Адольф Гитлер (Том 3) - Фест Иоахим К. (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗

Несомненно, Гитлер видел эти трудности и связанный с ними риск. В памятной записке от 9 октября 1939 года «о ведении войны на Западе» он обратился к этому вопросу, проанализировав его в специальном разделе «опасности в положении Германии». При этом главную тревогу вызывал вариант затяжной войны, по его мнению, Германия не была достаточно готова к ней ни в политическом, ни в материальном, ни в психологическом отношении. Но по его оценке все эти слабости проистекали из общего положения Германии, а не из конкретной ситуации, поэтому состояние на неблагополучных участках «за короткий срок никакими усилиями существенно не улучшить» [359]; по сути дела, это означало не что иное, как неспособность Германии вести мировую войну в имеющихся условиях.

На эту дилемму Гитлер отреагировал исключительно характерным для него решением, которое продемонстрировало всю остроту его ума и изощренность даже в отношении самого себя: если Германия была не в состоянии вести широкомасштабную затяжную войну против коалиции противников, она должна разбивать врагов поодиночке короткими, отделенными друг от друга во времени концентрированными ударами и подобным образом шаг за шагом расширять свою военно-экономическую базу до тех пор, пока не сможет в конце концов вести мировую войну: это и была стратегическая концепция блицкрига [360].

Идея «блицкрига» долгое время воспринималась лишь как тактический или оперативный метод военного уничтожения противника при помощи внезапного нападения, но замысел «блицкрига» был гораздо шире: это была концепция общего ведения войны, которая учитывала специфические слабости и преимущества положения Германии и оригинально соединяла их в завоевательную практику нового типа. Используя передышки между различными военными кампаниями для дальнейшей гонки вооружений, можно было не только настроить подготовку на того или иного противника, но и удерживать материальную нагрузку на экономику и общество в относительно малых пределах, прежде чем фанфары колоссальных триумфов дадут необходимые психологические стимулы: концепция «блицкрига» была не в последнюю очередь попыткой учесть прописную истину времен мировой войны, согласно которой Германия выигрывала битвы, но проигрывала войны, теперь имелось в виду просто разделить войну на серию победоносных сражений. В этом были слабое место и выражение всего самообмана авторов концепции, как бы она ни гармонировала в остальном с сутью режима и импровизирующим, определяемым мгновенным озарением стилем Гитлера: она должна была потерпеть крушение в момент образования сильной коалиции противников и принятия ею бесповоротного решения на затяжную войну.

Гитлер так верил в эту концепцию, что никак не был готов к иному варианту большой войны. Представленное летом 1939 года штабом оперативного руководства вермахта предложение «проработать при помощи командно-штабных учений» варианты развития ситуации в случае большого конфликта он отклонил с твердым указанием, что войну с Польшей можно локализовать [361], его памятная записка от 9 октября была первой конкретной попыткой определить обстоятельства и цели столкновения с Западом. Он также неоднократно отвергал предложения принципиального перевода экономики на рельсы затяжной войны, общий объем промышленного производства в 1940 году по сравнению с предшествующим годом слегка сократился, а незадолго до зимы 1941/42г. в ожидании предстоящих «молниеносных побед» в войне с Советским Союзом производство военной продукции было даже ограничено [362]. В этом тоже давал себя знать опыт первой мировой войны: Гитлер при любых обстоятельствах хотел избежать изматывающего психику воздействия долголетних жестких ограничений.

Взаимосвязь между первой и второй мировой войной ощущается на различных уровнях не только под углом зрения их интерпретации; Гитлер сам всякий раз настойчиво указывал на это. За его плечами всего лишь время перемирия, а перед ним – «победа, которую мы отбросили в 1918 году», – заметил он как-то; в речи 23 ноября 1939 года он сказал, имея в виду первую мировую войну: «Сегодня разыгрывается второй акт этой драмы» [363]. В свете этой взаимосвязи Гитлер предстает как особо радикальный представитель идеи создания Германии как мировой державы, которая восходит к последнему периоду канцлерства Бисмарка и на рубеже XIX-XX вв. материализуется в конкретных целях войны, а после провалившейся попытки 1914-1918 гг. ее с новой и еще большей решимостью попытались реализовать во второй мировой войне: почти столетняя империалистическая преемственность германской истории обрела в Гитлере свою кульминацию [364].

И на самом деле, такая точка зрения имеет под собой убедительные основания. Уже общая взаимосвязь между Гитлером и предшествующим мировой войне временем, его появление из комплексов, идеологий и защитных реакций того периода придает ей весомость; ибо, несмотря на всю новизну, он был глубоко анахроничным явлением, реликтом XIX века – в своем наивном империализме, комплексе величия, убежденности в неизбежной альтернативе между возвышением до статуса мировой державы или гибелью. В принципе, уже молодой, живший тенденциями своего времени горожанин венского периода повторил характерную основную эволюцию, в ходе которой ведущие консервативные слои эпохи искали спасения от социальных страхов в экспансионистской концепции, он только расширил и радикализировал ее. Если те зачастую ожидали от войны и завоеваний «оздоровления отношений» в смысле своих общественных и политических привилегий, «укрепления патриархального порядка и умонастроений» [365], то Гитлер мыслил как всегда в гигантски расширенных категориях и рассматривал войну и экспансию, далеко выходя за рамки классовых интересов, как единственный шанс на выживание нации и даже расы; социал-империализм обычного образца своеобразно перемешивался в мышлении Гитлера с биологическими началами.

Однако и в том, и в другом случае видение превращения в мировую державу питал основной мотив находящегося под угрозой и стесненного существования, хотя в первый раз, по меньшей мере, в случае с германским канцлером 1914 года фон Бетман-Хольвегом, проявлялись депрессия, нерешительность и слабость фаталиста, а во второй раз – одержимость и осознанная радикальность. Конечно, оба деятеля несравнимы, идея германской мировой империи была для Бетман-Хольвега «абсурдной, не укладывающейся в голову мыслью», Германия, подавленно говорил он иногда, «в интеллектуальном плане погибнет от своего политического господства, если она победит» [366], конечно, Гитлер даже отдаленно не знал такого порожденного внутренним надрывом скептицизма; тем не менее Бетман-Хольвег был полон тех же пессимистических фантазий и настроений гибели с германским колоритом, что и Гитлер, хотя и в сублимированной буржуазным образованием форме; это показывает всю глубокую укорененность мотива судьбы и катастрофы в немецком сознании; не говоря уж о разгневанных поклонниках видения Германии в роли мировой державы, которые свалили Бетман-Хольвега в 1917 году.

Однако и то направление, которое придал Гитлер своим экспансионистским намерениям, отвечало давней традиции. Компонентом немецкой идеологии давно была идея, что Восток представляет собой естественное «жизненное пространство» рейха, происхождение Гитлера из двуединой монархии еще больше усилило такой подход. Уже в 1894 году провозглашение шумно агитировавшего Пангерманского союза [367] обращало интерес нации на Восток и Юго-Восток, «чтобы обеспечить германской расе те условия жизни, которые ей нужны для полного развития ее сил». На знаменитом «Военном совете» 8 декабря 1912 года начальник Генерального штаба фон Мольтке потребовал довести до сознания страны «при помощи печати национальную заинтересованность в войне с Россией», и вполне в этом духе вскоре после того газета «Гамбургер нахрихтен» потребовала неизбежной решающей борьбы с Востоком, весь вопрос в том, подхватывала «Германия» [368], кто будет властвовать в Европе – германцы или славяне. Спустя немного дней после начала войны в МИД был разработан «план создания нескольких буферных государств на Востоке, все они должны были находиться в зависимости от Германии. Еще дальше шла памятная записка председателя Пангерманского союза Генриха Класса „о военных целях Германии“, которая распространялась в виде брошюры в 1917 году. Она требовала обширных провинций на Востоке и предлагала устранение „демографической пестроты“ путем обмена русских на поволжских немцев, переселения евреев в Палестину и смещения границ польского этноса на восток [369]. Без проходившей во время первой мировой войны дискуссии о целях войны, на которую накладывали свой отпечаток подобные фантасмагорические проекты, немыслима гитлеровская концепция восточной политики, как бы ни оценивать влияние на нее русских эмигрантских кругов в Мюнхене и его собственную склонность к интеллектуальному утрированию.