Григорий Распутин-Новый - Варламов Алексей Николаевич (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗

Еще полгода спустя, в июне 1915 года, когда обсуждалось назначение нового обер-прокурора А. Д. Самарина, Царица писала мужу: «Скажи ему про все, и что его лучший друг – Соф. Ив. Тютчева – распространяет клеветы про наших детей. – Подчеркни это и скажи, что ее ядовитая ложь принесла много вреда, и ты не позволишь повторения этого».

Но не позволить этого Царю не удалось, и подводя некий итог этому сюжету, скажем так: вопрос о личной распущенности Распутина лучше всего было бы просто не обсуждать, а вынести за скобки, потому что из области слухов в область фактов надежного перехода здесь нет. Но игнорировать полностью эту тему невозможно: ведь именно слухи, и, прежде всего слухи о блудных грехах стали и поводом, и причиной всех дальнейших событий, которые вокруг сибирского гостя развернулись и переворошили огромную страну.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Распутин и епископ Феофан. Поездка в Покровское. Исповедь Хионии Берладской. Распутин как юродивый. Розанов о Распутине. Отстранение от Двора. Паломничество на Святую землю. Похоть, пьянство и молитва. Родная душа. Ветхозаветный ряд. «Мы все шалили…»

Эти слухи росли, дурная слава ширилась, газеты не стеснялись, в обществе и в Церкви роптали, и самым сложным оказалось положение царского духовника, которого все уважали, но при этом считали виновником возвышения Распутина.

«Своей печальной карьерой Распутин был обязан гораздо менее самому себе, чем болезненному состоянию тогдашнего высшего общества, к которому, главным образом, и принадлежали его поклонники и почитатели.

Спокойной, здоровой религиозностью в этом обществе тогда не удовлетворялись; как вообще в жизни, так и в религии тогда искали острых ощущений, чрезвычайных знамений, откровений, чудес. Светские люди увлекались спиритизмом, оккультизмом, а благочестивейшие епископы, как Феофан и Гермоген, всё отыскивали особого типа праведников, вроде Мити Гугнивого, Дивеевской «провещательницы», Ялтинской матушки Евгении и т. п. Распутин показался им отвечающим требованиям, предъявляющимся к подобного рода праведникам, и они, даже не испытав, как следовало бы, провели его сначала в великокняжеский, а потом и в царский дворец. В великокняжеском дворце скоро поняли, что это фальшивый праведник, а в царском – проглядели.

Там Распутин сумел пленить экзальтированно-набожную царицу. Она более многих других искала в религии таинственности, знамений, чудес, живых святых, а ее материнское чувство все время ожидало помощи с Неба для ее несчастного, больного сына, которого бессильны были исцелить светила медицинской науки. Распутин вошел в царский дворец с уже установившейся репутацией «Божьего человека», санкционированной тогда несомненными для Царского Села авторитетами – епископами Феофаном и Гермогеном», – писал протопресвитер Георгий Шавельский.

Более деликатно выразился о том же самом его оппонент князь Жевахов: «Монах исключительной настроенности и огромного авторитета, имевший большое влияние на студентов академии и производивший на окружающих сильнейшее впечатление, сосредоточивший на себе внимание Высочайшего Двора и, в частности, Императрицы Александры Феодоровны, избравшей его Своим духовником, архимандрит Феофан был всегда окружен теми „Божьими людьми“, какие уносили его в надземный мир, в беседах с которыми он отрывался от мирской суеты… Сюда, в этот центр истинной монашеской жизни и духовного делания, нашел дорогу и косноязычный Митя; сюда же проник и Распутин, склонившийся пред высотою нравственного облика архимандрита Феофана и усердно распространявший тогда славу о подвижнической жизни последнего…»

Наконец уже в наше время, сравнивая отношение к Распутину епископов Сергия и Феофана (Сергий, как мы помним, один раз с Распутиным встретившись, в дальнейшем его избегал), преподаватель Московской духовной академии Н. К. Гаврюшин высказался в том смысле, что «если бы в свое время трезвость Сергия возобладала над прелестной увлеченностью Феофана, у русской монархии были бы более благоприятные перспективы…»

Разумеется, епископа Феофана никто и никогда прямо не уравнивал с епископом Варнавою или митрополитом Питиримом, впоследствии, по общему мнению, прямо обязанными своим возвышением Распутину. Но все же молва приписывала вступление Феофана в 1909 году на должность ректора Духовной академии (4 февраля) и посвящение в епископский сан (22 февраля) покровительству опытного странника.

И то и другое маловероятно. Вмешательство Распутина в дела Церкви началось позднее, а у Феофана и без Распутина хватало и заслуг, и влияния, чтобы занять эту должность. Другое дело, что именно Феофан первый из иерархов узнал о темной стороне жизни Распутина и не стал уклоняться от своего.

Владыка Вениамин (Федченков), в течение нескольких лет хорошо знавший Распутина и бывший ближайшим учеником и другом Феофана, не пишет подробно о тех фактах, которые стали известны им обоим, но пишут о них другие: хождение в баню вместе с женщинами, признания обесчещенных прихожанок, распутство. Не поверить женским исповедям – именно потому, что это были исповеди – и не прийти от них в ужас Феофан не мог. И дело не только в том, что была задета его репутация, а в том, что ту же несчастную Ольгу Лохтину, которую Распутин физически вылечил, а духовно искалечил, познакомил с ним Феофан. Сама Лохтина принялась знакомить с Распутиным своих знакомых дам, и так стал складываться круг его почитательниц: Лохтина, Берладская, Акилина Лаптинская, Манштет, мать и дочь Головины…

На допросе в Чрезвычайной комиссии в 1917 году Феофан показывал: «До нас в Лавру стали доходить слухи, что при обращении с женским полом Распутин держит себя вольно… гладит их рукою при разговоре. Все это порождало известный соблазн, тем более что при разговоре Распутин ссылался на знакомство со мною и как бы прикрывался моим именем. Обсудив все это, мы решили, что мы монахи, а он человек женатый, и потому только его поведение отличается большей свободой и кажется нам странным… Однако… слухи о Распутине стали нарастать, и о нем начали говорить. что он ходит в баню с женщинами… Подозревать в дурном… очень тяжело…»

Это действительно было очень тяжело, и первое, что сделал Феофан, он вызвал самого Распутина и с ним поговорил. Присутствовал при этом разговоре и иеромонах Вениамин. «Распутин проговорился, что бывает в бане с женщинами. Мы на это объявили ему прямо, – рассказывал Феофан, – что с точки зрения святых отцов это недопустимо, и он пообещал нам избегать делать это. Осудить его за разврат мы не решились, ибо знали, что он простой мужик, и читали, что в Олонецкой и Новгородской губернии мужчины моются в бане вместе с женщинами. Причем это свидетельствует не о падении нравов, а о патриархальности уклада… и особой его чистоте, ибо… ничего не допускают. Кроме того, из жития святых Симеона и Иоанна видно, что оба они ходили в баню намеренно вместе с женщинами, и что за это их поносили и оскорбляли, а они тем не менее были великими святыми».

Трудно сказать определенно, когда именно настало разочарование Феофана. Сам он никаких дат не называет, но из более поздних показаний епископа Гермогена следует, что еще в конце 1908 года Феофан «отозвался о нём (о Распутине. – А. В.) в самых восторженных выражениях как о выдающемся подвижнике».

В начале 1909 года совместные встречи Распутина, Феофана и Царской Семьи продолжались.

«4 февраля… В 6 часов к нам приехали архимандрит Феофан и Григорий. Он видел тоже детей…» – записывал в дневнике Государь.

Но уже в марте-апреле Распутин приезжал без Феофана.

«29 марта… После чая, наверху в детской посидели с Григорием, который неожиданно приехал».

«26 апреля… От 6 до 7.30 видели Григория вместе с Ольгой».

По всей вероятности, переломным для Феофана стало лето 1909 года [22]. Именно тогда царскому духовнику было предложено отправиться в Покровское с «инспекцией».