Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович (читать книги .txt, .fb2) 📗
Во время наших разговоров я узнал, что ему удалось убедить царя в желательности замены председателя Совета министров Штюрмера другим человеком. Император был убежден доводами генерала, и его выбор пал на министра путей сообщения Александра Трепова, который становился новым премьером с сохранением за ним поста министра путей сообщения, который он занимал с весны 1915 года. В это время [в Ставку] приехала императрица Александра, и Алексеев объяснил, что, потеряв в лице Штюрмера своего протеже, ее величество, вероятно, захочет так повлиять на царя, чтобы сохранить в должности министра внутренних дел Протопопова, который, по общему убеждению, был назначен на свой пост по ее желанию.
Приближавшийся приезд Александра Трепова и события, ему предшествовавшие, подтвердили мнение Алексеева, поскольку появление нового премьера совпало по времени с посещением Могилева императрицей. Во время аудиенции, данной царем Трепову, он представил его величеству уже подготовленный для передачи в Сенат указ об отставке министра Протопопова, но царь задержал документ у себя, в тот же вечер пообещав Трепову перед самым его отъездом из Могилева в Петроград лично принять окончательное решение. Это произошло на следующий день после того, как из Могилева уехал генерал Алексеев, – примерно 4 декабря 1916 года.
Сразу же после аудиенции Трепов, с которым я был знаком и раньше, зашел ко мне и высказал опасения относительно того, что отставка Протопопова не состоится. Тем временем приближалось открытие новой сессии Государственной думы, в которой он занимал заметное положение министра и премьера. Его обращение к членам Думы должно было в первую очередь касаться возможности гармоничной и слаженной работы этого органа после замены тех лиц [в Совете министров], с которыми думцы, как видно, не могли поладить. Трепов прямо поинтересовался, намерен ли я заниматься также вопросами внутренней политики или ограничусь только непосредственным управлением военными действиями. Апеллируя к моему патриотизму, он спрашивал, согласен ли я помочь ему и, пока еще не поздно, переговорить на эту тему с царем, чтобы постараться убедить его в совершенной необходимости удовлетворить просьбу премьера об отставке министра Протопопова. Я немедленно по телефону выяснил у дежурного адъютанта, в какое время меня сможет принять император, и получил ответ, что царь примерно через час уедет, чтобы, как обычно, обедать с семьей в императорском поезде, в котором жила императрица с дочерьми, а потому его величество просит меня, если возможно, прийти незамедлительно.
Обсудив сначала дела, связанные с ходом военных действий, я попросил у императора разрешения коснуться вопроса, который не имеет непосредственного касательства к моей работе. По моему мнению, сказал я, у меня есть такое право. Я напомнил царю, что не далее как сегодня за завтраком, заметив оживленную беседу, которую я вел с Треповым, он обернулся к нам и выразил надежду, что мы оба станем работать в согласии для достижения общей цели и, кроме того, будем предельно откровенны друг с другом. На это замечание царя я полушутя ответил, что будущее покажет, но с моей стороны недостатка искренности можно ни в коем случае не опасаться. Трепов действительно был со мной откровенен и рассказал о цели своего визита к царю, в первую очередь связанного с ожидаемой отставкой Протопопова. Получив в ходе длинного разговора разрешение, я постарался убедить его величество, что даже в случае, если Протопопова можно считать человеком, подходящим для занимаемого им поста, в чем лично у меня нет особой уверенности, тогда и по моему мнению в нынешних условиях важнейшее значение имеет сохранение полного согласия между назначаемыми царем министрами и Государственной думой. Я сказал, что это единодушие ставится под угрозу присутствием в составе Совета министров Протопопова; что в данный момент роспуск Думы будет достаточно рискованным актом, так как им могут воспользоваться элементы, враждебные существующему государственному устройству. Протопопова необходимо отправить в отставку, даже если это будет сделано вопреки желанию и будет рассматриваться как жертва и уступка общественному мнению. Император внимательно все выслушал, но прямого ответа мне не дал. Когда я откланивался, у меня сложилось впечатление, что царь не намерен удовлетворить просьбу Трепова. В приемной я встретил ожидавшего аудиенции министра юстиции Макарова. Я в нескольких словах рассказал ему о теме своего разговора с императором и попросил министра постараться повлиять на его величество в том же направлении. Возвратившись к себе, я сообщил ожидавшему меня в кабинете Трепову о разговоре с Макаровым и о своей просьбе.
Не теряя надежды на то, что царь согласится на увольнение Протопопова, Трепов предложил мне назвать человека, который, по моему мнению, мог бы во время войны исполнять обязанности министра внутренних дел, а затем перешел к рассмотрению возможности назначения на этот пост кого-либо из военных. При расставании мы условились, что он известит меня в том случае, если до отъезда получит подписанный царем указ об отставке Протопопова. Не получив обещанного сообщения, я понял, что царь не удовлетворил просьбу Трепова.
В последующие дни в Могилев один за другим приезжали остальные министры; почти все они после доклада царю находили случай перед отъездом побывать у меня, чтобы лично обсудить общее положение дел. На второй день после моего разговора с его величеством, входя перед завтраком в царскую приемную, я встретил среди ожидающих визитеров самого министра внутренних дел Протопопова, который приехал в сопровождении генерала Курлова, который [временно] исполнял обязанности товарища министра, заведовавшего делами департамента полиции. Обе эти личности были настроены ко мне столь враждебно, что я, проходя мимо них, чтобы занять обычное место начальника штаба на правом фланге ожидающих появления царя, у двери его кабинета, поздоровался с ними молча, ограничившись холодным рукопожатием.
Как я уже говорил, министры, приезжавшие в Могилев, в особенности – при первом посещении Ставки, считали своим долгом встретиться и переговорить с начальником штаба Верховного главнокомандующего. Застать начальника штаба на месте было совсем несложно, поскольку я покидал свой кабинет только для еды. В те начальные дни из-за огромного объема работы у меня не хватало времени не только на официальные визиты; я даже не мог себе позволить пройтись на воздухе. Приходилось ограничиваться пешей прогулкой до штабной столовой, которая находилась в десяти минутах ходьбы от дома, где я работал. Несмотря на это, Протопопов ухитрился посетить меня в то время, когда меня не было дома. Вероятно, это может представлять определенный интерес, показывая, что собой представлял Протопопов, сыгравший такую важную роль во время, предшествовавшее русской революции.
Военное образование Протопопова ограничивалось юнкерским училищем; в военной академии он не учился. Первые годы его офицерской службы он провел в конно-гренадерском полку. В то время мы оба имели чин корнета и были почти ровесниками, так что мне приходилось иногда с ним встречаться, но наши пути разошлись, и я скоро потерял его из виду.
Через короткое время он получил большое состояние от русского генерала Селиверстова, хорошо известного в Париже между 1880 и 1890 годами. Поскольку его должность была синекурой, он пользовался случаем, чтобы проводить все свое время за границей. Унаследовав состояние, Протопопов вышел в отставку, занялся коммерцией и стал гласным одного из губернских земских собраний. Позднее его избрали предводителем дворянства в какой-то поволжской губернии. Поговаривали, что в последний предвоенный год в результате неудачных финансовых операций он оказался в стесненных обстоятельствах, но с началом конфликта дела его снова поправились. Участие в земских выборах позволило ему стать членом Государственной думы от партии октябристов [118].
Одной из особенностей его характера был талант приспосабливаться к людям, придерживавшимся противоположных политических взглядов. Такое свойство, надо полагать, широко распространено в странах, где политическая жизнь и конституционный порядок правления установились давно; но является редкостью в государствах в политическом смысле еще молодых – там различия политических воззрений чаще всего препятствуют доброжелательному ведению дискуссий, в особенности – среди людей, целиком посвятивших себя общественной деятельности. Естественно, что такое положение вещей в ярко выраженной форме все еще существует у нас в России. У политических партий нет убеждения, что нормальная жизнь страны может быть достигнута только ценой взаимных уступок.
