Жизнь как она есть - Костюковский Борис Александрович (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
О том, что произошло 2 апреля и почему потребовалось издать отдельный приказ с благодарностью Марату рассказал бывший командир бригады Николай Юльянович Баранов.
— Марат обнаружил разведку карателей и полицаев и один завязал с ними бой. На помощь к нему подоспели партизаны, и вся разведывательная группа немцев была уничтожена. За каждый бой, за каждую разведку, по правде говоря, нашему Марату полагался бы орден. Да не очень мы думали в то время о наградах.
1 мая 1944 года по бригаде был издан приказ № 30, в котором «бойцу-партизану Марату Ивановичу Казею за отлично проведенную боевую операцию» объявлялась благодарность.
А следующий приказ был издан не так оперативно — только через месяц после выполнения боевого задания.
Я видел, как седой мужественный комбриг Баранов, читая приказ за приказом, которые он сам когда-то подписывал, остановился у этого последнего и сказал:
— Я ведь за войну много повидал. И смертей, и трагедий, а вот гибель Марата… Целый месяц не хотел я подписывать этого приказа. Вот и сейчас его спокойно не могу читать.
Он тоже короткий и немногословный, этот приказ № 31:
Считать героически погибшими в неравном бою с немецко-фашистскими захватчиками начальника разведки штаба бригады т. Ларина В. и разведчика Казея Марата Ивановича, погибших в неравном бою 11 мая 1944 года в деревне Хоромицкие.
И то, что в приказах этого мальчика называют часто полным именем и отчеством, подчеркивает то особое уважение, которое питали и командование бригады, и все партизаны к юному бойцу-разведчику.
В музее хранится Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года:
За особые заслуги, мужество и героизм, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчиков в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., Казею Марату Ивановичу присваивается звание Героя Советского Союза.
МОЙ «ЗАПОРОЖЕЦ»
«Запорожец» с ручным управлением я получила только в июле 1964 года. Хотя я и знала, что мне по всем законам положена была такая машина, я как-то не очень стремилась к тому, чтобы использовать это свое право.
А машина во многом облегчила жизнь, сделала ее красивее, полнее, и не только мне, а и моим детям, что и говорить.
Я на ней свободно разъезжала в другие школы города и области, по предприятиям и учреждениям, по пионерским и туристским лагерям, где мне приходится часто выступать.
Машина приблизила ко мне Станьково и Марата. Я езжу туда так часто, как только могу.
Я побывала по приглашениям в Дзержинске, Борисове, Молодечно, Заславле, Родошковичах, во всех селах и деревнях на десятки километров вокруг Станькова, во многих городах и поселках Белоруссии.
В 1967 году совершила турне Минск — Брест — Минск и Минск — Полоцк — Витебск — Минск. Это было незабываемо.
Люблю ездить, нравятся дороги, знакомые и незнакомые места, встречи со старыми друзьями, знакомства с новыми. Услышу запах бензина, так и тянет за руль.
И везде меня расспрашивают о Марате, и который раз я все переживаю заново.
В душе у меня рождается иногда фантазия: хорошую бы машину — объездила бы полсвета! Прежде всего — из конца в конец свою Белоруссию, а после — все республики. Много у меня приглашений, но дело, конечно, не только в машине: не хватает времени.
Несколько лет назад Ариадна Ивановна ездила в Москву на конференцию сторонников мира. Там ее избрали в состав президиума конференции.
Потом в Минске участники этой конференции рассказывали, что, когда председательствующий предоставил слово от Белоруссии Ариадне Ивановне Казей и коротко сказал о ее личной судьбе, все делегаты стоя приветствовали эту женщину и, из особого уважения, стоя выслушали ее речь.
Да, такой человек, как Ариадна Ивановна, имеет полное право говорить от имени своего народа и от его имени требовать предотвращения новой войны, новых человеческих жертв и страданий.
Я не знаю другого человека, который бы нес на себе такую нагрузку, как Ариадна Ивановна. Кроме преподавания предмета, музея, внеклассной работы всей школы, партийной работы (она секретарь школьной парторганизации, член райкома и Минского обкома партии, а на республиканском съезде партии, делегатом которого она была, ее избрали членом Центральной ревизионной комиссии Коммунистической партии Белоруссии), почти нет дня, чтобы она не выступала перед школьниками Минска, перед рабочей и учащейся молодежью институтов и техникумов, перед всеми, кто ее просит об этом. А просят ее многие.
Каждое выступление Ариадны Ивановны стоит ей немалой затраты нервной энергии — ведь она каждый раз заново переживает трагедию своей семьи.
Только подумайте: надо каждый день подготовиться к урокам, проверить тетради, выступить в другом конце города, а то и за городом, принять участие в очередном совещании в райкоме. И десятки других дел.
А еще свой дом, семья, заботы. Она хозяйка, на плечах которой и стирка, и готовка обеда… И время от времени открываются старые раны… Но все, кто рядом с ней, так привыкли, что Ариадна Ивановна Казей со всем справляется, все «вытянет», всем поможет в беде, что, может быть, подчас и забывают, как же трудно ей все это достается.
Она не терпит в отношении к себе никаких скидок…
ПОСЛЕДНИЕ ПОДРОБНОСТИ
В декабре 1970 года Ариадна Ивановна получила письмо, очень ее взволновавшее. Письмо пришло из Челябинска, написала его бывшая учительница станьковской школы В. В. Уржумцева. Она сообщала Аде о том, что встретила в Челябинске Бориса Митрофановича Цыкункова.
Ариадна Ивановна тут же отправила в Челябинск письмо, с нетерпением ждала ответа. И вот наконец он пришел.
Здравствуйте, уважаемая бывшая маленькая партизанка Ариадна Ивановна.
Спасибо за письмо, спешу ответить, как смогу, на Ваши вопросы.
Начну почти по анкете.
Я был начальником штаба 2-го батальона 59-го стрелкового полка 81-й стрелковой дивизии, и наш полк стоял в Станькове до 7 мая 1941 года. В этот день полк был поднят по тревоге и двинулся в Гродно, где нас и застала Отечественная война.
Мы вели беспрерывные бои с превосходящими силами и техникой врага. С каждым днем наши силы все больше редели: на третий день я уже командовал батальоном, а на 6-й день — полком.
5 июля 1941 года наш полк вышел к деревне Старое Село, западнее Минска. Здесь к нам присоединились разрозненные группы бойцов, оказавшихся в окружении.
Я взял с собой 62 человека и попытался прорваться, но, потеряв 11 человек убитыми, вынужден был отойти в станьковский лес и там остановиться. Из 51 оставшихся бойцов и командиров только трое были здоровы. Я тоже был ранен в этом бою. У всех гноились раны, перевязочных средств и медикаментов не было. Положение становилось просто угрожающим: над каждым раненым кружились рои мух, все нижнее белье было разорвано на бинты, мы уже изголодались: никаких продуктов питания и надежд на их получение!
Посоветовавшись с комсоставом, я решил раскрепить бойцов и командиров по деревням. Необходимо было и подлечить раны, и накормить, и вымыть, и одеть дошедших до крайней степени истощения людей.
Итак, все бойцы и командиры были распределены по деревням, а Дозмарев, [1]Тактасинов и я остались за нашим бывшим стрельбищем, недалеко от лесничего Лукашевича и в трех километрах от лесничей Ефросиньи Вернадской. Там мы вырыли две землянки. Вскоре из Станькова пришел наш молодой командир Комалов и рассказал о Вашей матери, Анне Александровне Казей. О том, какую помощь она оказывала с первых дней войны раненым советским бойцам и командирам.
Я решил познакомиться с этой женщиной и пошел в Станьково.
Первый мой разговор с Вашей мамой произошел у плетня Вашей маленькой избушки.
…Вас я увидел в тот же день. Вы вышли на крыльцо, Анна Александровна позвала Вас и сказала:
— А это моя дочь Ада.
Вы очень неприветливо почему-то посмотрели на меня и даже не улыбнулись.
Не знаю, запомнили ли Вы эту встречу. Но я с этого дня знал о Вашей жизни все, и Вы, не подозревая того, выполняли мои задания.
Ночью я и Тактасинов проводили Ивана Андреевича Дозмарева на кладбище, и там нас встретил Марат.
Вскоре Марат стал выполнять наши разведывательные задания. Под видом «снабжения» немецких постовых солдат (он продавал им яйца, молоко) Марат проникал в военный городок и добывал необходимые сведения.
Это ему удалось обнаружить никем не охраняемые наши бывшие военные склады.
Как только раненая нога Ивана Андреевича Дозмарева стала подживать, Марат показал нам эти склады. (Они были левее ворот военного городка в густом лесочке, заросшем крапивой.) Дозмарев, я и Тактасинов ночью взломали двери двух складов. Анна Александровна и Марат стояли на посту. За одну ночь мы вынесли 132 ручных гранаты «Ф-1», 250 капсюлей и 30 метров бикфордова шнура и все это переправили на нашу партизанскую базу в станьковский лес.
Марат стал связным между Дозмаревым, Анной Александровной и мною. Несколько раз он доставлял мне в ботинке очень нужные и срочные сведения.
Мне было известно; что некоторые разведывательные задания выполняли также и Вы. Вместе с Маратом Вы расклеивали сводки Совинформбюро, извещали членов станьковской группы о местах сбора и тому подобное.
Еще до ареста Вашей матери, Дозмарева и Комалова почти каждую ночь мы ходили на боевые операции, а после заходили в дом жены Ивана Привалова.
В конце ноября 1941 года к нам в партизанский лагерь пришли мужчина и женщина из деревни Добринево, они якобы искали пропавшую корову. Мы их пожалели и отпустили.
А на второй день они привели к нашему лагерю отряд немцев. Они окружили на рассвете наш лагерь, мы приняли бой, который продолжался весь день, почти до ночи. Мы уложили немало немцев, но и у нас осталось 19 человек, с которыми я и решил уйти на восток в Глусский район, Бобруйской области, где и стал командиром партизанского отряда имени Буденного. Дозмарев и Анна Александровна создали в Станькове большую группу, и все задания эта группа получала непосредственно от меня. Некоторые засады и операции они проводили самостоятельно, а иногда мы объединялись.
Я хорошо помню многих моих товарищей по этим дням партизанской борьбы. На всю жизнь запомнил Вашу мать, Вашего брата Марата и Вас, хотя Вы-то меня видели всего один раз. Правда, был еще случай ночью, когда Вы и Марат указали нам дома станьковцев, в которых хозяева прятали военное обмундирование. После этой операции весь наш отряд был целиком одет и обут. Я был в ту ночь с ребятами, но едва ли Вы могли узнать меня, да еще ночью.
…В наш отряд часто приходили Дозмарев и Ваша мать. Они принесли нам и радиоприемник на батареях. Раза два или три вместе с ними приходил и Марат. Знали Вы об этом?
Ваша мать знала все, что происходило в нашем партизанском лагере, принимала участие во многих засадах и операциях. Многое знал и Комалов. Остальные из станьковской группы знали только то, в чем сами принимали участие.
В первых числах сентября и в октябре наша партизанская группа взорвала три небольших железнодорожных моста на линии между станциями Негорелое — Минск, сожгла 4 деревянных моста на различных дорогах, убила около двухсот вражеских солдат и офицеров и даже одного генерала. Последнее совершила станьковская группа, когда находилась в засаде на Минском шоссе. После ареста Вашей матери и Дозмарева мне стало известно от связных, что на их след навел один станьковский предатель. Мы приговорили его к расстрелу, но, к сожалению, осуществить приговор не смогли. Комалов и партизаны станьковской группы пытались освободить своих товарищей, но Комалов был тут же схвачен, а остальные растерялись. Вы знаете, что Дозмарева, Анну Александровну и Комалова фашисты подвергли пытке, но они ничего им не сказали, не выдали месторасположение нашего лагеря.
Я и обрадовался, и очень огорчился, получив Ваше письмо, дорогая Ариадна Ивановна. Дело в том, что всего неделю назад я возвратился из Белоруссии, где пробыл более месяца, посетил район действий партизанского отряда имени Буденного, которым я командовал, да и в Минск заехал, где живут мои боевые друзья. Девять дней я гулял по Минску, любовался и восторгался им, и не знал совсем, что Вы тоже здесь живете…
1
От автора.Хочу отметить, что и во всех последующих письмах Б. М. Цыкунков везде пишет не Домарев, как его запомнила Ариадна Ивановна и все, кто знал его в Станькове, а Дозмарев. В ответ на мое письмо по этому поводу Б. М. Цыкунков ответил следующее: «Мне пришлось служить вместе с политруком тов. Дозмаревым И. А. с осени 1936 года и до станьковских событий, поэтому я утверждаю, что его настоящая фамилия именно Дозмарев Конечно, я допускаю, что в Станькове товарищи по подпольной rpvппе могли называть его без этой буквы „з“ — на слух она могла выпасть. Но Комалова в Станькове тоже звали Коля, а настоящее его имя — Гетта. Он, кажется, откуда-то родом из Средней Азии…»
