Реквием (СИ) - Единак Евгений Николаевич (лучшие книги .txt) 📗
Я решил содержать летучую мышь в неволе и даже получить от нее потомство, скрестив ее, если не найду пару, на худой конец, с обычной. Тогда я был твёрдо уверен, что от такого скрещивания получу мышат, только крылья у них них будут короче. Спрятав коробочку на полке под навесом, я отправился в магазин, чтобы выпросить более просторную коробку. Продавец охотно подарил мне большую картонную коробку из под папирос «Север».
Притащив коробку домой, я, к огромному своему огорчению, мыши в маленькой коробочке не нашел. Обследовав коробочку, я обнаружил, что в самом углу мышь прогрызла отверстие и обрела свободу. Было непостижимо, как летучая мышь с такими огромными крыльями пролезла через такую крохотную дырочку.
Приехавший на каникулы после практики брат, студент медицинского института, выслушав мой рассказ, спросил, когда это было. Вздохнув с облегчением, он сказал, что укусов летучих мышей надо избегать, так как они являются переносчиками бешенства. Кроме того, сказал Алеша, в дупле могут прятаться на день ядовитые гадюки.
Поскольку гадюка меня не кусала, я расспросил брата о признаках бешенства у людей. После его объяснений, я сразу почувствовал во рту обилие слюны. Но Алеша успокоил меня, сказав, что время для заболевания бешенством уже давно прошло. Во рту снова стало сухо. Но привычку шарить по дуплам брат отбил надолго.
За орешником была межа, густо заросшая пасленом. Летом мы его не трогали, зная, по рассказам моего деда Михася, что зеленый паслен сильно ядовит. Спелый, уже черный и мягкий паслен, можно есть. Дед рассказывал, что в голодовку баба Явдоха пекла очень вкусные пирожки из остатков ржаной муки, отрубей и паслена.
Далее вдоль берега, вплоть до молодого сада берег был занят густыми зарослями бузины. Мы ломали прямые побеги и, принеся домой, делали пукалки, стреляющие из пробок, приготовленных из тщательно пережеванной конопляной кудели. Ближе к воде в огромном количестве рос блэкит (цикута). Из зеленых побегов цикуты мы делали сыкалки для стрельбы струей воды.
Чтобы попасть посуху на противоположный берег вытянутого хвоста става, надо было обойти непроходимые заросли мелкого ивняка, тянущегося вверх по пологому склону узкой полосой более ста метров. Я предпочитал перейти преграду вброд, раздвигая руками плотные стебли камыша. Вода редко доходила до середины бедра.
Ощупывая ногами дно, осторожно шагал по мелководью. Над водой крутыми виражами начинали сновать, поднятые мной, стрекозы. Убегая от меня, шелестела камышами испуганная водяная курочка. Подошвы ног ощущали мягкие трубочки гниющих стеблей. Иногда чувствовал скользкое прикосновение потревоженной рыбы. Мимо ног, щекочуще, как будто живые, поднимались бесчисленные пузырьки болотного газа с неприятным запахом протухшего яйца. На середине я останавливался. С замиранием сердца чувствовал, как ноги медленно продолжают погружаться в толщу ила. Как только вода доходила до паха, спешно выдергивал из обволакивающей вязкой топи одну за другой ноги и, уже не задерживаясь, шагал к противоположному берегу.
Выйдя на берег, растягивался ничком на, казалось, еще никем не тронутой, прохладной траве передохнуть. От болотного газа слегка кружилась голова. Покинутый противоположный берег каждый раз первые мгновения казался незнакомым.
Первым делом обследовал густой прибрежный кустарник. В развилках и переплетениях тонких ветвей почти круглые свои гнезда искусно прятали щеглики (щеглы). Далее следовали заросли бузины вперемежку с колючими кустами шиповника. Между ними густо росли валериана и дикий чеснок. Узкую ленту опушки до самой пахоты с солнечной стороны устлал земляничный ковер. Под жарким солнцем на кочках грелись серой и неправдоподобно изумрудной окраски юркие ящерицы. При приближении они молниеносно скрывались в траве.
Северный хвост озера переходил в небольшое болото. Дальше густой кустарник клином подходил к дороге, за которой рос молодой фруктовый сад, высаженный колхозом в конце сороковых годов. Справа был колхозный огород, упирающийся лесополосу соседнего колхоза. Я обходил болотистый клин из-за обилия густой череды, колючки которой в великом множестве намертво впивались в мои трусы. Я шел к дороге по краю огорода, на ходу срывая пупырчатые темные огурцы и незрелые, только начинающие розоветь помидоры. К плотине возвращался уже по узкой, стисненной лебедой, полынью и высоким чертополохом, дороге.
Полукруглый мыс, разделяющий северный хвост с основным зеркалом става, венчал курган, насыпанный кем-то из многочисленной династии Соломок. По рассказам деда Михася, курган в начале двадцатого века был около семи-восьми метров высотой. На вершину его вела деревянная лестница. Сама вершина представляла собой площадку, радиусом не менее трех метров. На вершине стояла беседка на шести столбах. В беседке стоял круглый стол, по кругу которого стояли, врытые в землю, шесть удобных скамеечек с ажурными спинками.
В двустах метрах выше от северного хвоста става лежало загадочное кладбище, которому, по преданиям, много столетий. В селе его называли турецким цвентаром (cmentarz — кладбище польск.). Кладбище было уставлено могильными камнями на широком основании. Некоторые из надгробий, лежали. Лицевая сторона всех стоящих надгробий была обращена строго на юг.
На гладко отесанной лицевой поверхности надгробий были непонятные надписи, действительно отдаленно напоминавшие арабскую вязь. Между надгробиями было несколько старых деревьев, часть из которых превратились в высокие пни.
Во времена моего детства в летний период кладбище посещали студенты Кишиневского университета. С ними была невысокого роста, сухонькая пожилая женщина в больших круглых очках, за которыми ее светло-голубые глаза казались огромными. Студенты делали зарисовки в альбомах, рулеткой замеряли надгробия, фотографировали камни и надписи, что-то тщательно записывали.
В начале девяностых началась повальная приватизация, в том числе и земель. Будучи в селе, я поехал на клубничное поле, находившееся рядом с кладбищем. Камней на месте кладбища уже не было. При приватизации участок попал в имущественную квоту. На вопрос, куда делись надгробия, каждый бывший руководитель стыдливо кивал на предыдущего. Кладбище, пережившее многие социальные потрясения, революцию, двадцать два года в составе королевской Румынии, вторую мировую войну, горбачевской перестройки и ее последствий не перенесло, бесследно исчезло. Как говорится, концы в воду.
Купальный сезон на ставу, как правило, начинали после последнего звонка. Тогда это было 23 мая. Но один раз, возможно в пятьдесят седьмом, мы на несколько минут окунулись в воду второго мая. Закрывали сезон, бывало, во второй половине сентября, несмотря на то, что после Ильина дня (2 августа) купаться нам родители уже запрещали.
Один раз в порыве охотничьего азарта мы полезли в воду в конце октября. Возвращаясь из колхозного сада, куда вся школа вышла подбирать падалицу, мы увидели утку, плавающую посреди озера. Поскольку перелет птиц мы видели раньше, было решено, что эта утка не способна летать. Раздевшись, пять самых отчаянных залезли в озеро с разных сторон и стали одновременно приближаться к утке.
Сначала она вела себя довольно спокойно. По мере нашего приближения утка начала метаться. Мы уже считали ее своей. Когда кольцо окружения сжалось еще на пару метров, утка, слегка разбежавшись по воде, довольно резво взлетела. Лишь тогда мы почувствовали, как окоченели. Обратный путь мы бежали без остановок до села. Удивительно, но никто из охотников не заболел.
С Одаей и большим ставом связано несколько легенд, большинство из которых возникли, вероятно, из буйных мальчишеских фантазий. Как и все легенды, они прочно увязаны с местами и событиями, часть из которых действительно имели место.
Многим поколениям юных рыболовов не давала покоя легенда о гигантской рыбе-матке, обитающей в ставу около ста лет. Согласно преданию, пан Соломка, увидев в сетях огромную рыбину, пойманную по его заданию нанятыми крестьянами, раздумал выставить ее на для угощения на предстоящем балу. По его просьбе совсем еще молодой коваль Прокоп, раскалив шило, сделал два отверстия в пластинках, прикрывающих жабры. В эти отверстия он вдел золотые сережки. Рыбу отпустили обратно в став.
