Сталин. Жизнь одного вождя - Хлевнюк Олег Витальевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Результат взаимодействия Сталина и чекистов не заставил себя ждать. По имеющимся данным, в 1937–1938 гг. были арестованы около 1,6 млн человек, из них около 700 тыс. расстреляно и неизвестное нам количество людей убито во время следствия в застенках НКВД [407]. Хотя эти цифры нуждаются в дальнейшем уточнении, в целом они отражают масштабы Большого террора. На протяжении неполных полутора лет каждый день расстреливали до 1500 «врагов», не говоря о тех, кого посылали в лагеря. Такого размаха и жестокости сталинский террор не достигал ни в предыдущие, ни в последующие годы. Нечасто встречаются такие примеры и в мировой истории.
Очевидно, что столь массовые операции не могли продолжаться долго. Со временем все более отчетливо проявлялись разрушительные последствия Большого террора. Аресты хозяйственных руководителей породили хаос в экономике. Падала трудовая дисциплина. Инженеры избегали инициативы, которая в любой момент могла быть объявлена «вредительством». В общем, террор сыграл свою роль в заметном снижении темпов роста экономики [408]. Сокращение численности квалифицированных командных кадров, падение дисциплины и ответственности наблюдалось также в Красной армии. Она пострадала от репрессий настолько, что советскому руководству пришлось в массовом порядке восстанавливать в должностях ранее арестованных или уволенных командиров – тех, кого не успели расстрелять [409].
Террор 1937–1938 гг. был причиной роста социальной напряженности и массового недовольства. За два года миллионы людей были расстреляны, заключены в лагеря, депортированы, уволены с работы, выселены из своих квартир или даже из городов за связи с «врагами народа». Было бы наивно предполагать, что такие потрясения и обиды могут пройти бесследно. Задавленное массовым страхом, недовольство все же прорывалось наружу. В 1937–1938 гг. его главным выражением были миллионы жалоб, переполнявших все государственные и партийные инстанции. В Прокуратуру СССР в январе 1937 г. поступило 13 тыс. жалоб, а в феврале-марте 1938 г. уже 120 тыс. [410] Пока неизвестно, сколько писем и заявлений поступало в эти месяцы на имя Сталина и какие из них были отобраны для доклада вождю. Соответствующие материалы секретариата Сталина недоступны или, возможно, не сохранились. Однако у нас нет оснований сомневаться в том, что канцелярия Сталина так же захлебывалась от потока жалоб, как и другие советские учреждения. Вряд ли отзвуки массового отчаяния, горя и разочарований не достигали ушей вождя.
Что он думал обо всем этом? Документальные источники ответа не дают. Насколько известно, публично или в узком кругу соратников, никогда и нигде Сталин не ставил под сомнение необходимость и оправданность репрессий 1937–1938 гг. Вряд ли Сталин испытывал сожаление или сочувствие к жертвам террора. Однако оставался политический прагматизм. Продолжение массовых операций грозило нарастанием негативных последствий и хаоса. Осенью 1938 г. Сталин решил поставить точку. Массовые операции были завершены так же централизованно, как и начинались, по приказу Сталина.
Новый поворот от террора к «нормализации» Сталин осуществлял постепенно и расчетливо. В августе 1938 г. первым заместителем Ежова был назначен секретарь ЦК КП Грузии Л. П. Берия. Внешне Ежов оставался в фаворе и силе, но рядом с ним появился человек, которого сам нарком внутренних дел по доброй воле никогда бы не выбрал себе в заместители. Несколько месяцев спустя в письме Сталину Ежов признавал, что в назначении Берии видел «элемент недоверия к себе», «думал, что его назначение – подготовка моего освобождения» [411]. Ежов думал правильно. Не справляясь с нервными перегрузками, он стал еще больше пить, теряя контроль не только над ситуацией, но и над самим собой.
Два месяца спустя сталинские маневры вокруг НКВД стали еще более активными. 8 октября Политбюро сформировало комиссию, которой поручалось подготовить проект постановления о работе НКВД. Начались аресты сотрудников Ежова. Подручные Берии выбивали из них «показания» против Ежова – так же в свое время подручные Ежова действовали в отношении Ягоды. 17 ноября Политбюро приняло постановление, в котором отмечались успехи в уничтожении «врагов народа и шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок», но также осуждались «недостатки и извращения» в работе НКВД [412]. Это был насквозь лицемерный и лживый документ. Ежова и НКВД фактически обвиняли в том, что они выполняли указания Сталина.
Вскоре верный, но сделавший свое дело и уже ненужный Ежов был арестован. Как руководителя мифической «контрреволюционной организации» в НКВД его расстреляли. Проделано это было без обычных шумных кампаний. Аккуратность, с какой убирали Ежова, лишний раз свидетельствовала о том, что Сталин опасался вызвать слишком широкий общественный интерес к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения Большого террора. Ежов стал очередным «козлом отпущения». Выполнив волю Сталина, он поплатился жизнью за то, чтобы сам вождь оставался вне подозрений, а массовые репрессии воспринимались народом как «ежовщина». Сам Сталин так обрисовал ситуацию своему любимцу авиаконструктору А. С. Яковлеву:
Ежов – мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат – говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли [413].
Проведенный под строгим контролем Сталина выход из «большого террора» затронул в основном ежовскую верхушку НКВД. Лишь немногие жертвы массовых операций, в основном те, кто попал в застенки НКВД во второй половине 1938 г., были освобождены. Основные механизмы террора не пострадали, лишь подверглись некоторой переналадке. Но к столь массовым чисткам и расстрелам, как в 1937–1938 гг., Сталин больше не прибегал.
На что рассчитывал Сталин?
Уже многие десятилетия идут споры о причинах Большого террора, точнее, о мотивах Сталина, отдававшего приказы о массовых репрессиях. Очевидно, что точно определить расчеты Сталина невозможно. Однако, опираясь на многочисленные факты, их можно вычислить с большой долей вероятности. Так на что же рассчитывал Сталин, подписывая расстрельные приговоры десяткам тысяч советских чиновников и приказы о проведении массовых операций против сотен тысяч рядовых советских граждан?
Прежде всего, необходимо отбросить те причины нарастания террора, которые не существовали в реальности, а были придуманы много десятилетий спустя. Еще в 1980-е годы молодые западные историки-ревизионисты выдвинули эпатажные теории природы сталинского террора. Они утверждали (на самом деле предполагали, потому что не располагали реальными фактами), что причиной террора была не сила, а слабость сталинской диктатуры, ее неспособность контролировать хаотичные и своекорыстные действия региональных руководителей. Это была война всех против всех, в которой трудно выявить логику и движущие пружины. Соответственно, Сталин был лишь в некоторой степени причастен к организации массовых репрессий [414]. Эти априорные и путаные построения подвергались убедительной критике уже в момент их появления. Когда же в начале 1990-х гг. открылись архивы, умозрительные дискуссии о движущих силах террора вообще потеряли смысл. Документы однозначно свидетельствовали: репрессии были не чем иным, как централизованными операциями, а их инициатором однозначно выступал Сталин.
Однако вскоре устаревшие конструкции западных ревизионистов перекочевали в современную Россию. Это на первый взгляд парадоксальное воспроизведение забытого старого имело очевидные политические причины. Некоторые историки, игнорируя реальные факты, выводили Сталина из-под удара, объявляли его невольной жертвой заговора «номенклатуры» и произвола региональных чиновников. Благодаря нехитрым, но далеким от науки приемам сторонники вождя получили желанный образ «иного Сталина», Сталина, очищенного от обвинений в организации массового уничтожения соотечественников. Нам предлагали поверить, что этот «иной Сталин» был демократом, стремился дать стране передовую конституцию и честные тайные выборы на альтернативной основе и что тогда встревоженные руководители регионов (олигархи 1930-х годов) организовали настоящий заговор. Боясь проиграть выборы (видимо, не научились еще подсчитывать голоса как положено), они якобы заставили Сталина отказаться от его планов альтернативного голосования и, более того, принудили отдать приказ о проведении массовых репрессий [415]. В общем, в очередной раз во всем были виноваты своекорыстные и жадные до власти бояре, окружавшие плотной стеной доброго и справедливого царя.
407
ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 4157. Л. 201–205. Эти данные неоднократно публиковались. См.: История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов. Собрание документов в 7 томах / Т. 1. Массовые репрессии в СССР / Отв. ред. Н. Верт, С. В. Мироненко. М., 2004. С. 609.
408
По официальным данным, прирост промышленного производства составлял: 1936 г. – 28,7 %, 1937 г. – 11,2 %, 1938 г. – 11,8 %. По расчетам современных экономистов, эти цифры составляли соответственно 10,4, 2,3 и 1,1 % (The Economic Transformation of the Soviet Union / ed. by R. W. Davies, M. Harrison and S. G. Wheatcroft. P. 302–303).
409
Всего в 1937–1938 гг. из Красной армии (без учета военно-воздушных сил и флота) было уволено около 35 тыс. командиров, в том числе тех, кто был арестован. На начало 1940 г. около 11 тыс. из них были восстановлены в армии. Таким образом, прямые потери составили 24 тыс. человек. Чтобы оценить масштабы этих потерь, достаточно отметить, что за три года в 1935–1937 гг. из военных академий и училищ были выпущены чуть более 27 тыс. офицеров (Известия ЦК КПСС. 1991. № 1. 186–189). Следует учитывать также, что уволенные и арестованные, а затем восстановленные в армии офицеры получили серьезные моральные травмы, влиявшие на уровень их профессионализма. Потрясения, вызванные массовыми репрессиями и страхом, не могли не затронуть также тех командиров, которые сумели избежать репрессий.
410
ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 112. Л. 16.
411
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 265. Л. 22.
412
Исторический архив. 1992. № 1. C. 125–128.
413
Яковлев А. С. Цель жизни. М., 1987. С. 212.
414
Наиболее последовательно эти положения были сформулированы в следующих работах: Getty J. A. Origins of the Great Purges. The Soviet Communist Party Reconsidered, 1933–1938. Cambridge, 1985; Rittersporn G. T. Stalinist Simplifications and Soviet Complications. Social Tensions and Political Conflicts in the USSR, 1933–1953. Philadelphia, 1991.
415
Инициатором перенесения западных ревизионистских построений на российскую почву можно считать Ю. Н. Жукова. В его работе «Иной Сталин» (М., 2005) воспроизводятся основные положения концепций А. Гетти, правда без ссылок на этот первоисточник. См., например: Getty J. A. State and Society Under Stalin: Constitutions and Elections in the 1930s // Slavic Review. 1991. Vol. 50. No. 1. P. 18–35.