Я - Златан - Ибрагимович Златан (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Она била нас деревянными ложками. Иногда они ломались, и я должен был пойти и купить новые, как будто это была моя вина, раз ложка об меня сломалась. Я помню один такой день. Я бросил кирпич в детском саду, а он как-то отскочил и разбил окно. Мама всполошилась, когда узнала об этом. Всё, что стоило денег, заставляло её волноваться, и она ударила меня ложкой. Бам, бум. Было больно, и ложка, кажется, снова сломалась. Я не знаю. Как-то раз дома не было ложек, и тогда мама пришла за мной со скалкой. Но я удрал и рассказал об этом Санеле.
Санела — моя единственная родная сестра. Она на два года старше. Она девчонка бойкая, думала, что мы должны в некоторые игры играть вместе с мамой. Чёрт, разрази меня гром! Сумасшедшая! И мы пошли в магазин, купили связку тех ложек, совсем дешёвых, и вручили их маме в качестве рождественского подарка.
Я не думаю, что она оценила иронию. Ей было не до этого. На столе должна была быть еда. И она отдавала этому все силы. Дома нас была целая куча, ещё же мои сводные сёстры, которые позже исчезли и оборвали с нами все контакты, мой младший брат Александр, которого мы звали Кеки. Денег, конечно, не хватало. Да ничего особо не хватало, поэтому старшие заботились о младших, иначе было нельзя. Было много лапши быстрого приготовления и кетчупа. Иногда мы ели у друзей или у моей тёти Хэнайф, которая жила в том же доме. Она ещё раньше нас переехала в Швецию.
Мне не было даже двух лет, когда мои родители развелись, поэтому я об этом ничего не помню. Быть может, это и хорошо. Говорят, брак был так себе. Родители постоянно ругались, да и поженились-то они только для того, чтобы мой отец мог получить вид на жительство. Естественно мы остались с мамой. Но я скучал по отцу. У него всегда была какая-то движуха, с ним было весело. Мы могли видеться с ним в любой уик-энд, он обычно приезжал на своём стареньком синем «Опель Кадет», и мы шли в парк Пилдам, или на остров Лимхамн, чтобы поесть гамбургеров и мягкого мороженого. Как-то раз он решил шикануть и купил каждому из нас по паре Nike Air Max, крутые кроссовки, да и стоили они реально дорого, больше тысячи крон. У меня были зелёные, у Санелы — розовые. Ни у кого во всём Русенгорде таких не было, и мы чувствовали себя офигенно. С папой было здорово, он нам ещё давал немного денег на пиццу и колу. У него была приличная работа и только один сын, Сапко. А для нас он был весельчаком-папой на выходные.
Но всё меняется. Санела была отличной бегуньей. Она была самой быстрой в беге на 60 метров во всём Сконе (прим. автора — регион на юге Швеции), и папа был горд как павлин, он постоянно заставлял её тренироваться. «Отлично, Санела, но ты можешь лучше», — сказал он. Это было в его духе: «Лучше, еще лучше, не останавливаться на достигнутом» — и на этот раз я был в машине. Отец запомнит это именно так в любом случае, но он заметил это сразу. Что-то было не так. Санела была тиха. Она сдерживала плач.
— Что случилось?, — спросил он.
— Ничего, — ответила она, но он спросил снова, и только тогда она всё рассказала.
Мы не должны говорить об этом детально, всё-таки это история Санелы. Но мой отец…он как лев. Если что-то случается с его детьми, он психует, особенно когда дело касается Санелы, его единственной дочери. Это превращалось в настоящий цирк с допросами, расследованиями, спорами и прочей ерундой. Многого из этого я не понимал. Мне ведь исполнилось всего 9.
Это было осенью 1990-го, они мне ничего не говорили. Но у меня были свои догадки, конечно. Дома был бардак. Не в первый раз, надо сказать. Одна из сводных сестёр употребляла наркотики, что-то тяжёлое, и держала их дома, в тайниках. Вокруг неё всегда был какой-то хаос, звонили какие-то мерзкие люди, было страшно, что с ней что-то случится. В другой раз маму арестовали за сокрытие ворованных украшений. Какие-то друзья сказали ей: «Возьми эти ожерелья!», а она так и сделала. Она не понимала. Но эти вещи были краденные, и вскоре прибыла полиция, и взяла маму. Я до сих пор помню это странное чувство неопределенности:
«Где мама? Почему она ушла?»
После случившегося Санела снова плакала, и я просто убежал. Я слонялся где-то на улице или играл в футбол. Не сказать, что я был лучше других сложен, или более перспективен. Я был всего лишь одним из ребят, которые пинали мяч, быть может, даже чуть хуже. Но периодически у меня возникали вспышки немотивированной агрессии. Я мог головой кого-нибудь боднуть, или даже на партнёров по команде накинуться. Но у меня был футбол. Это было то, что мне нужно. Я играл всё время, во дворе, на поле, во время школьных каникул. В то время мы как раз пошли в школу имени Варнара Райдена. Санела в пятый класс, я в третий, и никто не сомневался, кто из нас был прилежным учеником! Санела повзрослела раньше, стала для Кеки второй мамой и заботилась о семье, когда сёстры уехали. Она взяла на себя огромную ответственность. Она была примером. Она не была из тех, кого вызывает на ковёр к директору, поэтому когда нам позвонили, я сразу забеспокоился. Вызвали нас обоих. Если бы вызвали только меня, то это было бы обычным делом. Но тут я и Санела. Кто-то умер? Что вообще происходит?
У меня болел живот, и мы шли по коридору. Это было то ли поздней осенью, то ли зимой. Я был словно парализован. Но когда мы зашли в кабинет, я обрадовался, ведь рядом с директором сидел мой отец. Где папа, там обычно веселье. Но весело не было. Обстановка была очень жёсткой, очень официальной, посему я чувствовал себя неловко, и, честно говоря, я даже не понял большую часть того, что было сказано. Понятно, что это было о маме и папе, и приятным уж точно никак не являлось. Только сейчас, спустя многие годы, когда я работаю над этой книгой, части паззла находят своё место.
В ноябре 1990-го социальная служба провела своё расследование и папа получил право опеки надо мной и Санелой. Было решено, что место, где мы жили с мамой, для нас непригодно, и нельзя сказать, что это была целиком её вина. Были и другие причины, но это было главным, это неодобрение. Мама была просто опустошена. Она потеряет нас? Это была катастрофа. Она плакала не прекращая. Да, она била нас ложками, лупила иногда, не слушала, ей никогда не везло с мужчинами, да и денег у неё никогда не было. Но своих детей она любила. Она просто воспитывалась в жёстких условиях, и, я думаю, папа это понимал. Он подошел к ней в тот же день:
— Я не хочу, чтобы ты потеряла их, Юрка.
«Он пьёт, чтобы залить горе». Я — Златан. Часть четвёртая
Но он потребовал некоторых улучшений, а папа не из тех, кто в таких ситуациях играет в игрушки. Без сомнения, это были резкие слова. «Если положение дел не улучшится, вы больше никогда не увидите своих детей» и всё в таком духе, но я так и не понял, что именно произошло. Санела жила с папой в течение нескольких недель, а я остался с мамой, несмотря ни на что. Это было не лучшим решением. Санеле не нравилось у папы. Мы с ней как-то нашли его спящим на полу, а на столе обнаружили гору пивных бутылок. «Папа, проснись, проснись!». Но он продолжал спать. Мне это показалось странным. Почему он так поступает? Мы не знали, что делать. Но мы хотели помочь. Возможно, он замерзал? Мы накрыли его полотенцами и одеялами, чтобы он согрелся.
Но я ничего не понимал. Санела, наверное, побольше въезжала. Она замечала у него резкие перепады настроения, он мог кричать как медведь, пугая её. И она скучала по младшему брату. Она хотела вернуться к маме, а я наоборот. Я скучал по папе, и как-то ночью я ему позвонил, это был, пожалуй, звонок отчаяния. Без Санелы мне было одиноко.
«Я не хочу жить здесь. Я хочу к вам».
«Приезжай», — сказал он. «Я вызвал такси».
Социальные службы проводили новые расследования. В марте 1991-го года мама получила право опеки над Санелой, а папа — надо мной. Нас разделили, меня и сестрёнку, но мы всегда были рядом. Мы очень близки. Сейчас Санела работает парикмахером, и иногда люди, приходящие к ней в салон, говорят: «О Боже, ты так похожа на Златана!», но она отвечает: «Ерунда, это он похож на меня». Она сильная. Но лёгкого пути не было ни у кого из нас. Мой папа, Шефик, переехал из Хордс-Роуд, что в Русенборге на площадь Вэрнхем в Мальмё в 1991. Как вы уже поняли, у него большое сердце, он умереть был готов за нас.
