Лукашенко. Политическая биография - Федута Александр Иосифович (мир книг TXT) 📗

Его отдаление от «тела» началось уже весной 1995 года. Это стало заметно по тому, как вдруг опустела его приемная, где раньше гул стоял от толпившихся просителей, по тому, как все реже и реже звонил желтый телефон без диска — прямая связь с президентом. Его мнение при кадровых назначениях перестало быть решающим: кандидатуры новых назначенцев всплывали неизвестно откуда. Одним словом, признаки надвигающейся опалы были заметны любому чиновнику.

Синицын сам понимал, что стилистически выпадал из нового времени, в котором дискуссии заканчивались применением дубинок спецназа. Лукашенко уже не были нужны соратники, ему нужны были солдаты. А пример Заметалина продемонстрировал ему, что лучший солдат — это ранее проштрафившийся солдат, а лучший служака — вообще тот, кто пришел к тебе из стана противника.

Седьмого октября 1995 года Александр Лукашенко отстраняет от должности главы Администрации Леонида Синицына и его место занимает Михаил Мясникович, бывший руководитель предвыборного штаба Вячеслава Кебича, оставленный Лукашенко в правительстве в должности вице-премьера.

Мясникович был не просто вице-премьером. Еще в 1994 году, во время выступления Александра Лукашенко перед руководящими сотрудниками КГБ, последнего попросили ответить на записку: «Как вы поступите с самым богатым человеком страны Михаилом Мясниковичем?» Ответ последовал незамедлительно:

— По заслугам.

Тогда ответ кандидата в президенты выглядел вполне конкретным, сегодня же ясно, что был крайне двусмысленным: вполне возможно, что основной «заслугой», за которую Мясниковича оставили в правительстве, было сокрушительное поражение Вячеслава Кебича 207.

Знаковым было не только увольнение Синицына с поста главы Администрации. Знаковым стало и назначение его преемника. Вся «вертикаль» власти должна была усвоить: прежнего борца с чиновниками старой школы нет.

Лукашенко решил реставрировать старую систему управления, ибо только эта система могла гарантировать ему спокойное пребывание на вершине власти вплоть до «гонки на лафетах» — почетных похорон на том самом кладбище, где когда-то молодой Михаил Мясникович сопровождал в последний путь видных деятелей Коммунистической партии Беларуси.

Лукашенко нужна была стабильность собственной власти. Правда, пока он еще не думал о том, что наивысший процент стабильности — как раз на кладбище. По молодости он туда не собирался. Вначале следовало похоронить своего главного врага. Он уже знал, как мы помним, его имя, и готовился сразить его.

Предстояло похоронить Конституцию.

Часть III. Противостояние

Двадцать пятого июля 1996 года приемная заместителя премьер-министра Кабинета Министров Республики Беларусь Синицына Л. Г. была пуста. На столе в двух вазах стояли цветы, которых было подозрительно мало. Секретарь Елена Александровна, привычно улыбаясь, открыла дверь и пропустила меня.

Я пришел поздравить своего бывшего шефа с днем рождения. Он еще был вице-премьером, а я уже работал заместителем главного редактора в оппозиционной «Белорусской деловой газете». То есть мы были по разные стороны баррикад. Но в мой день рождения он звонил мне, а в его день рождения я приходил к нему с традиционным поздравлением.

В кабинете цветов было больше, но все-таки не так много, как в 1994 году, когда глава Администрации через пять дней после инаугурации Александра Лукашенко отмечал свое сорокалетие. Может быть, дата сейчас была не столь круглая. А может, уже что-то, еще не случившееся, витало в коридорах власти.

В комнате отдыха, куда гостеприимный хозяин провел меня, стояла откупоренная и на треть опорожненная бутылка дорогого коньяка, на блюдечке аккуратно порезанный лимон. Почти полная коробка конфет свидетельствовала, что до меня посетителей было немного.

— Зря ты ушел, — вздохнул Синицын после того, как мы пригубили и отставили рюмки. — Не нужно было торопиться. Видишь, что получилось… Витя ушел, ты ушел. Были бы рядом, ему бы легче было.

«Витя» — это о Гончаре.

— Кому — ему?

— Ему. Александру Григорьевичу. Ведь можно работать. Можно, что бы ты там в газете своей ни писал. Вы, романтики, сбежали, нас, прагматиков, бросили. Мы теперь расхлебываем, поднимаем экономику… Видишь, какой рост?

Рост экономики чувствовался не только по дорогому коньяку и роскошному галстуку именинника, но и по стоявшим в шкафу моделям белорусских тракторов и трубоукладчиков: остались после совместной белорусско-казахской выставки.

На рабочем столе лежал подаренный мною два года назад миниатюрный томик сонетов Шекспира.

— Рынок все отрегулирует. Вы этого не захотели понять, — убеждал меня Синицын, заводясь все больше и больше. — Придут капиталы, инвесторам понадобятся нормальные законы, нормальная политическая система. Ведь без этого деньги не придут в страну никогда!

— А он это понимает?

— Александр Григорьич-то?! Он ведь прагматик! Он все лучше всех понимает. Когда хочет…

Речь Синицына становилась все менее убедительной. Он это и сам, вероятно, чувствовал, а потому горячился все сильнее. В какой-то момент он даже вскочил и стал расхаживать по комнате, размахивая руками.

— Ну какая тут диктатура? И потом… Пиночет что — не диктатор? А смотри как экономику поднял…

Еще минут двадцать я слушал рассуждения именинника о неизбежности процветания Беларуси под руководством ее первого президента.

Первый президент спокойно смотрел на нас с портрета и мудро молчал в усы.

Воспользовавшись паузой, я высказал свою просьбу. Один российский бизнесмен готов сделать инвестиции в какой-нибудь из машиностроительных заводов и просил о встрече с Синицыным, курировавшим машиностроение.

— Пусть приходит… в среду пусть приходит, — после паузы сказал Синицын. — Завтра Совет безопасности, мне не до вас будет. А послезавтра пусть приходит. И ты приходи.

На следующий день, во вторник, ко мне, попыхивая трубкой, подошел издатель «БДГ» Марцев и сказал, выпустив очередное кольцо дыма:

— А чего это Синицына сняли?

— Как это — «сняли»?

— Сняли — и все. Только что «Рейтер» объявил. Ты бы позвонил своему бывшему начальнику, вдруг он согласится дать нам комментарий.

А произошло вот что.

На следующий день после дня рождения Синицына состоялось заседание Совета безопасности, на котором в присутствии членов правительства, директоров крупнейших промышленных предприятий, губернаторов и главных редакторов газет секретарь Совбеза Виктор Шейман устроил разнос правительству, и в первую очередь вице-премьеру Сергею Лингу.

Линг работал вице-премьером с незапамятных кебичевских времен, без нужды на рожон не лез и, как и положено опытному чиновнику, умел молчать. Молчал он и сейчас, зная, что речь идет вовсе не о нем: он — только повод.

Слово взял Лукашенко и поддержал Шеймана жесткой критикой в адрес всего правительства.

Члены правительства понуро молчали. Впереди референдум по новой Конституции, и лезть на рожон никак не стоило. При той неограниченной власти, которой президент будет наделен…

Синицын порывался взять слово, но Линг его останавливал:

— Леонид Георгиевич, не горячись… Подожди…

Ждать оставалось недолго. Александр Лукашенко наконец остановился взглядом на самом Синицыне и спокойно заметил:

— А вам, Леонид Георгиевич, я доверяю все меньше…

Синицын поднялся:

— Если доверия нет, Александр Григорьевич, я работать не могу, — Синицын говорил глуховато и быстро, как всегда, когда говорил что-то очень важное. — Я готов подать заявление об отставке.

Повисла тягостная тишина.

— Отставка принимается, — сказал Лукашенко, выдержав паузу.

Со вздохом поднялся с места вице-премьер Василий Долгалев:

— Александр Григорьевич, мы вместе с Синицыным пришли в правительство, вместе с ним и уйдем.