Дама из городка (Надежда Тэффи) - Арсеньева Елена (полная версия книги .txt) 📗
Вертинский пел про трех пажей, а Гришин-Алмазов молча смотрел на Тэффи, как если бы она была этой королевой, а он собирался молча умирать!
Не собирался, но…
Спустя много дней она узнает, почему и куда пропал сероглазый красавец, храбрец, тонняга (бытовало в Одессе такое словцо, обозначавшее щеголеватого офицера, который бравировал своей храбростью) Гришин-Алмазов. В последние дни отступления он срочно вышел в море, увозя бумаги врангелевского правительства, однако его шхуна «Лейла» была перехвачена красным кораблем, и Гришин-Алмазов пустил себе пулю в висок, перевесившись через борт над синей волной, в которую через миг канул без следа…
А в тот рождественский вечер, когда все еще были живы, они болтали, играли в слова, совершенно как в рассказе Тэффи «Взамен политики», герой которого, гимназист, задавал дурацкие вопросы: «Отчего кот-лета, а не кошка-зима? Почему гимн-азия, а не гимн-африка? Отчего бело-курый, а не черно-петухатый?..»
Бунин спросил:
– Так все-таки, отчего кот-лета, а не кошка-зима?
И посыпалось:
– А отчего Толст-ой, а не Толст-ой-ёй-ёй?! Почему прима-донна, а не секунд-девица?..
И тому подобное. Здесь все были мастера забавляться словами!
Приезжали в «Лондонскую» к Тэффи и гости, ее сердцу особенно дорогие – настолько, что некогда она посвящала им стихи и дарила памятные перстни с редкостными камнями. Она вообще очень любила камни! Изучала их, собирала легенды, с ними связанные. И им тоже (а не только мужчинам!) посвящала стихи:
Сама она больше всего любила александриты и аметисты, но возлюбленному другу своему (которого, по своему обыкновению рыцарственно скрывать шалости любовников, называла таинственно: М.) хотела подарить черный опал с самого Цейлона.
Камень был удивительно красив! Он играл двумя лучами: синим и зеленым. И бросал отсвет такой сильный, что казалось, выходил он, отделялся и дрожал не в камне, а над ним.
М. очаровался камнем, однако принять его в подарок отказался. Опалы вообще, говорят, приносят несчастье, а уж подаренные-то… Желая обмануть судьбу, он сам купил опал. Другой такой же купила для себя Тэффи. И вот М. появился в Одессе. В прежние времена человек он был глубоко штатский, помещик, и хоть пошел во время войны в армию, все равно – Тэффи с трудом поверила, что ее друг явился в Одессе в качестве гонца от Колчака и везет его секретные донесения, написанные на тряпках и зашитые в шинель, что до этого был диктатором в родном городке, командовал флотом, обороняясь от красных, а теперь пробирается в Париж, чтобы вернуться через Америку во Владивосток, снова к Колчаку. Что характерно, жизнью своей он был вполне доволен, а уж как счастлив был, что повидал Тэффи! Правда, ночью она заметила, что огонек свечи странно гаснет, отражаясь в его опале. А утром увидела, что по камню пролегла трещина: он раскололся крест-накрест.
Ей стало жутко.
И вот раннее зимнее утро – утро прощания. На щеках М. лежали синие тени:
– Ну, прощайте, еду. Перекрестите меня.
– Господь с вами.
– Теперь, наверное, ненадолго. Теперь скоро увидимся!
Тэффи кивнула, с трудом удержавшись, чтобы не сказать: «Господь с вами. А увидимся ли мы – не знаю. Мы ведь ничего не знаем. И потому всякая наша разлука – навсегда».
Она не ошиблась в своих мрачных предчувствиях. Не обманула роковая трещина в камне: ровно через год русский консул в Париже передаст ей этот перстень – все, что осталось от ее друга, убитого и дочиста ограбленного в константинопольской гостинице. Вор унес все его имущество, всю одежду и даже белье, но почему-то не притронулся к перстню с черным опалом. Что-то в нем, видимо, почувствовал пугающее…
…Отсиживаться в «Лондонской», в своем номере, где бродили тени прошлых дней и слышались голоса призраков, Тэффи не стала. Слишком страшно было – ждать неизвестно чего. Впрочем, очень хорошо известно. По Петрограду, по Москве… «Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъяренных харь с направленным прямо мне в лицо фонарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, выстрелов и чужой смерти. Я так устала от всего этого. Я больше этого не хотела. Я больше не могла».
Поразмыслив, Тэффи собрала вещи и кое-как добралась до пароходика по имени «Шилка», стоявшего в укромном уголке порта. Народу, желающего бежать из Одессы, на «Шилку» набилось множество. Такое множество, что Тэффи досталась не каюта, а ванная, да и ту приходилось делить с двумя мужчинами. Правда, Тэффи, как даме, была уступлена скамеечка.
Весь ужас ситуации состоял в том, что команды на «Шилке» практически не было, да и пароходом судно только называлось – при бегстве взбунтовавшиеся матросы машину разобрали. Правда, среди пассажиров отыскались инженеры, которые смогли ее починить, ну а грузчиками, подносчиками угля при необходимости стали те, кто не годился в механики, то есть практически все остальные. Правда, какой-то господин отказался «работать, как все» и очень «доказательно» мотивировал свой отказ:
