Откровения ездового пса - Ершов Василий Васильевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Он съездил пару раз, вымотался до предела - это был его отпуск, отпуск летчика, за который он заработал себе на трехкомнатную квартиру. Правда, выморщивал он эти деньги с работодателя больше года (помню, все просил рейсы на Полярный, летал, разбирался), и инфляция чуть не съела заработок; но таки квартиру добыл. Не знаю, были ли у него потом проблемы с медициной, но больше на такие авантюры он не решался.
Тот, кто организовал эти поездки с водкой на Север, сейчас наверняка очень богатый человек. Тогда миллионы делались за месяц. А те, кто - рядами вдоль дороги, наверно и сейчас пластаются за долги. А сколько алмазодобытчиков сковырнулось от той паленой водки - один Бог знает.
И попробуй, разберись потом, отчего это вдруг на ровном месте у летчика, еще молодого и с виду здорового, вдруг останавливается сердце.
Ну что. Слетал я в тот Комсомольск. Стажер справлялся хорошо, я доволен. Вложено в него много, и я к штурвалу не прикасаюсь.
Молодец, парень - грамотно рассчитал снижение. Там, как пройдешь нулевой меридиан Хабаровска, надо камнем падать. Потому что, во-первых, через Троицкое километры получаются не те, что указаны в штурманском расчете: над Троицким разворот в сторону Комсомольска больше чем на 90 градусов, и значительную часть расстояния съест это сопряжение. И, выйдя из разворота, окажешься выше, чем рассчитывал снизиться по тому штурманскому расчету. А надо ж снижаться, а заход же с прямой, а скорость максимальная, и если чуть отдашь штурвал от себя - тут же рявкнет сирена: гаси скорость! Короче: высоты еще много, а километров уже нет.
Во-вторых, зачастую утром в районе Троицкого в воздухе свободно, встречных-поперечных нет, и диспетчер запросто может дать курс прямо на Комсомольск, по гипотенузе - а это то же самое: окажешься выше расчета на близком удалении.
Есть и еще одна особенность: на снижении и на кругу очень часто ветерок попутный. Если не успеешь заранее погасить скорость, то тебя так и протащит выше расчетной траектории снижения.
Так вот, стажер мой дозрел уже до капитанского понимания всей совокупности этих, работающих против экипажа факторов. И при подходе к нулевому меридиану заранее провел предпосадочную подготовку, учел и оговорил все эти факторы, настроил экипаж и сам настроился. Поставил заранее малый газ, и пока Филаретыч докладывал нулевой и связывался с восточным сектором, машина потихоньку тормозилась, тормозилась, а как только дали снижение -сразу камнем вниз! Скорость на снижении потихоньку снова разогналась и подошла к пределу, но высота к тому времени была уже потеряна до необходимой для спокойного, с запасцем, захода с прямой. А тут и напрямую на Комсомольск пустили. Аккурат управился. И капитаны-то со стажем не всегда все эти нюансы учитывают, а этот все разложил по полочкам - и в награду Бог дал ему мягкую, невесомую посадку…
Нет, молодец, грамотный летчик.
Удалось мне и вздремнуть, где-то над Байкалом. Филаретыч уверенно вел лайнер по трассе, экипаж дружно в голос сказал "поспи, командир, мы тут последим", и я попытался найти приемлемую позу на своем прокрустовом ложе. Руки гудели, но я нашел им место, подсунув ладони под седалище… неудобно сидеть, конечно, но как-то все же не так дергает в кистях… и провалился в ярчайший сон. Мне снилось, что самолет падает, а я, пилот, не могу ничего сделать - руки не слушаются, и я не могу понять, есть ли они вообще у меня. Дернулся всем телом и… проснулся, весь в поту. И сон как рукой сняло. Кисти отсидел до мурашек. Потом долго восстанавливался пульс и тяжело стучал в пальцах до конца полета.
И после провального дневного сна, уже дома… стучит… и пальцы не согнешь. Болят руки.
Фронт
Гроза, конечно, страшная. И на нашем пути стоит не одно грозовое облако, а фронт, хороший, ярко выраженный. Холодный фронт. Тучи высятся стеной, наковальни слились в одну серую полосу по горизонту, и белые клубы верхушек, пробивших тропопаузу, проявляются одна за другой на фоне синего неба по мере приближения к ним. Земля-матушка наша таки круглая: за двести километров верхушек не видно, а за сто - вот они, родимые, выплыли.
Перекрывает нам дорогу, там, далеко впереди; а здесь пока стоит слева, почти параллельно… но и нам, согласно проложенному на карте маршруту, скоро поворачивать как раз влево…
- Дай-ка мне… - я протягиваю руку и поворачиваю голенище локатора к себе. - Ничего себе… да их там насыпано… Как обходить будем?
- Пока дырок нет. На масштабе 125 кэмэ, по крайней мере, проходов не видно. Дальше, на 250… да погляди сам, - штурман переключает масштаб. -Рентгеновский аппарат… мать бы его… и на резервном - так же. Бледня бледней.
Да уж, аппарат. На бледно-зеленоватом фоне экрана качается слабенький, тоже бледный лучик, высвечивая размытые пятна. Не берет он грозы за 250; старь… надо подходить поближе.
Диспетчер по своему локатору рекомендует обходить восточнее. А нам по трассе скоро поворачивать западнее. По докладам встречных бортов вырисовывается картина: фронт, очень мощный, сплошной, смещается на юго-восток, верхняя кромка местами до 12000, отдельные вершины до 13.
При подготовке к полету на метео я видел на карте этот фронт и знаю, как он стоит, знаю и то, что он разграничивает две воздушных массы: очень теплую, в которой мы сейчас летим, и очень холодную, которая валом катится слева на нас и выдавливает теплый влажный воздух вверх, как из-под катка, и образуется стена гроз. Классический холодный фронт, несущий истомленной от жары земле шквалы, дожди и град, а за ними - долгожданную прохладу. К ночи здесь протащит, вызвездит и успокоится. А сейчас он - в самом соку.
Стена стеной, но должны же быть просветы. Всегда есть дырки, только нынче проходы между тучами узкие, они не укладываются в разрешенные параметры. И - прут, развивается, подогревается солнцем и рвется все выше. Сотни миллионов тонн воды. И среди этой воды, этого пара, тумана, этой электрической напряженности - надо проскользнуть.
Проходили всегда. Обходили стороной, до тех пор, пока не находился проход; лезли, потряхивало, сверкало кругом, вскакивали на секунду в вуаль слоистых облаков, выныривали в тени огромных туч, отворачивали, следили по локатору - и через положенный срок оказывались по ту сторону, оглядывались… мороз по коже…
Если позволял полетный вес, а проходы были узкие, лезли верхом. "Тушка" - может обходить верхом. Я не любитель лазить на границе стратосферы, но когда припечет, можно использовать всю мощь строгой машины и аккуратно, как меня учили старые воздушные волки, перелезать через фронт. Я это умею.
Там, выше тропопаузы, спокойно. Никогда верхняя граница гроз в стратосфере не ровная: отдельные грозовые вершины холмами выпирают из общего слоя вуали, и пройти вполне можно, плавно отворачивая от них визуально.
Но это - если ты забрался выше верхней границы общего горизонтального слоя слившихся наковален. А если попал как раз в нее, то будешь вынужден выдерживать свой эшелон - 11600 или 12100, не видя горизонта, болтаясь по самой верхней кромке и поглядывая на запас по углу атаки. А стрелочка колеблется, подпрыгивает и все норовит подкрасться поближе к опасному красному сектору на циферблате прибора. Это болтанка не опасная, но противная.
Опасная болтанка подстерегает в тех, холмами, вершинах гроз, или рядышком с ними. Туда лучше не попадать. Поэтому и в летных правилах разрешается, если проходы узкие, проходить выше вершин гроз на высоте не менее 500 м. В принципе, обычно над этими хмурыми клубящимися верхушками -уже на сто метров выше их - воздух спокоен. Другое дело, что через полминуты пухнущая вверх верхушка доберется и сюда - да только ты уже проскочил. Но для гарантии правила диктуют: над вершиной - лети на 500 метров выше.
Над самой верхушкой грозового облака полет даже безопаснее, чем полет рядом с облаком, хоть и на гораздо меньшей высоте. Там, в сумрачной глубине, в слое вуали, машину может подхватить случайный, ответвившийся в сторону мощный вертикальный поток. Там самолет может поразить молния, выскочившая из темно-серого, с красноватой мигающей подсветкой внутри, облачного бока. Вот из этих соображений установлена безопасная дистанция: не менее 15 километров от края засветки.
