Чтоб услыхал хоть один человек - Акутагава Рюноскэ (мир книг txt, fb2) 📗

Акутагава Рюноскэ

13 декабря 1916 года, Камакура

Получил два твоих письма. Благодарю тебя. Дни текут тоскливо. Лишь твои письма радуют меня. Только что вернулся из Токио. Ездил туда вот почему – нужно было две ночи провести у гроба покойного и помочь в похоронах. Как ты понимаешь, хоронили Нацумэ-сэнсэя. Никогда ещё я не переживал такого горя. И сейчас сердце сжимается, стоит вспомнить, что сэнсэя нет. Ведь он был первым, кто заметил мои писания. И с тех пор всегда поощрял меня.

Пишу тебе письмо и всё время вспоминаю сэнсэя. На следующий день после смерти сэнсэя его дочь Фудэко-сан пошла в университет и преподаватель японского языка Хагоромо Такэсима дал тему сочинения: «Скорбь в связи со смертью Сосэки-сэнсэя». Записывая тему на доске, он не мог сдержать слёз, и все ученики, видя его слезы, расплакались. Лечащего врача сэнсэя Манабэ-сана – он преподаёт на медицинском факультете – все студенты с волнением расспрашивали о состоянии сэнсэя, совершенно не интересуясь самочувствием Оямы-сана [210]. Когда Манабэ-сан сказал, что не сможет прочесть лекции, поскольку должен заняться лечением сэнсэя, студенты в один голос заявили: «Наши занятия мало что значат сейчас, лучше идите к Нацумэ-сэнсэю и вылечите его». Так все заботились о нём, но жизнь есть жизнь, сколько тебе предначертано, столько и проживёшь. Я надеялся, что врачи хотя бы на год продлят его жизнь, а сейчас всё вокруг меня превратилось в пустыню. Может быть, это связано ещё и с тем, что я безумно устал. На этом кончаю – завтра рано вставать.

Акутагава Рюноскэ

17 декабря 1916 года, Камакура

Мацуока-кун!

Может, потому, что я устал и духовно и физически, у меня полный сумбур в голове. Писать я, конечно, пишу, но работа идёт медленно, я почти не продвигаюсь вперёд. Иногда навещаю Сугу-сана, он показывает мне ксилографы древних каллиграфов и объясняет их прелесть. Он не только блестяще знает предмет, но и сам прекрасный каллиграф. Хотя по его письмам этого не скажешь.

Слишком рано ушёл от нас Нацумэ-сан. Я всё время об этом думаю.

У меня кончились таблетки, и я впал в уныние. Сходи к врачу, хоть к тому же Кикудзике, возьми у него лекарства, положи в картонную коробочку и пришли, очень прошу тебя. Двадцать второго я приеду и отдам деньги. Только сделай это побыстрее. Стоит мне хоть раз пропустить приём, и нервы оказываются в таком состоянии, что снова чувствуешь себя совершенно больным, так что очень прошу, постарайся прислать. (…)

Рю

21 декабря 1916 года, Камакура

Юдзуру-кун!

Ничего у меня не получается. Начал писать «Пальцы», «Подделка», «Копьеносец» – все три никуда не годятся. Я их забросил. Посылаю шестой номер. Хотелось бы писать побольше, но нет времени. Тоскливо.

Рю

1916 год, Табата

Фуми-тян!

Пока мы не виделись, ты, наверное, ещё подросла. И наверное, немного пополнела. Прошу тебя, стань покрупнее. Ты не должна оставаться худышкой. Но при этом оставайся по-прежнему ребёнком. Пусть твоё сердце, доброе от природы, останется таким же. Среди людей попадаются маленькие умницы – не будь такой. Не становись похожей на ****. Как ни умна она, это всё равно ни к чему. Ни к чему потому, что нет у неё природного прямодушия. Она обладает извращённым не по возрасту умом. Это никуда не годится. Оставайся такой, какая ты есть, не теряй душевной чистоты.

Пусть это трудно – всё равно. Я хочу сказать, чтобы ты была такой же, как сейчас. Самое почётное для тебя как человека всегда оставаться такой же душевной. Я люблю тебя, Фуми-тян, именно такой. С кем бы я ни сравнивал тебя, ты никому не уступишь.

Выдающиеся женщины – женщины, пишущие романы, женщины, пишущие картины, женщины, пишущие пьесы, женщины, возглавляющие женские общества, – как правило, авантюристки. Зазнавшиеся дуры. Не нужно уподобляться им. Человек, живущий естественной и честной жизнью, – это человек самого высокого полёта. Показуха никогда не нужна. Ты, Фуми-тян, нынешняя, прекраснее десятка таких, как ****. Будь всегда такой. Этого вполне достаточно. Во всяком случае, я тебя не сравню ни с кем.

Это не комплимент. Я не стану лгать тебе. Прошу тебя – верь мне. Я тебе тоже верю. Нужно, чтобы каждый человек сделал то, что обязан сделать. Всегда поступай так, прошу тебя. Это относится и к учёбе, и к домашним обязанностям – выполняй их как следует. Но было бы низко требовать за это какое-то вознаграждение. Возьмём ту же учёбу – заниматься ради одних только успехов не следует. Это было бы низким тщеславием. Учиться нужно только ради того, чтобы сделать то, что обязан сделать. Этого вполне достаточно. А какие будут успехи, безразлично. Успехи определяются людьми. Люди же не могут судить о том, чего ты стоишь на самом деле, поэтому их оценка ничего не значит.

Существует множество людей, для которых важны лишь деньги, мнение общества. Людей, которые кичатся богатством, принадлежностью к аристократии. Но богачи могут гордиться лишь деньгами, а не тем, что чего-то стоят сами. Аристократы могут гордиться титулами. Но не тем, что являются выдающимися людьми. Как омерзительны кичливые аристократы и богачи, омерзительны и люди, благоговеющие перед ними! Не нужно брать с них пример. То же относится и к успехам в учёбе. Не нужно стремиться к дутой славе. Следует стремиться лишь к тому, чтобы доказать, чего ты стоишь на самом деле. Нужно надеяться только на себя. (…)

Переживая вместе горести и радости, постараемся стать уважаемыми всеми людьми.

Может быть, приедешь ко мне с братом, куда-нибудь сходим. Я всё время очень занят. Грустно текут мои дни. Мне хочется почаще видеться с тобой, Фуми-тян. Но, видимо, из этого ничего не выйдет. Всё-таки приезжай. Я жду тебя. Можем пойти на выставку.

1917

5 января 1917 года, Табата

Суга Тадао-сама!

Благодарю за письмо. Ты напрасно считаешь, что я забыл о наших встречах в Камакуре. Просто ко мне всё время кто-то приходит, и я безумно занят. У меня нет даже времени спокойно написать письмо. Но вот пишу. Это первое моё письмо, напоминающее таковое. В начале месяца написал для «Осака майнити симбун» довольно необычную новеллу. О других – в «Бунсё сэкай» и «Синтё» – ты, видимо, знаешь. Но все эти три новеллы мне не особенно по душе, и я полон пессимизма. Хотя я и говорю о пессимизме, эта проблема связана только со мной, я совсем не считаю, что мои новеллы хуже, чем у других. Поэтому, если их будет кто-то ругать, я разозлюсь. (…)

Акутагава Рюноскэ

18 января 1917 года, Камакура

Мацуока Юдзуру-сама!

Прочёл новогодние номера самых разных журналов. Хочу написать о своих впечатлениях, чтобы удовлетворить потребность поболтать. Опубликованный в «Тайё» рассказ Хакутё «Иссохшая душа» довольно хорош. Но не более того, хотя и написан аккуратно. Побольше бы умения, на таком материале можно было бы создать поистине трагедийную вещь. Будет случай, прочти. Потом я прочёл «Солнце сияет», и мне стало грустно. Слишком уж много в нем недостатков. Прежде всего удивительно не хватает силы, хотя описывается событие, которое должно предстать перед читателем как нечто огромное. Стиль ужасный. Но всё же я думаю: не лучше ли он «Бедных людей»? Обе вещи Танидзаки никуда не годятся. Так называемая поэтическая лексика в Японии служит тому, чтобы скрыть пустоту. Всё это слишком театрально и неестественно красиво. (…) Таяме не удалось ничего. Разговор монаха с гейшей в рассказе, опубликованном в «Тюокороне», слишком уж вульгарен. Провозгласить натурализм и не уметь написать произведений, основываясь на этом методе, всё равно что лысому рекламировать средство для роста волос. Плоха и «Утерянная рукопись» Сатоми. Написана наспех. (…)