Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗

Две дочери Распутина, Мария и Варвара, которых он привез в Санкт-Петербург, чтобы дать им образование, также отмечали, что сестры Романовы были чрезвычайно любопытны, когда они встречались у Анны Вырубовой. Они забрасывали сестер Распутиных вопросами. «Жизнь в городе для девушки четырнадцати лет, которая ходит в школу вместе с другими детьми и один раз в неделю ходит в кино, иногда в цирк, казалась им редкостным и самым желанным из чудес», – вспоминала Мария [606]. Она с сестрой Варварой являлась тем уникальным женским связующим звеном одного с ними возраста, которое давало им в предвоенные годы представление о внешнем мире. Романовы особенно подробно расспрашивали их о танцах, на которых бывала Мария Распутина. «Они хотели знать все о том, во что она была одета, кто еще был там, какие танцы она танцевала», – вспоминал Сидней Гиббс [607]. Двух других молодых посетительниц, бывавших в комнатах Трины Шнейдер в Александровском дворце, также засыпали подобными вопросами. Мария и Анастасия часто приходили к ним в комнаты Трины после обеда и затевали с девочками, Натальей и Фофой, буйные и озорные игры, которые Трине порой бывало очень трудно выносить. В спокойные моменты Анастасия и Мария тоже проявляли бесконечный интерес к повседневной жизни подруг. «Они расспрашивали нас о школе, о наших друзьях, учителях. Они хотели знать, как мы проводим свободное время, в какие театры мы ходим, какие книги мы читаем, и так далее» [608].

Сейчас, однако, жизнь сестер Романовых находилась под строгим присмотром их гувернантки Софьи Тютчевой, которая по-прежнему неуклонно боролась против тлетворного влияния Распутина и внешнего мира. По словам Анны Вырубовой, постоянную дискредитацию Распутина, которую вела Тютчева, поощряли «некоторые фанатичные священники», одним из них был двоюродный брат Тютчевой архиерей Владимир Путята [609]. К концу 1911 года противоречия в этом вопросе дошли до критической точки, поскольку в это же время у Александры, которая по-прежнему покровительствовала Распутину, из-за этого обострились отношения со вдовствующей императрицей и невесткой. «Моя бедная невестка не понимает, что она губит династию и себя, – пророчески сказала Мария Федоровна преемнику убитого Столыпина, Владимиру Коковцову. – Она искренне верит в святость авантюриста, а мы не в силах отвратить беду, которая обязательно придет» [610]. Ситуация значительно усугубилась, когда в декабре 1911 года в Санкт-Петербурге стали ходить письма, написанные четырьмя сестрами и царицей отцу Григорию два года назад безо всякой задней мысли. Он передал их своему сподвижнику, лишенному духовного сана монаху Илиодору [611]. Поссорившись с Распутиным, Илиодор из желания навредить ему отдал эти письма депутату Думы, который снял с них копии и распространил среди своих коллег-политиков. Когда письма оказались у Коковцова, он пошел прямо к Николаю. Царь при виде этих писем побледнел, но подтвердил их подлинность, а затем запер их в ящик своего стола [612]. Узнав о случившемся, Александра направила Григорию гневную телеграмму. После этого Распутин был фактически изгнан обратно в Покровское и удален от царской семьи.

Во время последовавших за этим лихорадочных мер, предпринятых, чтобы по возможности уменьшить нанесенный ущерб, первой мишенью среди хулителей Григория стала Софья Тютчева, которую обвинили в распространении злонамеренных слухов о нем, а также в проведении слишком независимой политики в воспитании девочек [613]. В начале 1912 года ее вызвали в кабинет Николая. Он спросил ее: «Что происходит в детской?» – и, как выразилась Анна Вырубова, «серьезно отчитал ее» [614]. Тютчева объяснила свою позицию, высказала свои возражения против общения Распутина с детьми, а также свои принципы воспитания девочек, на что царь ответил ей:

После этого выговора Тютчева оставалась в своей должности еще некоторое время. Николай и Александра всегда с неохотой увольняли людей из-за слухов среди прислуги, но в марте 1912 года наконец Софью, по-прежнему настаивавшую на своем мнении, отослали обратно к себе в Москву «за то, что слишком много болтала и лгала», как сказала Александра Ксении [616]. Изе Буксгевден было жаль видеть, как «глубоко опечалена» была Тютчева, что приходится покидать девочек, потому что она очень их полюбила. Но Софья была, к сожалению, сама виновата в том, что с ней произошло: «То, что она неосторожно говорила, было извращено и превратилось в байки, которые принесли императрице много вреда» [617]. Однако Тютчева продолжала регулярно писать своим бывшим воспитанницам, и вскоре ей было разрешено время от времени навещать их. Анастасия сохранила особенно сильную привязанность к своему другу Саванне, и до 1916 года они переписывались [618].

Тютчева была не единственной в окружении императорской семьи, кто оказался вовлечен в разногласия. Мария (Мэри) Вишнякова, которая присматривала за девочками в самые первые годы, в 1905 году стала няней Алексея и поначалу была рьяной поклонницей Григория. Но в последнее время на ней стало сказываться напряжение ее непростой работы, и весной 1910 года Александра посоветовала Марии и еще трем другим женщинам съездить к Распутину в Покровское. Вернувшись, Вишнякова обвинила Григория в сексуальном домогательстве и умоляла императрицу защитить своих детей от его «дьявольского» влияния [619]. Не было выявлено никаких оснований для тех обвинений, которые предъявила взбудораженная Вишнякова. Анна Вырубова и другие описывали ее как «чрезмерно эмоциональную» особу. Более того, согласно воспоминаниям великой княгини Ольги Александровны, во время расследования заявлений Вишняковой незадачливую няню застали в постели с казаком из императорского караула [620]. Николаю и Александре также не хотелось увольнять ее, как и Тютчеву. Мария преданно прослужила семье пятнадцать лет и очень любила детей. Поэтому ее отправили в санаторий на Кавказ подлечиться и отдохнуть, а в июне следующего, 1913-го, года ее тихо удалили, но не уволили со службы, предоставив хорошую пенсию и собственную четырехкомнатную квартиру в крыле коменданта в Зимнем дворце. Вплоть до революции Николай и Александра продолжали оплачивать Марии ежегодное санаторное лечение и отдых в Крыму [621].