Данте - Голенищев-Кутузов Илья Николаевич (читать книги онлайн .TXT) 📗
Епископы и священники погрязли в стяжательстве, и мало кто думает о спасении души, но все гонятся лишь за выгодой. Может быть, кардиналы подумают, что Данте «единственная на всей земле птица Феникс»? Нет, уверяет он, «о том, о чем я кричу во весь голос, остальные либо шепчут, либо бормочут, либо думают, либо мечтают». Своими беззакониями «вы меня вынудили» заговорить, заключает он. И Данте призывает кардиналов к покаянию, к исправлению. Церковь снова должна вернуться в Рим, ибо он пребывает в одиночестве, «способный вызвать сострадание даже у самого Ганнибала».
В Данте говорит итальянский патриот, когда он обращается прежде всего к тем кардиналам, которые родились в Риме и «детьми узнали священный Тибр». Рим, столицу Лации, должны любить все итальянцы, «как родину собственных гражданских установлений», но для кардиналов, тех, к кому он ныне обращается, — «Рим ведь еще и отчизна». Он просит за все человечество и, наконец, «за нашу Италию». Он просит итальянских кардиналов не дать «гасконцам» унизить славу латинян.
Но как мы уже сказали, Данте запоздал. Вряд ли его письмо, отправленное через монахов-францисканцев или каким-нибудь другим путем, могло попасть во Францию прежде, чем итальянские кардиналы были изгнаны с конклава, униженные и оскорбленные французской церковной партией, снова пришедшей к власти. Да если бы это послание и дошло, то навлекло бы на голову дерзкого поэта лишь проклятия. Впрочем, Данте писал не столько для кардиналов, сколько для итальянского общества.
Из уединения монастырской кельи Данте все же следил за событиями в Италии. Слухи были неожиданны. Вместо того чтобы ослабеть и морально разложиться после смерти императора Генриха VII, итальянские гибеллины нашли себе вождей — Кан Гранде, правителя Милана Висконти, и, наконец, Угуччоне в Тоскане. К этому последнему, вероятно, присоединились также отряды немецких рыцарей и рейтаров, которые по каким-либо причинам задержались в Италии, не говоря уже об изгнанных белых гвельфах. Поэтому не следует удивляться, что 29 августа 1315 года произошло событие, которое потрясло всю страну: гвельфская лига была разбита в битве при Монтекатини; тем самым гибеллины приобрели перевес в северной и средней Италии. Виллани писал, что во Флоренции «почти все богатые дома купцов и пополанов были в трауре». Траур надели также Сьена, Перуджа, Болонья.
Угуччоне, который обладал меньшим войском, чем неаполитанцы и гвельфская лига, удалось одному одолеть и смять рыцарский центр, причем в бою были убиты два неаполитанских принца, родственника короля Роберта. В самом конце битвы подошел Кан Гранде со своими войсками и закончил сражение полным торжеством гибеллинов. За год до Монтекатини, в сентябре 1314 года, в кровавой битве Кан Гранде разбил падуанцев.
Данте захотелось быть ближе к происходящему, он снова стал надеяться на торжество гибеллинов и на падение черных во Флоренции. Миновав Ассизи, Данте решил направиться к Лукке, расположенной недалеко от Пизы и отделенной от нее лишь грядой Пизанских гор. В прекрасной долине Лукки текут берущие начало в горах реки, славящиеся своей целебной водой. Главная из них — Серкьо, впадающая в Лигурийский залив Тирренского моря. Лукка была некогда столицей Тосканы, но затем заглохла из-за вечных распрей со своими более могущественными соседками Пизой и Флоренцией.
Угуччоне делла Фаджуола удалось после смерти Генриха VII захватить сначала Пизу, а вскоре и Лукку, где он властвовал, как Скалигеры в Вероне. Угуччоне знал Данте еще в первые годы его изгнания, в Ареццо. Данте нравился этот неустрашимый богатырь непомерной физической силы, и, видимо, чувство симпатии было взаимным.
В Лукке, городе взяточников, мелких политиканов и плохих поэтов, жила прекрасная и благородная дама, чье имя как бы вскользь упомянул поэт Бонаджунта из Лукки, с которым Данте в «Чистилище» вступил в спор о поэтическом стиле. Бонаджунта предсказывает флорентийцу (пророчество условно прозвучало в 1300 году), что в своих скитаниях Данте заедет в его родной город, и женщина по имени Джентукка, еще без покрывала, то есть незамужняя, облегчит поэту пребывание в Лукке. И больше ничего! Комментаторы усердно искали в Лукке даму, носящую имя Джентукка. В городских архивах и хрониках, обнаружили даже целых три Джентукки, живших в начале XIV века, но так как Бонаджунта не назвал фамилии, то до сего дня ее ни с кем идентифицировать невозможно. Из упоминания госпожи Джентукки в двадцать пятой песне «Чистилища» не следует создавать романтическую повесть о последней любви Данте. Нужно понять так: некая благодетельная и, очевидно, состоятельная дама приняла в свой дом уже немолодого изгнанника и помогла ему в течение некоторого времени не думать о крове и пище. Весьма вероятно, что Данте рекомендовал в этот дом всевластный в то время правитель Угуччоне. Можно думать, что в доме луккской госпожи к концу 1315 года Данте закончил «Ад». Во всяком случае, уже в 1317 году это произведение было известно в полных списках. В начале 1317 года судья Тьери ди Тано дельи Узеппи из Сан Джиминьяно цитировал «Ад» в регистре криминальных актов.
Данте не сказал доброго слова о жителях ни одного города, в котором ему пришлось жить, за исключением Равенны и, пожалуй, Вероны. Злоязычие его не пощадило и приютившую его Лукку. Во втором рве нижней части ада, со дна которого идет страшный смрад, хрюкают как свиньи льстецы. Среди них зоркое око Данте замечает белого гвельфа из Лукки Алессио Интерминелли, известного своей безудержной льстивостью (лесть — один из самых ненавистных Данте пороков). Данте, по-видимому, знал его лично. По соседству, в пятом рве, наполненном кипящей смолой и страшном своей необычайной чернотой, помещены казнокрады и мздоимцы. Граждане Лукки в изобилии населяют этот ров взяточников, подобно тому как в первом рве восьмого круга болонцы составляли основную массу сводников. Данте поместил в пятом рве некоего старшину из Лукки, вероятно Мартина Ботайо, влиятельного купца, одного из заправил местной политики, и Бон-тура Датти, самого большого луккского казнокрада. Заявление чертей, что Бонтура живет не на взятки, способно вызвать только улыбку. В сцене, где поэт все называет своими именами, где лексика становится обиходной, грубой, откровенной, а звуки слов жесткими и изобилующими столкновениями согласных, черти говорят сочным, образным языком простого народа. Они высмеивают даже святыни Лукки: святую Дзитту, почитавшуюся покровительницей города, и святой Лик — старинное распятие из черного дерева, которое и сейчас еще хранится в церкви св. Мартина. Измазанную смолой физиономию грешника черти уподобляют ни более ни менее, как черному лику распятия, особо чтимому в его родном городе. С издевкой один из чертей замечает пытающемуся вынырнуть из смолы казнокраду, что здесь не Серкьо (излюбленное место купания граждан Лукки), здесь, мол, плавать не просто!
Вероятно, в Лукке Данте услышал подробности о суде и расправе над тамплиерами. С тех пор как в 1309 году он покинул Францию, его закружил вихрь итальянских событий, и слухи о гонениях Филиппа Красивого на могущественный рыцарский орден доходили до его ушей лишь изредка и отрывочно. Немилосердному королю Франции удалось заставить слабодушного и корыстолюбивого папу Климента V исполнить его волю — уничтожить орден тамплиеров.
Филипп захватил сокровища ордена, его огромные поместья во Франции. Из несметных богатств, конфискованных у тамплиеров, папа получил лишь незначительную часть, львиная доля досталась королю. Тамплиеров предали нечеловеческим пыткам, чтобы заставить их «признаться», то есть подтвердить показания, которые были заранее составлены инквизиторами. Многие умерли в тюрьме от голода, холода и непомерных мук. Тот, кто признавался в том, в чем его обвиняли, мог рассчитывать на тюремное заключение, упорствовавшим грозили пытки и смертная казнь. Те, кто отказывался давать показания против ордена, шли на костер. Еще до созыва собора во французском городе Вьенн, где большинство иностранных прелатов возражало против закрытия ордена, королевские приспешники сожгли на огромном костре в Париже 54 рыцаря. Папа покрыл и это преступление. 18 марта 1314 года Жак де Моле, великий магистр тамплиеров, и Жоффруа де Шарне, магистр Нормандии, были сожжены на островке около Нотр-Дам де Пари. Молва говорила, что объятый пламенем великий магистр позвал папу Климента предстать с ним на страшный суд перед богом, он звал также короля Франции, дав ему сроку несколько месяцев.
