Наша война - Листер Энрике (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
Пароход стоял в нью-йоркском порту два дня, однако я не смог незаметно покинуть корабль, и мне пришлось плыть в Испанию.
Сойдя на берег в Ла Коруньи, я связался со своей семьей. Но спустя несколько дней был задержан. В тюрьме меня продержали год. В 1928 году, выйдя на свободу, я вновь занялся профсоюзной работой. Однако вскоре опять был арестован. Выпустили меня в мае 1929 года, но после очередного столкновения с жандармерией я вновь угодил в тюрьму. В начале 1930 года через несколько недель после освобождения я снова был арестован и пробыл в заключении до 4 мая 1931 года, то есть до момента провозглашения Республики.
В тюрьме я вступил в Коммунистическую партию Испании, а выйдя на свободу, оформил это официально, получив билет в организации Сантьяго. Когда я прибыл в свой район, профсоюз уже действовал; прежние лидеры вернулись на свои места, словно ничего не произошло. Пользуясь одним из пунктов устава, мы, примерно сто членов профсоюза, потребовали провести общую чрезвычайную конференцию. В результате старое руководство было смещено. Новый руководящий состав избрал меня председателем.
Профсоюз начал борьбу. Его влияние росло. Он вступил в профсоюзный альянс в Сан-Себастьяне. В январе 1932 года провел забастовку, длившуюся одиннадцать дней и закончившуюся победой трудящихся. В феврале в помещении профсоюза состоялась областная конференция Коммунистической партии, на которой меня избрали делегатом на IV съезд партии. Съезд должен был проходить в Севилье. Однако присутствовать на нем я не смог, так как подвергался преследованиям.
Первоначально конференцию намечалось созвать в Виго, где находился областной комитет партии, но губернатор запретил проводить ее. Мы попытались сделать это в каком-либо другом большом городе, но ни один из губернаторов не дал разрешения. Тогда мы решили созвать конференцию в Сантьяго де Компостела. По мере того как прибывали делегаты, их направляли в Кало, расположенный в семи километрах от Сантьяго, где профсоюз имел свое помещение. На конференции от руководства Компартии присутствовал член Политбюро Хуан Астигаррабиа.
Губернатор не осмелился послать туда жандармов и даже не решился запретить завершившего конференцию митинга.
Район превратился в крепость Коммунистической партии. Мы взяли в свои руки не только руководство профсоюзом. Партийная организация, насчитывавшая более шестидесяти членов, пользовалась большим влиянием и среди крестьян. Хозяева и касики, возглавляемые губернатором, вознамерились расколоть профсоюз. Они задумали создать профсоюзные организации в каждом муниципалитете и даже в каждом приходе. На одно из собраний хозяев и касиков, проходившее 12 марта 1932 года в доме касика в Амесе, пришла делегация профсоюза. Нас встретили выстрелами, я ответил тем же. Из трех товарищей, пришедших на собрание, только я имел при себе пистолет. Один из присутствовавших был убит, пятеро ранено. В погоню за мной бросили дюжину жандармов, которым был дан приказ не брать меня живым. Задержали Отэро и моего брата Фаустино. Спустя год они вышли из тюрьмы. Их освободили после суда, ибо все знали, что стрелял я.
Партия направила меня в Мадрид, а спустя два месяца в Париж, где я пробыл июль и август, а в сентябре уехал в Берлин. Пробыв там пятнадцать дней, я выехал в Советский Союз и прожил там три года: с сентября 1932-го по сентябрь 1935-го, а затем вновь возвратился в Мадрид.
Три года, проведенные в Москве, были равномерно распределены между учебой в Ленинской школе, работой бурильщиком на строительстве первой очереди метро и учебой в военной школе.
В октябре и ноябре 1932 года я принимал участие в дискуссии в Исполкоме Коммунистического Интернационала, посвященной обсуждению линии нашей партии. Дискуссия закончилась исключением из КПИ сектантской группы в руководстве партии. Тем самым был открыт путь к превращению партии в массовую организацию. Дискуссия произвела на меня большое впечатление.
Впервые о положении в руководстве КПИ я узнал в Берлине, в доме Фелипе Фернандеса Арместо — моего односельчанина, друга и товарища по партии в ту пору. Ныне под именем Аугусто Дассия он пишет антикоммунистические пасквили во франкистской прессе. У Арместо я встретился с тогдашним секретарем партии Бульехосом и членами Политбюро Адаме и Бега, которые останавливались у него проездом в Москву. Вначале меня удивило, что они говорили при нас о серьезном положении в руководстве партии, о разногласиях с Коммунистическим Интернационалом, но вскоре я понял, что Арместо в курсе всех дел. Он был связным между ними и Трилья — представителем испанской компартии в Коммунистическом Интернационале в тот период.
За три года пребывания в Советском Союзе я прошел замечательную школу. Особенно памятен год, который я провел на строительстве метро, работая и живя вместе с советскими рабочими и ежедневно являясь свидетелем их огромного героизма и беззаветного личного и коллективного самопожертвования.
Поехать в Советский Союз, жить и работать с советскими людьми давно было моим горячим желанием. Наконец это желание осуществилось.
В течение года учебы в Ленинской школе я поддерживал контакты с советскими людьми, но эти контакты, учитывая специфику школы, носили ограниченный и в основном организованный характер: посещение заводов, колхозов и т. п.
Когда же я стал работать на строительстве метро, то почувствовал себя таким же гражданином, как остальные, моя жизнь ничем не отличалась от их жизни. В первый же месяц я завоевал звание ударника, выполнив норму на 132 процента. Ниже этой нормы я никогда не давал, а в последующие месяцы даже превысил ее.
Бригада, в которой я работал, состояла примерно из 25 молодых рабочих — 15 юношей и 10 девушек, все моложе двадцати лет. Наш девятнадцатилетний бригадир в прошлом был металлургом.
Товарищи встретили меня сердечно, и за год, проведенный с ними, я много раз имел возможность убедиться в их дружбе и добром отношении. Меня сразу же окрестили «дедушкой», мне было тогда 24 года.
Работа была трудной. Мы строили первую линию метро, техника была еще примитивной. Правда, с такого рода работой я был знаком, так как в 1928–1930 годах в промежутках между пребыванием в тюрьме работал бурильщиком на строительстве туннелей при прокладке дороги из Сантьяго в Ла Корунью.
Инженером на нашем участке была женщина 24 лет. Сердечная, веселая, она, однако, проявляла необычайную строгость в вопросах техники безопасности, чем выводила нас из себя. По мере того как буровые работы продвигались вперед, необходимо было устанавливать крепления, то есть сооружать нечто вроде внутреннего деревянного туннеля, дабы избежать обвалов. Но поскольку норма выработки исчислялась метрами проходки, мы старались как можно меньше времени тратить на установку креплений, и они не всегда отвечали требованиям техники безопасности. С некоторыми инженерами после непродолжительного спора удавалось прийти к обоюдному соглашению, несколько подправив крепления. С инженером-женщиной ничего нельзя было поделать! Если она требовала разобрать и сделать крепление заново, не помогали ни улыбки, ни крепкие слова, ни обещания выполнить эту работу лучше в следующий раз.
Строительство первой очереди московского метро почти целиком было делом рук молодежи: москвичей и представителей других районов страны. Здесь работали люди разных профессий. Они пришли с заводов, из колхозов, школ, университетов. Никогда прежде им не приходилось выполнять такого рода работу, и было трогательно видеть, как они старались быстрее освоить ее. Посещая впоследствии строительство других линий московского метро и наблюдая за работой новейшей техники, я мыслями возвращался к тем временам, когда при прокладке туннеля вода лилась нам за воротник и стекала по ногам на землю, а цемент клали руками. Сколько энтузиазма, сколько трудового героизма, какой замечательный дух самопожертвования был у этой молодежи!
В августе 1935 года, после того как мне довелось в качестве гостя присутствовать на нескольких заседаниях VII конгресса Коминтерна, я нелегально выехал в Испанию и прибыл туда в первых числах сентября. Со мной ехал еще один товарищ. Меня снабдили португальским паспортом, в котором значилось, что я инженер по строительству дорог и мостов, совершающий ознакомительную поездку по странам Европы. Все это никак не соответствовало второму классу, в котором я путешествовал, и скромному содержимому моего чемодана. Поэтому не случайно при переезде через французскую границу дежурный полицейский на безупречном испанском языке спросил меня, как проходит конгресс Коминтерна. С самым невинным видом я ответил на галисийском наречии, что не понимаю, о чем он говорит. Полицейский улыбнулся и ушел, считая, что я и мой товарищ птицы невысокого полета и нет необходимости обращать на нас серьезное внимание.
