На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг. - Костенко Владимир Полиевктович (первая книга TXT) 📗
Но особенно меня поразила свобода в выражении своих мыслей и даже политических взглядов, какую я встретил здесь, на военном корабле, в кают-компании. Правда, если разобраться в этом, то все объясняется просто. Будучи участниками замкнутой кают-компанейской общины, офицеры не считают нужным стесняться друг перед другом. Донос и провокация считаются несовместимыми с духом единства приличной кают-компанейской семьи, а некоторый словесный радикализм в выражениях и склонность критиковать действия высшего начальства — на кораблях своего рода признак «хорошего тона».
Так как вопросы ведения войны близко затрагивают наше маленькое общество, то чаще всего темой разговоров служит разбор причин непрерывных неудач на театре войны. Резко и единодушно этот вопрос нами решается в том смысле, что во всех несчастиях виновата наша негодная и устарелая государственная система, безответственность исполнительной власти и министров перед общественным мнением, бюрократическая опека, подменяющая инициативу и творчество.
Под вечер эскадра подошла к Либаве и проследовала в аванпорт. Завтра, если успеем закончить последние приемки грузов, будем готовы окончательно покинуть родные берега.
Весь день сегодня держалась ненастная осенняя погода. Моросил дождь, мелкий, как водяная пыль, от которого на палубе нельзя даже укрыться под мостиком. Мгла безнадежно застилала горизонт.
1 октября. Стоянка в Либаве. В Либаве мы задержались из-за погрузок на два дня.
Шло снаряжение сопровождающих эскадру транспортов, которые принимали бесконечные грузы в дальний путь. На кораблях проводились подготовительные работы к выходу в открытые моря и океан. На случай качки и свежей погоды крепились по-походному все предметы, которые могут сдвинуться при неожиданных размахах кораблей.
Из дипломатических источников и от разведки штабом снова получены сведения о тайных приготовлениях японцев для нападения на эскадру в пути.
Вчера, воспользовавшись стоянкой, я успел съездить на берег, посмотреть порт и город, сделать перед уходом за границу последние покупки. Огромный Либавский аванпорт, огороженный молами из каменных массивов, может вместить вчетверо большую эскадру, чем наша. Порт «Александра третьего» строится уже десять лет и является передовой позицией России на Балтике. Он предназначается служить опорой флота на случай войны с Германией, в нем сооружены два прекрасных каменных сухих дока для приема самых больших броненосцев.
Этими доками смогут пользоваться даже новые, недавно заложенные броненосцы «Павел I» и «Андрей Первозванный», находящиеся еще на петербургских стапелях. Но малая глубина порта и отсутствие прикрытия от преобладающих ветров с моря являются крупными его недостатками. Позавчера, в день прихода эскадры, два корабля — «Ослябя» и «Орел», стоя в гавани, приткнулись к мели.
«Орел» при этом получил подводное повреждение наружной обшивки под носовой 12-дюймовой башней. От удара днищем о камень или лапу старого якоря разошелся паз обшивки, и корабль получил заметную течь. Я вместе с трюмным механиком Румсом и двумя трюмными старшинами Зайцевым и Федоровым спустился через ряд горловин в междудонное пространство для выяснения характера повреждения наружного дна и способа его исправления. Вмятина обшивки достигала по высоте 75 миллиметров. Попытки расчеканить поврежденную кромку листа не дали результатов, течь продолжалась. Тогда с помощью домкратов выправили лист, сколько позволила прочность внутреннего дна, а затем кругом вмятины поставили на гужонах фланец из согнутого угольника и залили поврежденное место цементом вровень с кромкой угольника. Так удалось прекратить течь судовыми средствами без помощи порта, не входя в док.
Вчера едва не потерпел такую же аварию «Суворов». Его сорвало ветром и волной с мертвого якоря вместе с бочкой, за которую был закреплен его становой канат и поволокло через весь аванпорт. Он успел отдать якорь, при помощи которого ему удалось временно задержаться. Подоспели портовые буксиры и перевели его на более безопасное место. Если бы помощь не подоспела, то «Суворов» неминуемо полез бы на мол и распорол себе днище в кормовой части.
После этих инцидентов Рожественский решил отказаться от столь гостеприимного либавского порта и вывел все большие корабли в открытое море за пловучий маяк. Здесь он считал эскадру в большей безопасности, несмотря на возможную угрозу атаки неприятельских миноносцев.
Заканчивать погрузки пришлось на волне открытого моря, что и задержало на лишний день уход эскадры.
Постройка либавского порта еще не доведена до конца. Аванпорт соединен с внутренним портом глубоким и широким каналом, через который должен быть построен разводной мост. Пока переправа через канал осуществляется настоящим деревенским паромом с помощью ручной тяги по веревке, переброшенной с одного берега на другой. Этот паром обслуживает переправу всех подвод с грузом в порт и в город и обеспечивает связь с железной дорогой. Рассказывают, что в прошлом году прибыла немецкая комиссия для ознакомления с оборудованием этого нашего первоклассного порта, на который уже затрачено несколько десятков миллионов рублей для превращения его в передовую базу Балтийского флота. Увидев Либавский паром, немцы стали в тупик и так были им поражены, что, открыв рты от удивления, могли только изречь: «О, das ist colossal!»
От самого парома в город проведен электрический трамвай; весьма неплохой для провинции, он сделал бы честь даже Петербургу.
Город Либава расположен на равнине, архитектурой не блещет и ничего интересного не представляет. Но в нем оказалось много хороших магазинов, отличный ресторан и прекрасно обставленное морское собрание с богатой библиотекой, обширным читальным залом и уютными гостиными, куда я после прогулки по городу и направился.
В собрании я нашел чуть ли не весь офицерский состав нашей эскадры. Было шумно, людно и оживленно. Многие офицеры встретились здесь с женами, сестрами и другими родственниками, специально приехавшими в Либаву проводить своих близких. Двухдневная задержка эскадры была им всем очень кстати.
Я в Либаве никого не мог ждать и чувствовал себя среди оживленного общества одиноко. Чтобы отвлечься, я ушел в читальню, которая напомнила мне нашу училищную «читалку», и здесь погрузился в просмотр недавно вышедших сентябрьских книжек толстых журналов.
«Внутренний обзор» в «Русском богатстве» был полон картин дикого произвола местных властей на фоне подавления царским правительством народных масс.
Уходя из России, мы уносили в сердце образ Родины, замученной безудержной эксплуатацией помещиков и капиталистов и придавленной полицейским гнетом. Те, которые создают все богатства страны, обречены на прозябание в весях и дебрях «нашей матушки России». Читаешь все это, и невольно в душе закипает гнев, а в мыслях возникает острый вопрос: «Сколько еще будет тянуться народное долготерпение?»
Выйдя из читальни под впечатлением последних сообщений о жизни российской провинции, я на главной улице Либавы увидел витрину большого книжного магазина. По привычке потянуло посмотреть, что нового появилось на книжном рынке.
Занявшись созерцанием книг, разложенных на витрине, я вдруг заметил, что рядом со мной еще кто-то увлечен тем же. Оглянувшись, я увидел матроса, в котором сразу узнал баталера с «Орла» Новикова.
Мгновенно в памяти воскресла сцена, свидетелем которой я был в кают-компании еще в первые дни моего переселения на броненосец. Старший офицер Шведе в разговоре с офицерами жаловался, что флотские экипажи, пользуясь уходом эскадры, стараются сплавить на нее все беспокойные элементы. Так, на «Орел» прислан унтер-офицер Новиков, к документам которого приложена секретная справка, что он находился под негласным надзором жандармского управления и был арестован по какому-то политическому делу, но вскоре выпущен.
— Вот тут и воюй с японцами, когда тебе насажают на корабль такие экземпляры, — говорил Шведе, а затем, обратившись к ревизору лейтенанту Бурнашеву, добавил:
