Единственный чеченец и другие рассказы - Блажко Антон (книга бесплатный формат .TXT) 📗
С командованием в полку тоже творилось Бог знает что. Родной "папа" ушел вроде как с повышением наверх, где пока что-то исполнял, то есть официально числился на прежнем месте. Присланный на смену пенсионник явно мечтал озвездиться как дагестанский коньяк и свалить подальше, но не мог быть утвержден в должности, пока ее не освободят. Особого рвения он не являл, главным образом находясь в разъездах, наверное, по важным делам. Заправлял всем начштаба Кузьмин, сам надеявшийся получить заветный пост, но временно отстраненный "варягом". Человек он был недалекий и сам подчеркивал фельдфебельство вечным "а я вам докладываю", но что-то еще держалось и функционировало в основном благодаря ему.
Офицеров всех звеньев, кроме штабного, остро не хватало. Командированные не успевали полностью заменять треть их, находившуюся перманентно в отпусках, по идее отменявшихся в условиях войны. "Спецоперация" таковой не считалась, что влекло много кровавой дури в ходе боевых действии - наступай-отступай, дерись-мирись, воюй без ущерба для мирного населения, и всяческих несуразиц служебного толка. Места отбывших занимали кадры, отряженные из министерства, округов, училищ и других невойсковых подразделений - их отрыв мыслился наименее ущербным. На деле выходил бред: Федорин, последний раз читавший какой-то устав перед экзаменом по "военке", получил взвод, обходившийся без пастыря больше года. Не успев запомнить его состав числом, был назначен замкомроты с исполнением обязанностей полного командира, так как и тот свалил. Второй человек со звездами в роте, немолодой прапорщик Шалеев, держался чуть наособицу, называл его по имени-отчеству, хотя ранговых границ здесь не соблюдали. Прибывшего с ними подполковника Стекольникова, ставшего здесь комбатом, Федорин с училища звал Васей. Чехарда прямых солдатских начальников, призванных заставлять их работать, влекла стойкое обоюдное настроение "на хрена оно, если мне (тебе) завтра уезжать"...
После завтрака, перекурив у столовой, разошлись в подразделения. Возни хватало ежедневно - копать, таскать, строить, укреплять и, конечно же, заниматься порядком. Пару раз в лютый дождь, сжалившись, людей велели рассадить в палатках по койкам (больше негде) и вести занятия по тактической подготовке. Как это делать, Федорин не представлял, ибо забыл даже ТТХ "Калашникова". В итоге разрешил войскам подшиваться, строчить письма, кемарить, только не шумя, выставив дозорных, которые при шухере мухой неслись бы к нему. Сам отвалил в землянку и тоже приспал, был удивлен, что Баранов два часа парил своих бойцов действиями стрелкового отделения в наступлении, обороне и разведке, при проверке населенных пунктов и транспорта, приводя многочисленные примеры. Хлопцы слушали с интересом, временами галдели, имея тоже что рассказать... Совещаний вроде не предвиделось, подведомственный личный состав в большинстве убыл на сопровождение, и Федорин залез обратно в дыру, решив поваляться еще. Тяга к койке изобличала неуклонное опускание, но думать об этом было лень.
Училище внутренних войск, переименованное в юридический институт с увеличением штатов и приема, превратилось в лакомый кусок. С сокращением многих военных заведений конкурсы в МВДэшные шараги росли каждый год, увеличивая возможности сотрудников и начальства, однако Федорина взяли практически с улицы - милость неба, судьба. Вакансии по топографической части, вроде бы единственно подходившей ему, отсутствовали, но была введена должность помощника начальника редакционно-издательского отдела при ученом совете института (ПНРИО при УС, он не сразу запомнил и еще дольше не мог выговорить разом). Профессиям и навыкам служащих здесь не придавали значения, прикажем - станешь доктором наук. Отдел состоял из двух человек, шефа и заместителя, вследствие чего сама работа, естественно, ложидась на второго, благо хоть требовала из умений лишь относительной грамотности. Федорин хорошо учился в школе и новой специальностью овладел в довольно короткий срок. Главной сложностью оказалось выбивать из большезвездных мужей плоды творчества, какие-нибудь тезисы к отчетной научно-практической конференции. Побегав за ними по коридорам, отделам, кабинетам, когда припирал срок, добыв наконец вымученные странички, оставалось их в меру сил причесать и отдать компьютерной машинистке Вале. Затем тезисы шлепали на ротаторе в количестве ста экземпляров, указав в данных нужные для публикации "300", слали в нужные инстанции и раздавали довольным участникам, остаток скидывали в библиотеку. Выпускали никчемные методички, которыми заставляли пользоваться курсантов (то есть теперь слушателей), сборники статей, замначальника по научной части лелеял даже в мечтах "Вестник" или "Ученые записки", но о практическом внедрении, к счастью, речи пока не шло.
При возможности Федорина обещали перевести на более подходящее место, хотя он быстро свыкся с назначенным и все реже ощущал себя в чужом костюме среди незнакомой публики.
Процесс армейского воспитания всегда представлялся ему в виде четырехугольной тюрьмы, охватывающей голый плац, где под жгучим солнцем краснорожие унтеры гоняют до обмороков звероподобных тупых юнцов, не способных полезно служить обществу... В жизни хватало и этого, но многое удивило его. Среди курсантов и преподавателей нашлось немало умных и все понимающих людей, надевших форму в силу разных причин и подшучивавшими над уставными глупостями. Дело свое сотрудники в большинстве знали, не придавая значения маршировке на общих разводах - так, специфика ведомства. В аудиториях и классах шла действительная учеба с лекциями, семинарами, рефератами, успевающими и отстающими, освоением нового материала и закреплением пройденного. Странные штатскому уху предметы отличались не меньшей разработанностью, чем какое-нибудь ресурсоведение природных зон страны, имелась та же всеобщая философия, нынешняя информатика, заграничные языки.
Научную механику в высших образовательных учреждениях Федорин знал плохо, что-то наблюдал в студенческий период. Тем неожиданнее оказалось наличие здесь всех должных атрибутов - плановых тем, исследовательских заданий, раздачи степеней. Ерундовость и формализм результатов народ вполне сознавал, но ведь так обстояло почти во всех неприкладных отраслях. К тому же тут жестче, чем где-либо, выполнялось установление "положено - значит, должно быть", усугубленное архиконсерватизмом и неизменностью правил с древних времен. Свежему взгляду острее виделось противоречие, несовместность вольной мысли с тяжелой казенщиной, приказным порядком. Да и та же учеба, развитие составляют процесс творческий, индивидуальный, а вколачивался прежде всего параграф, штампы, стандартный набор. Не говоря о том, что львиная часть проходимого, как и везде, выпускникам едва ли могла когда-нибудь пригодиться.
