Вместе! Джон Леннон и его время - Винер Джон (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Я вернулся из типографии домой, и тут мне позвонила Йоко. Они с Джоном только что появились в Сан-Франциско и предложили встретиться за ленчем. Я дал прочитать гранки статьи Мэй Брасселл. Как оказалось, ее описание методов и целей правительства в этой тайной операции в точности соответствовало тому, что произошло с ними. Я признался им, что у меня нет денег на издание журнала. Долго убеждать их мне не пришлось. Мы зашли в Токийский банк, и они сняли для меня со счета пять тысяч. Помню, когда журнал был отпечатан, я так растрогался, что позвонил Джону в Нью-Йорк и сказал ему: «Ну, теперь я могу умереть счастливым». Он только и бросил: «Да перестань!» Джон был скромный парень. Он осознавал силу своего влияния, но не воспринимал свою персону так же серьезно, как дело, которому он себя посвятил».
Статья Мэй Брасселл в августовском номере «Реалиста» за 1972 год прорвала информационную блокаду «уотергейтского взлома» как раз в то время, когда пресса удовольствовалась заявлением Никсона, будто «никто из сотрудников Белого дома, никто из членов администрации не был замешан в этом весьма странном инциденте». Статья в «Реалисте» появилась за два месяца до того, как материалы Вудварда и Бернстайна в «Вашингтон пост» произвели сенсацию. Брасселл точно идентифицировала взлом штаб-квартиры демократической партии как составную часть широкой преступной кампании против недругов Никсона. Она связала воедино информацию о связи уотергейтских взломщиков с ЦРУ, слова жены Джона Митчелла о «грязных штучках» администрации и просочившиеся в прессу сообщения о том, что предвыборная стратегия Никсона предусматривала использование провокаторов, которым вменялось изображать радикалов, пытающихся сорвать национальный съезд республиканской партии. Джон, наверное, должен был понять, что попытки Никсона депортировать его из страны тоже являлись составной частью этой широкомасштабной кампании.
Но насколько широкомасштабной она была? Брасселл считала, что «уотергейт» - это не просто один их элементов предвыборной кампании Никсона. Она утверждала, что данное преступление было спланировано как компонент «политического государственного переворота» теми же людьми, которые «привели к власти Гитлера» и «убили президента Кеннеди и Роберта Кеннеди». А теперь они попытались «отбросить нашу конституцию» и сорвать выборы 1972 года, чтобы установить в Соединенных Штатах «фашистскую диктатуру». Появление подобной горячечной теории заговора было отчасти инспирировано недавними заявлениями Луиса Тэквуда, грозившего рассказать о невероятных вещах, которые он узнал, будучи тайным агентом спецслужб.
Строго говоря, осознать истинные масштабы «уотергейтского заговора» в то лето не представлялось возможным. Даже когда Вудвард и Бернстайн обнародовали полученные ими сведения, представителям Никсона почти удалось убедить общественность, что статьи в «Вашингтон пост» содержат «нагромождение нелепостей», «бессмысленную ложь» и вообще являются образцом «вопиюще безответственного журнализма». Тем не менее, если Джон финансировал издание журнала со статьей Мэй Брасселл, это означало, что сам он был весьма напуган обстоятельствами своего дела. «Мы все находились во власти паранойи, - вспоминал в 1983 году Красснер. - Меня называли параноиком. А я и сам думал - уж не сошел ли я с ума, в самом-то деле?..»
Размышления Красснера о политических заговорах не ограничились поисками связи между убийством братьев Кеннеди и «уотергейтским взломом». Он поделился с Джоном своими мыслями о том, что «все политические убийства являются также убийствами культуры. Меня интересовало его мнение о смерти Джэнис Джоплин, Джима Моррисона, Джими Хендрикса, а также и Отиса Реддинга, которые, возможно, только выглядели как самоубийства, - ведь все эти люди были бунтарями и образцом для подражания, находясь на гребне волны молодежного движения. На это Джон мне ответил: «Нет, нет, они просто вели саморазрушительную жизнь». Но несколько месяцев спустя, когда его дела приняли очень серьезный оборот, он сам напомнил мне об этом разговоре и сказал: «Слушай, если что-нибудь случится со мной или с Йоко, то это будет не несчастный случай». Это замечание, сделанное осенью 1972 года, свидетельствует, что процесс о депортации пробудил в душе Джона самые страшные предчувствия.
Чтобы проявить гражданскую лояльность, Джон принял приглашение участвовать в благотворительном концерте в «Мэдисон-сквер-гарден» в августе 1972 года для фонда Джералдо Риверы «Один на один». Этот фонд финансировал лечение умственно отсталых детей. Сегодня подобное мероприятие воспринималось бы как само собой разумеющееся. Однако в 1972 году развернулся громкий скандал, когда Ривера предал гласности информацию о кошмарных условиях содержания умственно отсталых больных в приюте «Уиллоубрук» в Штате Нью-Йорк. В своей телевизионной программе Ривера показал документальный фильм, из которого явствовало, что пациенты подвергаются там истязаниям, лишены возможности носить нормальную одежду и живут в антисанитарных условиях.
«Мы поставили своей задачей с помощью этого концерта вызволить больных из заточения, - рассказывал мне Ривера. - Помимо того, что их держали там под замком, в грязи, им не разрешали показываться на глаза людям. Устраивая для них этот благотворительный концерт, мы хотели просто вывести их на волю, чтобы они очутились среди множества людей, чтобы все могли общаться друг с другом один на один - вот откуда название нашего концерта.
Сначала мы собирались провести однодневный фестиваль в Центральном парке - нашей темой была песня «Вообрази себе». Мы планировали каждого больного включить в пару со здоровым человеком - всего в парке должно было собраться двадцать пять тысяч зрителей. Спор возник, когда стали решать, надо ли приглашать больных на вечерний концерт в «Мэдисон-сквер-гарден». Тогда, конечно, мы потеряли бы много средств. Но Аллен Клайн и Джон просто купили билеты на пятьдесят тысяч долларов и раздали их больным и помощникам-добровольцам».
Когда все билеты на концерт уже разошлись, Леннон вдруг занервничал. «Джон сообщил мне, что выступать не будет, - вспоминает Ривера. - Он говорил, что уже много лет не выходил на публику, не репетировал с группой и что вообще он очень волнуется. Йоко мне рассказывала, что, когда у Джона возникло это чувство неуверенности в себе, он позвонил Полу и Линде - предложил «зарыть томагавк войны» и вместе принять участие в концерте. Почему Пол ответил отказом, они так и не поняли».
И все же Ривере удалось успокоить Джона и уговорить его начать репетиции с группой «Элефантс мемори». Еще одна проблема возникла с компанией «Эй-би-си», которая планировала дать эксклюзивную трансляцию концерта. «Они начали крутить носом и ставить условия по поводу участия Йоко в часовой трансляции, - вспоминает Ривера. - Вопрос этот был очень и очень щекотливый. Ведь именно Йоко сыграла решающую роль, заставив Джона в конце концов согласиться выступать. И если бы не она, Джон не вышел бы на сцену. Да и сам Джон настаивал, чтобы ее выступление продолжалось не меньше, чем его собственное». Но «Эй-би-си» на этот раз выиграла: для трансляции выступление Йоко почти полностью вырезали из записи.
В концерте выступили Стиви Уандер, чья песня «Суеверие» только что заняла первую строчку национального хит-парада, Роберта Флэк и группа «Ша-на-на». До этого Джон без «Битлз» появлялся в большом концерте лишь дважды - в 1969 году на фестивале «Возрождение рок-н-ролла» в Торонто (тогда он дал согласие за день до начала концертов и репетировал в самолете) и в Энн-Арборе - там он выступал фактически без ансамбля. Благотворительный концерт «Один на один» оказался единственным настоящим концертом Джона за весь период после последнего турне «Битлз» 1966 года и до его смерти в 1980 году.
Его выступление прошло с триумфом. Хотя Джон вынужден был скрывать свои политические симпатии и антипатии, он все равно не смог полностью отрешиться от своего радикализма. Он исполнил битловскую песню «Вместе!», причем, исполняя припев, обратился непосредственно к зрителям: «Одно тебе я хочу сказать: ты должен быть свободен!» - и изменил другую строчку: «Вместе - немедленно остановим войну!» Тысячи зрителей с воодушевлением подпевали ему, когда он бесконечно повторял: «Все вместе! Все вместе!», придавая старой песне злободневное политическое звучание. Никсон таки был прав, опасаясь его влияния. В этом контексте даже «Карма - немедленно!» обрела дополнительное политическое содержание, когда Джон спел: «Постарайся узнать своих братьев в лицах тех, кого ты встречаешь на улице!» - и спросил: «Почему мы здесь? Не для того же, чтобы жить в страдании и страхе?» Он спел «Вообрази себе», слегка, но многозначительно изменив слова в одной строчке: «Вообрази себе, что нет богатства: интересно, сможем ли мы?» - вместо «сможешь ли ты?». То есть он обращался к публике не как сторонний наблюдатель. Он исполнил «Я завязал» с душераздирающей экспрессией. Но теперь он «спасался бегством» от правительства, и его крики боли и гнева звучали весьма правдоподобно. Зрители не подозревали об обуревавших певца волнениях: они приветствовали его и аплодировали ему, им было весело. В конце песни Джон сказал тихо, с нескрываемой иронией: «Вам понравилось, да?» А потом и сам развеселился, лихо спев «Гончего пса». Может быть, он и не верил теперь в Элвиса, но по-прежнему любил его ранние песенки.
