками, накинула тулупчик и пошла, несмотря на пожилой возраст ло льду в Ейск, в военный госпиталь. В тот день Канель получил первую передачу: горшочек гусиного жира для смазывания обмороженных частей тела, крынку сметаны и укладку с жареной рыбой. По два, по три раза в неделю ходила в Ейск русская женщина, чей сын сражался на другом фронте, носила испанскому парню гостинцы, наставляла врачей, как надо втирать в обмороженную кожу гусиный жир. И вернула Гарсия Канеля в строй! С тех пор Канель называл Евдокию Ивановну своей русской матерью. Как же было не проститься с ней?.. Зашел я и в хату Ивана Саввича Оноприенко, пятидесятилетнего рыбака, отдавшего молоденькому красноармейцу тулуп:
— В шинельке-то холодно, сынок, а я на печке и без кожушка перезимую! Много рук пришлось пожать на прощанье, не на одних глазах увидеть слезы… Уходил батальон. А с обочины неслось: "Возвращайтесь! Осенью с победой приезжайте! На виноград, на яблоки! Ждем! " И бежали за ротными колоннами, разбрызгивая грязь, ейские, шабельские, порт-катоновские мальчишки.
Глава 14. Время надежд. Инженер Гриднев «химичит» ОЗМ
Весна приходит в город раньше, чем в деревню. Снег на ростовских улицах стаял, крутолобые булыжники мостовых мокро блестят на солнце, в предместьях чугунные тумбы водоразборных колонок напоминают присевших отдохнуть грузных черных птиц. Первым делом едем в лабораторию-мастерскую. Тут, как всегда, едко пахнет бикфордовым шнуром и гарью зажигательных снарядов, кипит работа. За время моего отсутствия Гриднев, Медведев, Косое, Белова и Кретова наладили выпуск управляемых противопехотных мин, создали надежные образцы подпрыгивающих и рычаговых мин, взрывающихся под днищем танка. Руководящие минированием обводов Артемьев, Чехонин, Минеев, Мартыненко, Козлов и Федоров с недавнего времени получают неплохую продукцию.
— А мы и вышибной заряд из аммонала сделали, товарищ полковник! — с ноткой торжества говорит Гриднев. Смотрю на Сергея Васильевича с недоверием. Перед отъездом на побережье мы беседовали об изготовлении осколочно-заградительных мин, так называемых ОЗМ. Заводы производят ОЗМ, используя обычные 152-миллиметровые снаряды. Установленные в землю, ОЗМ по сигналу или при механическом воздействии вылетают на поверхность, взрываются на высоте одного — двух метров, поражают живую силу противника. Несложно было бы конструировать ОЗС и из трофейных снарядов, но мы не имели вышибных пороховых патронов. Их следует раздобыть или сделать.
— А нельзя вместо пороха использовать аммонал? — поинтересовался Гриднев.
— Ничего не получится. Аммонал обладает бризантными свойствами и мину разнесет. Делайте пороховой заряд, Сергей Васильевич! На том и расстались, и вот, пожалуйста, сюрприз!
— Как же удалось перехитрить аммонал, товарищ Гриднев?
— Поедемте в поле, покажем!
— Увы, сейчас нет времени, еду в штаб армии. Но как только вернусь — держитесь, проверку учиним строгую? Штаб 56-й армии располагался не в Ростове, а в одном из подгородных сел. Здешние жители эвакуировались, улицы выглядели осиротевшими. Журина я нашел в хате, где размещался штаб инженерных войск. В полевых петлицах Евгения Михайловича уже не два, а три прямоугольника: подполковник. Поздравил его, спросил, " как дела, какими думами живут в штабе фронта.
— Дела отличные. Создаем резерв противотанковых мин, — ответил Журин.
— А думы… Вы же читали приказ Верховного от 23 февраля? Инициатива в наших руках, стало быть, готовимся к жаркому лету! Я спросил, передал ли Евгений Михайлович командующему армии мою докладную о желательности создания специальных гвардейских бригад для действий на вражеских коммуникациях. Эту докладную я готовил в долгие ночи ожидания минеров, ушедших на северный берег Таганрогского залива. Докладную Журин передал, но сказать что-либо об отношении к ней генерала Цыганова не мог.
— Знаю одно: командующий приказал, как появитесь, направить вас к нему. Вот и пойдемте! Командующий армией квартировал в небольшой, неказистой с виду хате. Охрана, знающая Журина, пропустила к Цыганову без лишних формальностей. Сени и горница сверкают чистотой. Командующий, член Военного совета Комаров и начальник штаба Арушуньян сидят за кипящим самоваром.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — взмахом руки прерывая обращение Журина, приглашает Цыганов. — В самое время успели, почаевничаем. Но тут же за столом просит подробно рассказать о вылазках минеров в тыл врага. Естественно, заходит речь и о моей докладной на имя И. В. Сталина. Командующий армией говорит, что прочитал докладную внимательно и со сделанными выводами согласен. Пользуясь случаем, спрашиваю, нельзя ли создать для начала хотя бы один гвардейский батальон минеров при 56-й армии. Цыганов качает головой:
