Дневник. Том 2 - де Гонкур Жюль (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
давняя история, — мой брат Абель, как истый уроженец Лота
рингии и истый Гюго, отличался широким гостеприимством. Он
почитал за счастье угощать всех и каждого. А делал он это в
маленьком кабачке, недалеко от Мэнской заставы. Представьте
себе два пня, к которым толстыми гвоздями прибили доску.
Там он целый день принимал гостей. Признаться, у него не
бывало ничего, кроме гигантских омлетов и жареных цыплят,
а для запоздавших — опять-таки жареные цыплята и гигант
ские омлеты! И эти омлеты уплетали не какие-нибудь болваны!
Там бывали Делакруа, Мюссе, все наши... И вот там-то мы
немало выпили этого винца, у которого такой красивый сморо
диновый цвет, оно еще никогда никому не причинило
вреда».
Маленькая Жанна, совсем сонная, уже давно тычет куриной
ножкой себе в глаза, в нос и вдруг, уронив головку на ладонь,
крепко засыпает, приоткрыв ротик, вымазанный жирным соу
сом. Ее уносят, и ее мягкое тельце не сопротивляется, словно
оно без костей.
Гюго проходит курс водолечения. Он рассказывает нам про
обливания, которые проделывает каждое утро и которые допол
няет тем, что по нескольку раз в течение дня выливает себе на
шею два-три кувшина ледяной воды, — он всячески расхвали
вает это укрепляющее средство, помогающее при умственном,
да и всяком другом труде.
Он прерывает рассказ о водолечении таким замечанием:
— Вам надо было бы навестить меня на Гернсее, в январе.
Вы бы увидели такое море, какое вам и не снилось. Я построил
на крыше моего дома стеклянную клетку, наподобие оранже-
171
реи; она обошлась мне в шесть тысяч франков. Нельзя приду
мать более удобной ложи, чтобы смотреть великие зрелища, ко
торые показывает море, чтобы познать дух бури... Из-за этого
надо мной немало насмехались. А ведь буря говорит с вами,
требует ответа, и то умолкает, то оглушает выкриками!
Становится свежо. Бледность Франсуа Гюго приобретает
зеленоватый оттенок. Но великий человек в коротком люстри
новом пальто, с непокрытой головой не чувствует холода: он
полон веселья, одушевления, кипучей жизни. И тяжко видеть
этого могучего старца, бессознательно хвастающегося своим
здоровьем, рядом с его угасающим сыном. <...>
16 августа.
Вчера я застал Гюго беседующим с Ларошелем о представ
лении «Марии Тюдор» *. Это была наисмешнейшая комедий
ная сцена. Гюго упорно твердил директору театра:
— Меня занимает теперь только одно: играть с моими вну
ками; все остальное для меня не имеет значения. Другими
словами: делайте все, что находите нужным, вы, право же, за
интересованы в успехе больше, чем я.
Позднее, после всех этих заявлений о своей незаинтересо
ванности, он как бы невзначай упомянул имя Мериса, превос
ходного Мериса, к которому Ларошель должен во всех трудных
случаях обращаться за советом. И снова неизменный припев:
«Мне нужно только одно: играть с моими внуками».
Собравшись уходить, Ларошель, который чувствовал себя
непринужденно поощряемый добродушием великого человека,
спросил его, нельзя ли позволить Дюмен сыграть два-три раза
в какой-то пьесе.
— Видите ли, — ответил ему драматург, — вот что я вам на
это скажу: есть два Гюго. Есть нынешний Гюго — старый ду
рак, готовый все пустить на волю волн. Но кроме него, есть
прежний Гюго — человек молодой и властный. — Последнее
слово он произнес медленно, скандируя. — Тот, прежний Гюго,
отказал бы вам наотрез, он захотел бы, чтобы Дюмен сохра
нила свою невинность для его пьесы.
Сухой и властный тон, каким произнес это второй Гюго, да
вал понять Ларошелю, что, по сути дела, есть только один Гюго,
как прежний, так и нынешний.
В этот вечер революционность Гюго была распалена какими-
то событиями, о которых он не упоминал. Когда он заговорил
о Национальном собрании, об армии Мак-Магона, на лице его
появилось выражение неукротимой злобы, в черных глазах заго-
172
релись недобрые огоньки. То была уже не презрительная или
ироническая враждебность мыслителя: в его словах звучала
тупая и свирепая беспощадность простого рабочего.
Суббота, 6 сентября.
Де Курмон, у которого я в гостях, получил для меня при
глашение на обед к г-же Андре.
Мы отправляемся в Рантильи. Обстановка, являющая собой
последний крик моды в мире буржуа с художественными пре
тензиями, напоминает гостиную-оранжерею, убранную для ве
ликосветского бала в какой-нибудь пьесе на сцене «Гетэ» *. Это
обстановка банкира, который жаждет кричащей роскоши; де
тали ее способны привести в ужас людей со вкусом.
Госпожа Андре — пожилая женщина в пенсне; резкие му
жеподобные черты лица делают ее похожей на старого адво
ката. Господин Андре — фатоватый субъект с придурью. Вокруг
хозяев дома — причудливая людская смесь из денежных тузов
и комедиантов. Некий господин Пийе-Виль с бритой головой
каторжника; при нем молодая женщина, старающаяся ужимки
продавщицы выдать за оригинальность светской кокотки. Гос
пода с бакенбардами, торчащими как плавники. Господа, немот
ствующие с тупым и серьезным видом. Некая госпожа Сен-
Дидье, с такими черными и горящими зрачками, что в ее воз
расте это внушает опасения. В центре общества — Карвало, с
подозрительной и мрачной физиономией, и его до смешного раз
вязная супруга.
Обед финансистов отличает удивительно холодная атмо
сфера. Гости своей чопорностью словно стараются доказать, что
они никогда не позволят себе попросить у хозяев за десертом
сто су взаймы; а хозяева с их неизменно сдержанным раду
шием, казалось бы, не вполне уверены в этом.
Пятница, 19 сентября.
Сегодня на японской выставке Чернуски * я встретил Бюрти,
приехавшего в Париж на несколько часов.
Он напрашивается ко мне на обед, и мы выходим из Дворца
промышленности — он, я и еще какой-то господин, которого он
мне представляет, но имени которого я не расслышал. Беседуя,
мы не спеша идем втроем по Елисейским полям, и я стараюсь
угадать, кто бы мог быть этот господин, — он говорит умно, по
мне никак не удается поймать его взгляд.
Когда он уходит, я спрашиваю у Бюрти:
173
— Кто этот человек?
— Да вы что, милый мой, смеетесь, что ли? — отвечает мне
Бюрти.
Это был Гамбетта — трибун, диктатор, изобретатель новых
социальных слоев *.
Ей-богу, у этого толстяка пошлая внешность маклера с чер
ной биржи, которая по вечерам собирается под газовыми фона
рями на бульваре Оперы.
Сегодня вечером, возвращаясь с охоты, мы ждали поезда и,
чтобы скоротать время, зашли на Плэнский железоделательный
завод. Меня восхитили смелость, изящество, с какими люди
жонглировали во мраке наступающей ночи змеями из расплав
ленного железа, огненными лентами, — сначала красными, по
том оранжевыми, потом вишневыми. Я был поражен тем, что
испытываю почти страх перед притягательной силой огромных
вращающихся машин, перед увлекающим движением зубча
тых передач — во всем этом есть нечто от очарования бездны.
Среда, 29 октября.
Франция погибла. Генрих V, как и граф Парижский, граф
Парижский, как и Тьер, Тьер, как и Гамбетта, Вермерш, как
и все прочие, не обладают достаточным авторитетом для того,
чтобы сформировать правительство. А поскольку путь к често
любивым авантюрам начисто отрезан нам господином Бисмар
ком, то даже в самом далеком будущем Франция не может упо
вать на жестокий и спасительный кулак героя-жандарма.
15 ноября.
В настоящее время политические партии похожи на людей,
