Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Бронников Андрей (электронные книги без регистрации TXT) 📗
— Сколько-сколько! Один!
— Есть! Разрешите идти? — козырнул я и замер, прижав пальцы правой руки к виску.
— Иди, — буркнул «Конь», сделал шаг к двери канцелярии и тут же исчез в недрах столь нелюбимого нами помещения. Но я этого уже не видел, потому что резво зашагал к выходу.
Действительно, минут через тридцать появился тот самый Лебедь, который впоследствии стал всем известным и далеко не однозначным генералом.
Александр Иванович, будучи сначала командиром курсантского взвода, а затем и роты, в училище звезд с неба не хватал. В свои тридцать лет оставался в звании капитана. Мне трудно сказать, каким он был командиром, но курсанты девятой роты считали его подходящим офицером в том смысле, что когда он заступал дежурным по училищу, можно было смело уходить в «самоход», так как Лебедь тщательностью проверок не страдал, а в нашей роте вообще старался не появляться. В меру пьянствовал, а в известной всей России словоохотливости замечен не был. Весь его юмор был плодом не его личной фантазии, но всеармейского в целом и курсантского в частности фольклора, умело заимствованного весьма к месту и в нужное время.
Капитан Лебедь быстро расписался в книге выдачи оружия, взял автомат и также спешно удалился.
А теперь самое время рассказать, зачем командиру седьмой роты потребовалось специальное вооружение девятой роты. Дело в том, что в третьем батальоне, где Лебедь был командиром роты, в это время начинались экзамены, которые проходили раньше, чем у девятой роты. Среди экзаменов, как я уже упоминал, самым ответственным был экзамен по огневой подготовке. В шестой роте было много потенциальных медалистов и «краснодиплом-ников», которые на стрельбах могли расстрелять, в буквальном и переносном смысле, все свои показатели.
Накануне, то есть в день получения автомата, Лебедь предполагал обустроить на директрисе в Сельцах скрытную позицию для стрельбы в пятидесяти-семидесяти метрах от мишенного поля, по которому должны были вести огонь его курсанты во время экзаменационных стрельб. Затем на следующий день, заняв заранее подготовленную позицию, во время стрельбы достаточно было при появлении мишени совместить свой бесшумный выстрел с очередью курсанта, а уж с такого близкого расстояния поразить цель опытному офицеру не составляло труда.
Судя по тому, что все медалисты остались впоследствии при наградах, так и было сделано. Во время госэкзаменов, очевидно, тоже. Впрочем, это потом подтвердили нам наши друзья.
Я не думаю, что это было личное изобретение Александра Ивановича, так делали многие. Впрочем, объективности ради надо сказать, что подобное было действительно лишь подстраховкой на всякий случай. Все курсанты стреляли очень хорошо, а от случайностей никто не застрахован, разве что с помощью АКМС с ПБС. Так что такое ухищрение можно было считать справедливой подстраховкой.
Удивительное дело, но у нас в роте такое не практиковалось. Может быть, потому, что на самые ответственные экзамены выносились свои, специфические упражнения из того же АКМС с НСПУ либо РПГ-18, либо пистолета тоже с насадкой бесшумной и беспламенной стрельбы.
Нельзя было сказать, что учеба и служба стали такими уж безоблачными. Были склоки с начальством, последующие наказания, нервотрепка, но в памяти все неприятности осели куда-то глубоко мутным осадком и забылись, а в голове остались только чистые и светлые воспоминания.
Глава 37. Дождь. Убийство
Поздней весной или в начале лета у нашего взвода наконец образовался свободный выход в город, но не благодаря официальному разрешению, а вследствие ежегодного мероприятия, которое всегда бывало у четвертого курса. Дело в том, что парадная форма не выдавалась со склада, а шилась в ателье военторга индивидуально каждому будущему офицеру. Соответственно назначались примерки, и тоже каждому в отдельности. Единого сводного графика у командования роты не было, что давало возможность любому желающему четверокурснику выйти в город под этим предлогом. Я не знаю, как этим пользовались наши братья-«чуньков-цы», но у нас это случалось едва ли не ежедневно. Взводный, старший лейтенант Баландин недовольно морщился, но мне кажется, только для виду. «Конь» тоже что-то бурчал себе в усы, но далее этого не шло — курсанты разгуливали по городу, как хотели и кому не лень было это делать.
Так происходило до того момента, пока парадная форма, наконец, не была готова для всех, но главная причина заключалась не в этом. На окончательную подготовку к государственным экзаменам наш взвод отправили в Сель-цы. К тому же так начальство и роты, и училища спокойнее себя чувствовало. Правда, в «самоходы» уезжали и оттуда. Для преодоления пешего отрезка пути частенько использовали колхозных лошадей, которые паслись возле учебного центра.
Свой приезд мы по традиции отметили «трассерным» салютом в курилке перед дальней казармой, где нас поселили. Дни совсем стали походить один на другой, исключая разве что стрельбы. В голове гудело от регулярных гранатометных выстрелов и ночной пальбы из АКМСов с
ПБС, пристрелянных с НСПУ. Все остальное время проводили в лесу на лужайке за изучением теоретического материала. Мне запомнился лишь один из таких дней, Когда мы отделением валялись на траве, прибежал кто-то из наших и сообщил, что умер Высоцкий. Было это двадцать шестого июля.
Во время госэкзаменов. На переднем плане Козлов Ю. Стоят слева направо: Бронников, Турцев, Демин, Грузд. Сидят слева направо: Федосенко, Зайков, Скирта
Пребывание в Сельцах в составе взвода имело небольшой минус. Хотя и на четвертом курсе, но внутренний наряд еще никто не отменял, поэтому и дневальные, и дежурный назначались, разумеется, из нашего числа. Конечно, дневальство было совсем иное, чем на первом курсе, когда время от времени приходилось чистить туалет «типа сортир» на задах учебного центра, а зимой долбить ломом желтые и коричневые сталактиты, непомерными трудами взращенные курсантами всего училища, но, тем не менее, порядок наводить приходилось. Тем более что сейчас на взвод приходилось два офицера: наш командир старший лейтенант Баландин был усилен присутствием «Коня».
Офицеры жили вместе с нами в казарме, в отдельном помещении по соседству с ленинской комнатой. Однако относились к нам без строгости, очевидно, считая, что довести нас до выпуска без происшествий будет уже хорошо. Судя по их постоянному недовольству, они находились здесь по распоряжению свыше, а не по собственной инициативе. Целый день мы проводили без них, а они без нас, за исключением интенсивных стрельб из РПГ-16 и АКМСа. Из автомата мы стреляли почти каждую ночь, и это давало нам предлог утром подниматься позже, а офицерам — не требовать с нас зарядку. Таким образом, они соблюли лицо, и компромисс был найден.
Заканчивались Олимпийские игры в Москве. Лето стояло в тот год жаркое, благо, что в казарме было если не прохладно, то хотя бы невыносимая духота не мучила.
В памяти осталось яркое воспоминание — в полдень жаркого дня вдруг хлынул теплый ливень. Упругие струи хлестали по лужам, и многие мои друзья не выдержали и выскочили в одних трусах под дождь. Они прыгали и скакали от восторга, брызги разлетались от босых ног далеко в стороны, потоки воды бежали по асфальтированной дорожке. Из приемника звучала популярная в то время песня «.. А я играть устал, ведь старый я рояль…». Под беззаботную и веселую музыку молодые и сильные тела плясали по лужам, сверкая от воды под яркими лучами солнца. Но в отличие от размышлений писателя Толстого в романе «Война и мир» это не было «пушечное мясо». Это были подготовленные и смелые воины, которые незаметно для самих себя превратились в таковых за четыре года учебы, и дальнейшей армейской службой они это доказали.
Прошло тридцать шесть лет с тех пор, но каждый раз, когда я слышу это мелодию: «И лица старые, и лица новые, Глаза усталые, глаза веселые. Передо мной плывет людской водоворот, Летит стремительно за годом год.», мне вспоминается тот вроде незначительный эпизод моей жизни, который остался со мной навсегда.
