Стингрей в Стране Чудес - Стингрей Джоанна (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Она обратила на меня внимание и следила за каждым моим движением, пока я доставала из кармана листок бумаги с номером телефона.
– Пожалуйста. Позвоните. По этому. Номеру. – Я положила на стол перед ней листок бумаги и стала нервно ждать, закусывая в волнении губу. Ждала, как мне показалось, целую вечность.
Наконец она что-то буркнула, что я восприняла как успех.
Через несколько гудков телефон ответил женским голосом.
– Алло?
– Здравствуйте, это Джоанна из Калифорнии! А Сева дома? – радостно прокричала я в трубку. Отбой.
Я опять посмотрела на наместницу императора, которую про себя уже иронично окрестила как «мисс Дружелюбие» [9]. Я огорченно пожала плечами и вновь придвинула к ней листок с номером телефона. Если бы на столе стоял утюг, то ее ответный выдох сдул бы его на пол. Номер, тем не менее, она все же набрала еще раз.
– Хэллоу! – ответил телефон на сей раз мужским голосом и, главное, по-английски!
– Привет! – чуть ли не заорала я, стараясь успеть сказать как можно больше, прежде чем вновь раздастся ужасный звук отбоя. – Меня зовут Джоанна, я из Америки, и мой друг Андрей дал мне твой номер телефона, чтобы связаться с Борисом. Я тоже музыкант!
– Ага, а где ты остановилась? – спросил он. Английский у него был явно неродной, но говорил он бегло, с мягким русским акцентом, благодаря которому каждое произнесенное слово звучало веско и значительно.
– В отеле «Москва».
– Приходи к пяти часам к станции метро прямо у гостиницы «Москва», – сказал он и повесил трубку.
Все. Свершилось. Встреча назначена.
Мы с сестрой посмотрели друг на друга. Джуди даже не стала ждать, пока я открою рот, и спросила озабоченно: «Погоди, а мы что, уйдем с экскурсии?»
– Почему бы и нет?
– Нет, нельзя, у нас будут проблемы, – испуганно проговорила она, подтвердив, что, по крайней мере, на некоторых из нас подействовала долбежка руководителя группы.
– Ну, не знаю, что тебе сказать, – произнесла я. – Я очень хочу к ним пойти. Надо будет просто держать удар.
– Удар-то может быть нешуточный, Джоанна…
– Скажем, что чувствуем себя плохо, – оборвала я ее, – и что нам нужно остаться в номере и пораньше лечь спать.
Никто из группы и не подозревал, что, как только они отправились на экскурсию, мы с Джуди спустились и украдкой выбрались из отеля через боковой выход. Не говоря ни слова по-русски, мы кое-как добрались до метро. Что делать дальше, я понятия не имела. Нас со всех сторон толкала спешащая в метро в самый час пик толпа. Мы стояли как можно ближе к выходу, я крепко прижимала к груди пакет с паспортом и бумажником. Впервые с момента приезда, тесно зажатая вместе с остальными людьми в железный кулак, я ощутила в теле возбуждение – оказывается, я живой человек и способна на все.
– А как он выглядит, он сказал? – спросила Джуди.
– Он повесил трубку прежде, чем я успела спросить.
– Хорошо хоть ты выделяешься из толпы, – она бросила взгляд на мою выбеленную блондинистую прядь и выбритые над ушами волосы. Выглядела я как солистка панк-группы с каким-нибудь замороченным названием и злыми песнями.
И вдруг он появился. Я узнала Бориса сразу. На первый взгляд он был неотличим от любого другого русского, в такой же меховой шапке и длинном твидовом пальто. Но взгляды наши скрестились, и я мгновенно поняла: я знаю, что в жизнь мою вошел очень особый человек, волшебный человек. Я не знала почему, но чувствовала, что никогда уже не буду такой, какой была до сих пор.
– Привет, рады познакомиться, – произнес Сева из-за спины Бориса. Я посмотрела на него – достаточно долго, чтобы обратить внимание на длинное лицо и вдумчивые темные глаза. Но как только я опять встретила взгляд Бориса, оторваться от него я уже не могла. Это было как с солнцем – если смотреть на него долго, то оно все время остается у тебя перед глазами.
Ребята взяли нас с Джуди под руку, и мы двинулись по улице.
– Мы идем ко мне домой, – сказал Сева, лавируя в толпе. На каждый шаг его длинных ног приходились два мои. – Там и поговорим. С иностранцами нам встречаться нельзя. Никогда не знаешь, кто может работать на КГБ.
Я посмотрела на него недоверчиво. Неужели меня, в моей разношерстной одежонке, с болтающимися в ушах дешевыми сережками, кто-то всерьез может воспринимать как угрозу?
Он понизил голос: «Я говорю совершенно серьезно». Он остановился у подъезда и завел нас с Джуди под арку. Борис облокотился на стенку и согласно кивал головой, выслушивая обращенные к нам Севины наставления: «На людях по-английски не говорите, никому не сообщайте, что вы американцы». Он почесал бороду: «Ладно, пошли дальше».
Мы опять вышли на улицу и двинулись вперед быстрым шагом.
– Вы ведь здесь с группой? – спросил он.
Джуди кивнула.
– Если кто-то спросит, почему вы одни, скажите, что отстали от группы. Так лучше всего.
На той первой встрече было довольно трудно осознать серьезность того, о чем говорил Сева. Я была погружена в очарование момента. В том, как Борис шел, в его мягкой, не сходящей с лица полуулыбке было что-то, что придавало мне силу преображения в городе Ленина: серые облака внезапно превратились в серебро.
Квартира Севы располагалась в центре Ленинграда, в изрядно обветшавшем и потускневшем за десятилетия доме [10]. Серые бетонные стены и лестница старого подъезда выглядели перекошенными, как будто здание устало от долгой жизни. Квартира была обжитой, заполненной всевозможными старинными безделушками, и напоминала мне дом моих бабушки и дедушки. На стене висела акустическая гитара. В прихожей стояла полка с домашними тапочками. В уличной обуви по дому никто не ходил. Оглядывая батарею тапок, я обратила внимание, что, как и сам дом, все они были старыми, видавшими виды.
Ведущая в кухню дверь открылась, и из нее вышла женщина, поспешно направившись мимо нас к выходу.
– Кто это? – спросила я у Севы.
– Моя мать.
– Может, мне нужно с нею познакомиться? – Я еще не осознавала, что встреча с Севой и Борисом была для меня началом проникновения за внешнюю бесстрастную оболочку советской жизни, к теплившемуся под ее поверхностью чему-то настоящему.
– Не сейчас. Может быть, в следующий раз.
Мы с Джуди и Борисом устроились за небольшим, покрытым скатертью столом, который Сева тут же стал накрывать какой-то снедью, печеньем и чашками с янтарного цвета чаем. Он двигался на фоне высоких окон, тянущихся под трехметровый потолок, из которых внутрь лился дневной свет. Я рассмотрела две комнаты: в одной стояла небольшая бесформенная кровать, вторая выглядела как настоящая спальня. Также я увидела небольшую ванную и еще меньшего размера кухоньку, примостившуюся под каким-то странным углом в глубине квартиры. Я ощутила тепло и уют; настроение, несмотря на темные нависшие облака за окном и рвущийся в квартиру снаружи холодный ветер, было праздничным. Много раз с тех пор мне приходилось испытывать русское гостеприимство, и всякий раз оно было таким же теплым, как в тот самый первый раз в русском доме. Контраст между тем, как русские вели себя в общественном месте и дома, был разительным: как из горячей бани прыгнуть в снег.
На стенах спальни висели плакаты, по большей части «Битлз» и Джон Леннон, и несколько старых потускневших икон. Тут же какие-то ожерелья, какие-то украшения из бисера – как на монохромной фотографии из 70-х. Есть прекрасная фотография – Сева у себя на кровати под целым иконостасом картин и фотографий, закутанный в узорчатое одеяло, с банданой на волосах.
Внешне Сева выглядел как нечто среднее между Джорджем Харрисоном и Иисусом Христом: длинные темные волосы, усы, борода. Держался тихо и без какой бы то ни было позы. Говорил прямо и просто, слушал внимательно, с неизменной доброй улыбкой. Наблюдая за ним и Борисом в тот первый день, я сразу обратила внимание, насколько они разные. Если для Севы была характерна утонченная серьезность, то для Бориса – расслабленность и спонтанность. Он был настолько красив, что от него было просто трудно оторвать взгляд. Я не могла отделаться от ощущения, что вижу перед собой Дэвида Боуи: четко очерченный подбородок, обрамляющие лицо светлые волосы, ярко-голубые глаза. Однако исходивший от него исключительный свет затмевал даже его идеальную внешность: хотя он сидел тут же рядом со мной, ощущение было такое, будто он возвышается у нас над головами.
