Последний солдат Третьего рейха - Сайер Ги (библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Уже почти рассвело, – прошептал фельдфебель. – Думаю, нам лучше остаться здесь.
– А я так не думаю, фельдфебель. Нам лучше убраться отсюда подобру-поздорову.
– Может, вы и правы. Ты. – Фельдфебель указал на Гальса. – Метрах в двадцати отсюда окоп, рядом с проволокой. Быстро туда.
Гальс и Линдберг заскользили по-пластунски в указанном направлении.
– Куда попало? – спросил ветеран у раненого, тронув его за плечо.
Мальчишка поднял лицо, вымазанное грязью и слезами.
– Я не могу пошевелиться, – сказал он. – Болит здесь. – Он дотронулся до бедра.
– Задело осколком. Не двигайся. Мы пришлем тебе помощь.
– Хорошо, – сказал парень и снова уткнулся в грязь.
– Наши войска должны быгь здесь через десять – пятнадцать минут, если все пройдет хорошо, – сказал фельдфебель, посмотрев на часы.
На горизонте замаячил рассвет. Вскоре встанет солнце. Мы лихорадочно ждали.
– Разве вначале не будет артподготовки?
– Нам повезет, если ее не будет, – произнес ветеран. – Нам от нее будет не легче, чем Иванам.
– Артподготовки не будет, – объяснил сержант. – Первые отряды должны неожиданно напасть на противника. Нас же послали нейтрализовать его оборону.
– Но наши солдаты могут принять нас за русских и перерезать глотки.
– Не исключено, – усмехнулся ветеран. До нас доносились голоса русских. Слышимость была такая, что казалось, мы сидим рядом с ними в траншее.
– Они-то уж не беспокоятся, – заметил чех.
– А что толку беспокоиться? Через час мы все равно будем на том свете, – произнес ветеран так, будто думал вслух.
Быстро светало. Мы уже различали пехоту русских, находившуюся на прицеле пулемета ветерана, а ниже слева неподвижную серую массу: это затаились Гальс, Линдберг и пулемет.
– Ты, парень, – обратился ко мне ветеран. – Заменишь моего напарника. Давай сюда, ложись слева от меня.
– Сейчас, – сказал я и пополз в указанном направлении, уткнувшись через минуту носом в ленту пулемета.
Теперь мы могли как следует рассмотреть позиции русских, находившиеся в ста метрах от нас. С нашего холма, расположенного прямо напротив противника, мы видели серые, испачканные лица. Теперь я сам удивляюсь, как это русские не захватили наш холм. Однако повсюду вокруг были такие же возвышенности, и занять их все противнику не представлялось возможным. Фельдфебель указал нам на что-то происходившее слева от нас.
– Глядите! – Он едва не закричал.
Мы осторожно повернулись. По земле ползли немецкие солдаты, они прорывались через защитную проволоку русских. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелись распластанные на земле фигуры.
– Наши! – произнес ветеран. На его лице появилась слабая улыбка.
– Приготовьтесь стрелять, как только противник пошевелится, – добавил фельдфебель.
Неожиданно по моему телу прошла дрожь, которую я был не в силах остановить. Я дрожал не от страха: просто теперь, когда наша задача близилась к завершению, страх и напряжение, которые я до сих пор держал в себе, вырывались наружу. Мне удалось открыть затвор магазина и при помощи ветерана запихнуть туда пулеметную ленту. Чтобы затвор не щелкнул, я не до конца закрыл его.
Слева начался бал, достойный музыки Сен-Санса. Он будет продолжаться несколько дней. Через секунду кто-то из немецких солдат задел проволоку, прикрепленную к минам. Все вокруг – позиция русских, тела Гумперса и его противника, наш холмик и даже наши сердца – сотрясли взрывы, напоминавшие раскаты грома. Нам показалось, что ползущих солдат разнесло на куски. Но воины гитлерюгенда – ведь это они ползли в нашем направлении – поднялись и рванули через проволоку. Гальс открыл огонь. Ветеран защелкнул затвор и прислонил пулемет к плечу.
– Огонь! – скомандовал фельдфебель. – Сотрите их с лица земли.
Русские бросились в окопы. По моим рукам со страшной быстротой прошла лента патронов калибра 7,7; грохот пулемета оглушил меня.
Сквозь дымку от выстрелов я с трудом наблюдал за происходящим. Пулемет подпрыгивал на станине, вместе с ним трясся и ветеран. Его стрельба поставила окончательную точку в завязавшейся схватке. Вдалеке за нами палила из всех орудий немецкая артиллерия, обстреливавшая вторую линию окопов неприятеля Русские, не ожидавшие нападения, отчаянно пытались организовать оборону, но отовсюду из темноты выпрыгивали на них «молодые львы». Они разносили на куски и солдат, и оружие. Повсюду в долине слышался оглушительный грохот тысяч взрывов.
Впереди, за позициями русских, немецкая авиация бомбила довольно крупный город. От огромных пожарищ по земле на расстоянии пятидесяти метров стелился дым. Я заправил в магазин пулемета вторую ленту. Ветеран безостановочно палил по живым и мертвым людям, укрывшимся в передовых окопах советских войск. Тут, среди всего этого грохота, мы ясно различили рокот танков.
– Наши идут! – радостно закричал чех.
Гальс с Линдбергом оставили свою позицию и вприпрыжку побежали к нам; мы даже подумали, что кого-то из них ранило. Они ушли вовремя. Секунду спустя по земле, на которой они только что лежали, прошел танк, который подмял гусеницами проволоку. Развороченная земля сотрясалась от взрыва мин, останавливавших танки или осыпавших осколками пехотинцев. Танк, а за ним еще два подошли близко к нам, направляясь к позициям врага, которые мы уже обстреливали в течение нескольких минут. И вот танк уже переходит траншею, в которой полно трупов русских солдат. Через кровавое месиво проходит второй, а затем и третий танк. К их гусеницам пристали остатки человеческих тел, от вида которых наш фельдфебель непроизвольно вскрикнул. Молодые солдаты, которые до сих пор знали только удовольствия казарменной жизни, поняли наконец, какова действительность. Мы услышали, как кто-то закричал от ужаса, а затем раздался победный клич: первая волна немецкого наступления продолжала продвигаться вперед. Из лесов позади появлялись новые танки. Они подминали под себя молодые деревца и кусты и шли прямо на отряды пехоты. Пехотинцы разбегались, освобождая им путь. Если где-то на земле лежали раненые, значит, им крупно не повезло.
Первый этап атаки намечалось пройти молниеносно: ничто не должно задерживать продвижение танков. К нам присоединился отряд пехоты. Их фельдфебель разговаривал с нашим, когда танк пошел прямо на нас. Все разбежались. К танку побежал солдат. Он махал танкистам, чтобы они остановились, но танк, будто ослепшее чудище, продолжал ползти по земле, пройдя в паре метров от нашего холма. В спешке я зацепился за станину пулемета и растянулся на противоположной стороне холма. Чудовищная машина прошла по линии нашей обороны; ко мне с угрожающей быстротою приближались ее гусеницы.
Что было дальше, я почти ничего не помню. Лишь отдельные моменты всплывают в моей памяти. Трудно вспомнить, что происходит, когда ты ни о чем не думаешь, не пытаешься что-либо предвидеть или понять, когда под стальной каской одна пустая голова и пара глаз, остекленевших, как глаза животного, столкнувшегося со смертельной опасностью. В голове звучат взрывы: одни ближе, другие дальше, одни сильнее, другие слабее, слышатся крики обезумевших людей, которые затем, в зависимости от исхода битвы, будут названы криками героев или безжалостных убийц. Слышатся и стоны раненых, тех, кто умирает в муках, взирая на свое изувеченное тело, панические крики солдат, которые бегут, не разбирая дороги. Мелькают в сознании наводящие ужас зрелища: внутренности, которые тянутся от одного мертвеца к другому среди развалин; дымящиеся орудия, напоминающие разделанных животных; деревья, поваленные на землю; окна домов, превратившихся в пыль… Офицеры и фельдфебели среди всего этого ужаса проводят перегруппировку взводов и рот.
Вот так мне впервые пришлось участвовать в немецком наступлении к северу от Белгорода; под приказы, еле доносящиеся из-за шума и облаков пыли, идя за танками. Сопротивление неприятеля было сломлено; снова все или попало в руки немцев, или было уничтожено. Полчища русских солдат отступили в глубину своей огромной страны.