Памятное. Новые горизонты. Книга 1 - Громыко Андрей Андреевич (читать книги бесплатно .txt) 📗
– Опять Ипатьев…
Я согласился его принять.
В кабинет вошел человек выше среднего роста, плотный, довольно подвижный для своего возраста, а на вид ему было по крайней мере лет семьдесят пять.
Он начал, что говорится, с места в карьер:
– Вы обо мне слышали. Моя фамилия Ипатьев. Я пришел с повинной.
Хоть стаж работы в посольстве у меня уже считался порядочным и различных историй за рубежом приходилось слышать немало, этот посетитель все же удивлял. Вроде бы должен он получать, думалось, свои деньги, за которыми погнался. А он, словно читая мои мысли, говорил:
– Я совершил в жизни крупную ошибку, покинув Советский Союз. Черт меня попутал! И никаких этих заморских денег мне не надо…
Я в ответ заметил:
– Если черт может сбивать с толку ученых, то это очень плохо, разумеется, для ученых, а не для черта. Кстати, ваше сравнение с чертом весьма уместно. Вспомните, что проделывал он с Фаустом у Гёте.
Ипатьев, конечно, не собирался воспринимать литературные сравнения. Он знал, зачем шел сюда, и решил, не теряя времени, высказаться до конца по главному для него вопросу, видимо опасаясь, что его могут не дослушать, не понять. Говорил он убежденно:
– Прошу понять: я пришел не для того, чтобы жаловаться на свое материальное положение. Мне не приходится жаловаться на условия моей работы здесь, в Штатах. Мне дали лабораторию, она находится в Чикаго, и я вполне успешно ею руковожу. Все, что в ней делается под моим руководством, высоко ценится и в научном мире, и в кругах администрации. Мы работаем над получением высокооктанового бензина, который идет на нужды прежде всего военной авиации. Точнее говоря, речь идет о научно-исследовательской деятельности, которая связана с производством этого вида горючего. Но меня не перестают мучить угрызения совести: как же так, я, ученый, из страны, которая дала мне все – образование, ученую степень, положение в науке, я же из Советского Союза, а результаты моего труда присваиваются другой, чужой мне страной, хотя она и является сейчас союзницей СССР в войне.
Он смотрел на меня испытующе, словно проверял, верю ли я в то, о чем он говорит. Помолчал и добавил:
– Прошу разрешить мне вернуться на родину. Думаю, что советские власти меня поймут. И научная общественность тоже.
Я поинтересовался:
– А когда и каким путем вы мыслите себе возвращение в Советский Союз? Ведь идет война. Да и возможно ли подобное возвращение, если учитывать отношение к нему американских властей?
Ипатьев с жаром начал меня убеждать:
– Власти США не могут чинить затруднений моему возвращению на родину. А ехать я могу, когда угодно и как угодно. Лишь бы доехать до родины.
Чувствовалось, он не очень хорошо представляет свое положение и то, как сложно было добираться в то военное время до Советского Союза из США.
Далее он сказал:
– Я хочу, чтобы мне была предоставлена возможность вывезти с собой часть оборудования моей лаборатории. Оно закуплено на мои личные средства. И я уверен, что с американской стороны никто возражать не будет. Кроме того, я прошу разрешить выехать вместе со мной на постоянное жительство в СССР моему помощнику по лаборатории – американскому гражданину, который мне необходим как научный работник. Это – мое единственное условие.
Такая просьба могла насторожить, вызывала сразу ряд вопросов: а что это за человек, согласен ли он с тем, что излагает сейчас Ипатьев от его имени, действительно ли готов уехать в Советский Союз на постоянное жительство? Но ученый говорил спокойно. Создавалось впечатление, будто этот вопрос они оба обговорили во всех деталях и давно его сами для себя решили. А Ипатьев продолжал:
– Я хочу работать на родине и больше не желаю оставаться в США.
Вдруг он заплакал, повторяя все то же самое, не стесняясь своих слез. Стало видно, что он испытывает огромное волнение. Вытирая слезы, он повторил:
– Вы не знаете, что такое быть оторванным от родной земли… от родной земли… Я же ничего перед собой не вижу, кроме тупика… Если бы вы представляли себе, как я раскаиваюсь. в том, что совершил.
Я сказал ему вполне откровенно:
– Говорить о вашем прошлом поступке сейчас, конечно, нет необходимости. Что касается вашей просьбы о возвращении, то ответ на нее может быть дан через некоторое – надеюсь, непродолжительное – время.
Ипатьев поблагодарил, пошел к выходу, остановился у двери и громко сказал:
– Я с большой надеждой буду ожидать этого ответа.
Не скрою, встреча с Ипатьевым произвела на меня впечатление. Смотрел я на него и думал, с какой же легкостью иногда «черт» путает людей. И травмы у них от этого остаются на всю жизнь… Иногда травма оборачивается даже роковым исходом…
В тот же день обращение Ипатьева было доложено в Москву. Вскоре пришел ответ. Суть его состояла в том, что поставленные Ипатьевым условия возвращения неприемлемы. Начинать длительную переписку с Москвой по этому вопросу попросту не представлялось возможным – шла война.
Советский генеральный консул в Нью-Йорке известил Ипатьева о содержании поступившего из Москвы ответа. Реакции на него не последовало. В советских представительствах в США Ипатьев больше не появлялся.
Весьма заметной фигурой в среде русской эмиграции в США был Виктор Александрович Яхонтов. В 1917 году ему было тридцать шесть лет. Тогда, уже в чине генерал-майора, он занимал пост заместителя военного министра Временного правительства. Со служебными поручениями по военной линии Яхонтов до Октябрьской революции выезжал в Англию и Францию, некоторое время был военным атташе в Японии.
Сложной получилась жизнь у этого генерала, который не сразу понял суть революционных перемен в нашей стране. В конце концов он очутился в Соединенных Штатах и там обосновался. Но надо отдать ему должное. Яхонтов никогда не примыкал ни к каким враждебным нашей стране организациям. Он принадлежал к тому крылу русской эмиграции, которое работало на дело нормализации и развития отношений между США и СССР. В годы войны Яхонтов проводил работу в интересах советско-американской дружбы, скорейшего открытия второго фронта, расширения Соединенными Штатами помощи Советскому Союзу.
Большую популярность в США принесли ему многочисленные устные выступления. Яхонтов показал себя как превосходный оратор. На митингах и лекциях он говорил о борьбе советского народа и Красной армии против фашистского нашествия, об огромном значении этой борьбы для судеб всего человечества. Говорил вдохновенно и убежденно.
С Виктором Александровичем я не раз встречался. Происходило это в основном на приемах в советском посольстве. Стройный, всегда подтянутый, он выглядел намного моложе своих лет. Во время войны, как бывший генерал, он внимательно следил за всеми сводками с советско-германского фронта, подбирал разноречивые, иногда взаимно исключавшие друг друга сообщения, внимательно их анализировал и делал свои заключения и выводы. Говорить с ним было приятно. Когда он рассуждал о жизни в Советском Союзе, об обстановке на фронте, сомнений не оставалось: перед вами патриот Родины.
– Мы ценим вашу деятельность и в среде русской эмиграции, и в американском обществе в целом, – говорил я ему.
– Служу Отечеству, – отвечал он.
Вернулся Яхонтов в Советский Союз в 1975 году. В следующем году его наградили в связи с девяностопятилетием орденом Дружбы народов. Скончался он в 1978 году и похоронен на кладбище Александро-Невской лавры в Ленинграде.
Керенский и Сорокин
Во время работы в США, да и потом мне приходилось иногда иметь дело с людьми, которых я назвал бы «политическими мастодонтами». Эти люди – а кое-кто из них даже пытался плавать на волнах большой политики – настолько оторвались от страны, где родились, получили образование и воспитание, что, собственно, уже утратили всякую связь со своим народом.
В их рядах находились и ярые враги Советского государства. Жизнь забросила их далеко от родины именно из-за того, что они в открытую проявляли свою враждебность Великому Октябрю и всему тому, чем живут советские люди.
