Чернышевский - Богословский Николай Вениаминович (книги бесплатно .txt) 📗

Эти слова могут быть полностью отнесены к Чернышевскому.

XVII. Кругозор критика

Круг чтения Чернышевского еще очень мало изучен. Но любая его статья и рецензия (а он писал буквально по всем отраслям знания) показывает, что великий писатель стоял на уровне последних достижений каждой науки, что он овладел огромной специальной литературой на английском, французском, немецком языках. Чернышевский обладал необыкновенной трудоспособностью. Он работал не разгибая спины до последних лет жизни.

Перу его принадлежат переводы с английского беллетристических произведений (Бульвер, Диккенс, Брет-Гарт), политико-экономических и исторических работ. Он переводил с французского «Исповедь» Руссо, «Историю моей жизни» Жорж Санд, отрывки из автобиографии Беранже, биографию Бальзака, перевел с немецкого одиннадцать томов «Всеобщей истории» Вебера, томы Шлоссера, Гервинуса, книгу по языкознанию Шрадера и другие.

Из переводов Чернышевского следует выделить те, которые ему пришлось делать в последний период жизни. Это подневольная работа, которую он брал «по праву нищего». Мы еще будем говорить об этом в своем месте, а здесь отметим лишь, что ни к Веберу, ни к Спенсеру, ни к Шрадеру сердце Чернышевского не лежало. Он стыдился, что невольно способствует изданию какой-нибудь «Энергии в природе» Карпентера или «Сравнительного языкознания» Шрадера. Он писал к некоторым из таких переводов свои критические послесловия, но издатели устраняли их, опасаясь цензурных осложнений.

Переводы «Исповеди» Руссо, отрывков из автобиографии Беранже, отрывков из мемуаров Сен-Симона, отдельных томов «Истории Англии» Маколея, «Всеобщей истории» Шлоссера, «Истории XIX века» Гервинуса, «Истории Соединенных Штатов» Неймана, «Крымской войны» Кинглека и др. – все эти работы были осуществлены Чернышевским за время двухгодичного заключения в Петропавловской крепости.

Выбор «Исповеди» Руссо и автобиографии Беранже симптоматичен. И Руссо и Беранже принадлежали к числу его любимых писателей.

«Гомер дает каждому то, что берущий захочет взять у него», – это изречение любил повторять Чернышевский.

В юношеские годы он увлекался социальными романами Жорж Санд и Диккенса. Повести и романы Диккенса были ему ближе других произведений западноевропейской литературы, потому что он видел в авторе «Давида Копперфильда» адвоката униженных и обездоленных. «Люди, которые занимают меня много: Гоголь, Диккенс, Ж. Санд, Гейне я почти не читал, но теперь, может быть, он мне понравился бы, не знаю, однако, – писал он в своем дневнике 1848 года. – Из мертвых я не умею назвать никого, кроме Гёте, Шиллера (Байрона тоже бы, вероятно, но не читал его), Лермонтова. Эти люди мои друзья, то-есть я им преданный друг. Тоже Фильдинг, хотя в меньшей степени против остальных великих людей, то-есть я говорю про мертвых; может быть, он и не менее Диккенса, но такой сильной симпатии не питаю я к ним, потому что это свое и главное – это защитник низших классов против высших, это каратель лжи и лицемерия».

Таков был характер чтения юного Чернышевского. Если не знание, то верный инстинкт вел его уже тогда к тем произведениям литературы, в которых воплощены были лучшие стремления эпохи.

Умение безошибочно избирать себе достойных учителей и союзников резко отличает Чернышевского от многих писателей. Вступив однажды на прямой путь, рн не уклонялся от него. Осознав цель, он уверенно шел к ней. Обычные заблуждения юности, многократные пересмотры взглядов, колебания и отречения незнакомы ему. Эта черта предопределила вкусы и наклонности будущего великого критика и писателя. Они отличаются редкой цельностью. Неудивительно поэтому, что после Пушкина, Гоголя, Лермонтова и других корифеев родной литературы Диккенс, Беранже, Гейне, Байрон, Ж. Санд остались навсегда его любимыми авторами.

Духовное развитие Чернышевского шло гигантскими шагами. Через несколько лет после цитированных записей, в которых Чернышевский еще неуверенно рассуждает о западных писателях, кругозор его изменился неузнаваемо. В «Современник» он пришел уже совершенно сложившимся человеком, с огромным запасом знаний.

Вся журнально-литературная деятельность его укладывается в очень небольшой промежуток времени: восемь-девять лет необычайно интенсивной, разнообразной, напряженной работы под пристальным надзором цензуры. Он не свершил и половины того, что мог бы сделать при других обстоятельствах.

Как только жизнь поставила перед ним новые задачи, а внешние обстоятельства позволили приступить к их решению, Чернышевский, найдя себе продолжателей, не задумываясь, оставляет поприще литературной критики.

За четыре года своей литературно-критической деятельности Чернышевский написал о западноевропейской литературе не много. Особняком стоит лишь его большая монография о Лессинге. Кроме нее, статья о Теккерее, статья о сборнике «Шиллер в переводе русских поэтов», ряд рецензий. Вот в сущности и все… Объясняется это тем, что «домашние обстоятельства», то-есть стремление разрешить в первую очередь задачи, стоявшие перед отечественной литературой, заставляли Чернышевского обращать главное внимание именно на ее развитие. Но в статьях, посвященных русской литературе, Чернышевский очень часто упоминает о западных писателях, сопоставляет их с русскими, показывает различие положения литературы в России и на Западе. По этим-то упоминаниям и по беглым характеристикам европейских писателей, рассеянным в письмах Чернышевского, мы можем восстановить картину его отношения к ним.

В литературе XVIII века особое внимание Чернышевского привлекли Лессинг и Руссо. О первом из них он написал в 1856–1857 годах большую работу «Лессинг, его время, жизнь и деятельность». О втором он должен был написать такую же монографию, но, как увидим ниже, осуществлению подготовленного труда помешала ссылка.

Не случайно эти авторы приковали внимание русского просветителя шестидесятых годов. Недаром Энгельс называл Чернышевского, как и Добролюбова, «социалистическими Лессингами». Дух протеста и борьбы, присущий творчеству немецкого критика и драматурга и французского философа, был особенно близок Чернышевскому. В монографии о Лессинге Чернышевский показывает, какую огромную роль в развитии умственной жизни страны может играть при известных обстоятельствах литература. [29]

Он рассказывает о титанических усилиях Лессинга, неутомимо боровшегося с тогдашним немецким обществом, погрязшим в раболепии и эгоизме. (В этом и заключались приноровления статей Чернышевского о Лессинге «к домашним обстоятельствам». Инвективы против врагов Лессинга могли быть направлены и против врагов русского просветительства и демократии.)

В Лессинге ему импонирует свободолюбие, независимость, неустанная пытливость, самостоятельность мышления, непреклонная воля, решительность, смелость. Он видит в Лессинге идеал человека и борца.

Более сложного и противоречивого Руссо Чернышевский анализирует в заметках о письмах Гоголя (1856 г.): «И характер и самая судьба Гоголя представляют чрезвычайно много общего с характером и судьбою Руссо, этого нищего, оклеветанного, бежавшего от родины и нежно, тоскливо любящего родину, подозрительного, неизмеримо и справедливо гордого, чрезвычайно скрытного и не умеющего ничего скрыть, пренебрегающего всем и всеми, нуждающегося во всех, впадавшего во многое непростительное и пагубное для других менее высоких по природе своей натур и все-таки оставшегося чистым в душе, невинным и наивным, и, при всей своей наивности, и хитреца, и глубочайшего сердцеведца, загадочного для современников, очень понятного для потомства, гениального и благородного мизантропа, полного нежной любви к людям».

Когда Чернышевский был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, он занялся среди прочих многочисленных работ изучением Руссо, подготовляя его биографию.

Он ценил предшественника якобинцев более других французских просветителей за его демократизм и большую смелость в разоблачении социальной неправды. Недаром Чернышевский в одной из статей назвал Руссо революционным демократом.