Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Перестройка также была продуктом и выражением этого “внутреннего расстройства", и это так или иначе понимали все руководящие деятели этого времени. Уже Андропов в начале 80-х гг. осознал, что в мире произошли столь значительные перемены в экономической, социальныой и культурной сферах, а также в психологии масс, что в СССР дела смогут в главном идти по-старому лишь в том случае, если все изменится. Горбачев шагнул еще дальше: он уже знал, что если все изменится, то вести “дела" по-старому будет невозможно.
По своей первоначальной идеологии перестройка была такой “революцией", конечная цель которой определена, по Горбачеву, как превращение бюрократического и экономически неэффективного государственно-социалистического способа производства в “демократический и самоуправленческий социализм", путь к которому ведется через многосекторную “социалистическую рыночную смешанную экономику". Стало обычным полагать, что основное противоречие исторических результатов деятельности Горбачева состояло в том, что, с одной стороны, на первом этапе перестройки в Советском Союзе установилась невиданная прежде политическая свобода (гласность). Но с другой стороны, правящая элита не установила никакой аутентичной связи с обществом. В результате этого провозглашенные экономические проекты и планы социальных преобразований либо остались кабинетными “секретами" интеллигенции и мудростями, похороненными в журналах, либо превратились в идеологию самооправдания руководителей и разных групп правящей элиты.
По мнению Томаша Крауса, метаморфозы Ельцина сами по себе показывают как хамелеонскую природу элиты, так и различные этапы советской перемены строя, а также возникавшие в ходе ее альтернативы. В 1988 г. Ельцин, старорежимный провинциальный аппаратчик, выступает в качестве неолевого лениниста, неокоммуниста, критикующего перестройку “слева". Весной 1989 г. в роли пропагандиста “ленинского социалистического самоуправления и борьбы с бюрократическими привилегиями" он агитирует за гуманный социализм, означающий ликвидацию всех видов социального неравенства (“нельзя оправдать никакое расслоение общества по имущественному признаку") и призывает к “борьбе за социальную и нравственную справедливость". [12]
В следующем, 1990 году Ельцин становится реформенным коммунистом в амплуа апостола демократии и сторонника рыночной экономики, чтобы позже предстать перед нами законченным буржуазным демократом, который отрекся сначала от государственного социализма, реформировать который оказалось невозможно, а после августовского путча 1991 г. и от социализма вообще. Наконец, в 1993 г. он появляется в образе “диктатора" , “Спасителя Отечества", действующего во имя “Порядка" и “Капитализма".
Однако если рассмотреть все это более конкретно, то выяснится, что на всех этапах своего “развития" Ельцин представлял и определенную преемственность. Мы хорошо помним, как в 1989 году он оправдывал сделанный им поворот неприятием государственно-бюрократической, административно-командной системы и концепцией самоуправленческого социализма, создавая тем самым представление о себе как о выходце из народа, который способен во имя народа сыграть роль “Спасителя Отечества" в борьбе с обладателями привилегий. В этом образе нетрудно разглядеть как ленинские и сталинские традиции, так и черты героя русской сказки, “доброго царя", наказывающего бюрократов, притесняющих народ.
В 1989 г. на I Съезде народных депутатов СССР как Горбачев, так и Ельцин выступали за общественную собственность трудовых коллективов, политическая основа которой была выражена в лозунге “Вся власть Советам". Они отвергли все проявления социального неравенства.
Нелишне вспомнить, как на ХIХ Всесоюзной партийной конференции Ельцин, в ранге союзного министра, настойчиво добивался прощения и примирения с товарищами по коммунистическому движению. Как слезно просил “подлиной политической реабилитации все же при жизни...", призывал делегатов “овладевать правилами политической дискуссии, терпеть мнение оппонентов, как это делал В.И.Ленин, не навешивать сразу ярлыки и считать еретиками". Но уже тогда веры ему не было среди “своих" — они ведь друг друга знали очень хорошо. И было это совсем недавно — в 1989 году. Чтобы убедить “товарищей" простить его — Ельцин заявил свою идейно-политическую позицию: “мы гордимся социализмом и гордимся тем, что сделано", но и это не произвело тогда никакого впечатления.
Вполне допускаю, что в основе последующей расправы Ельцина со своей партией находились не какие-то убеждения в том, что она “не нужна", что она вредна и т.д., а более прозаические мотивы — мотивы мести, личной мести, вендетта. Бытует мнение, что если бы в тот период в силу каких-то обстоятельств Ельцина избрали бы Генеральным секретарем ЦК КПСС, то он и до сегодняшнего дня сдувал бы все пылинки с этой партии.
Лишь в январе 1990 г. Ельцин в первый раз публично выразил сомнение относительно “научно-профессиональной основы" самой перестройки, концептуальной продуманности всего перестроечного процесса. Скрывалось ли за этим прозрением изменение во вглядах советников Ельцина, или сменились сами советники — это уже не столь важно.
В дальнейшем преображение Ельцина и процесс перемены строя развиваются как бы по венгерскому сценарию, — пишет исследователь, — реформенный коммунизм превращается сначала в реформенный социализм, потом в реформу, позже в “рыночную экономику", а после подавления Ельциным и Хасбулатовым августовского путча 1991 г. — в воинствующий антикоммунизм. [13]
В центр антикоммунизма Ельцин теперь уже демонстративно ставит капитализм, прежде всего — бездумную денационализацию, при которой фетишизация частной собственности превращается у него в маниакальную идею. Напрасно я указывал, что “обвальная приватизация" не создает конкурентную экономику; надо предусмотреть еще многое, в частности, создание рыночной инфраструктуры, — где там?! Ельцина занесло как русского купца. Далее, именно в частной собственности он усматривает гарантию прав человека и расширения демократии. Конечно, это примитивно — видеть в частной собственности гарантию демократии — тысячи лет существовала частная собственность, ничем не ограниченная, даже на людей (рабов), но не было свободы и демократии. Но что поделаешь — так уж трактуют в России демократию и частную собственность! Иногда — по купечески. Особенно, если могущественные международные силы заинтересованы в такого рода “ошибках".
Надо иметь в виду то обстоятельство, что в процессе разрушения СССР каждая республика определялась как носитель самостоятельной национальной рыночной экономики под знаком “святой троицы" — “нации, рынка и демократии".
Путчисты 91-го года, как известно, не пользовались доверием Запада, поскольку не согласовали с ним заранее своих планов. (В отличие от Ельцина, после августа 1991 года согласовывающего почти каждый свой шаг во внутренней и внешней политике с Западом). К тому же, августовцы выступили тогда против Горбачева —"козырной карты" Запада. Ельцин же в августе 1991 года... с подсказки Хасбулатова, выступил в поддержку Горбачева — и этим получил признание Запада.
... На нынешнем этапе изучения вряд ли можно точно определить, насколько Ельцин проник в сущность того исторического кризиса, который пока что не смел его самого. В отличие от Горбачева, ангажированные Ельциным и его командой телевидение и радио пытаются представить Бориса Николаевича как человека не слов, а дела. Он показывает себя “западником", который в то же время обладает всеми особеностями “исконно" русского человека. Хотя и первое, и второе — далеко не соответствуют истине.
На самом деле, все эти и “первое", и “второе" выступают для этого интригана как средство удержать случайно полученную Власть. Как он до этого изменил своей партии, взглядам этой партии, так он не задумываясь сменит любую политическую ориентацию режима, если эта смена взглядов даст опору для жизни его режима.
