Семь лет в Тибете - Харрер Генри (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Одна из семи трупп актеров — Джумалунгма — выделялась своими пародиями. Ее игра мне действительно понравилась. Лицедействовала она весьма правдоподобно. Способность шутить над своими слабостями и даже религиозными обычаями свидетельствовала о юморе и здравомыслии тибетцев. На сцене изображали даже оракула с его танцем, трансом и прочими атрибутами колдовства. Зал покатывался со смеху. Мужчины переодевались монахинями и очень весело изображали, с каким пылом женщины выпрашивают милостыню. Когда на сцене монахи начинали заигрывать с монахинями, зал трясся от хохота и слезы бежали по щекам самых суровых настоятелей монастырей, присутствовавших в зале.
Далай— лама наблюдал за представлением из-за прозрачного занавеса в окне первого этажа павильона, расположенного во внутреннем саду за желтой стеной. Официальные лица сидели под навесами с обеих сторон сцены. В полдень, направляясь на обед, приготовленный на кухне далай-ламы, они строем проходили под окном правителя.
Театральная неделя в Летнем саду заканчивалась, и актеров приглашали играть в дома знати и монастыри. Таким образом, театральный сезон продолжался примерно месяц. Представления посещало большое количество людей, и полиции часто приходилось вмешиваться, чтобы поддержать порядок.
В этом году мое положение значительно улучшилось. Я полностью обеспечивал себя и подумывал о приобретении личного жилья. Безмерной была моя благодарность Царонгу — он открыл перед нами двери своего дома и помог обустроиться в Лхасе. Начав зарабатывать деньги, я платил ему ренту.
В последнее время мне поступало много предложений воспользоваться домами и садами друзей, временно отбывших в провинции. В итоге я решил поселиться в одном особняков министра иностранных дел Сургханга. По тибетским меркам здание считалось едва ли не самым современным в городе. Оно имело массивные стены, множество небольших окон и чрезмерное количество комнат. Я запер ненужные и расположился в остальных. Спальню устроил в комнате, где раньше всего появлялось солнце. Там возле кровати стояло радио, а стены украшали иллюстрации из альпийского календаря, вероятно попавшего в Лхасу в качестве рекламы швейцарских часов. Ярко раскрашенные резные шкафы и сундуки напоминали мебель в доме европейского крестьянина. Каменные полы дома слуги с удовольствием полировали до блеска, смазывая жиром от свечей и катаясь потом по комнатам в шерстяной обуви, соединяя приятное с полезным. Каждую комнату украшали цветные ковры — небольших размеров, поскольку в Лхасе потолки поддерживали колонны. В городе жили известные изготовители ковров. Мастеров приглашали к знати, и те прямо на месте, сидя перед деревянной рамой, ткали яркие цветные изделия нужной величины и формы, с классическими рисунками: драконами, павлинами, цветами и различными орнаментами. Созданные умелыми руками, ковры передавались из поколения в поколение. Шерсть — очень прочный материал, а краски, изготовленные из коры деревьев, зеленых орешков и растительных соков, не теряли цвет столетиями.
Для своего кабинета я заказал письменный стол и чертежную доску. Местные столяры прекрасно реставрировали старую мебель, но в ответ на просьбу изготовить что-нибудь новое они терялись. Творческая инициатива не приветствовалась ни в одной профессии или ремесле. Эксперименты не поощрялись ни в школах, ни в частных предприятиях.
В столовой находился алтарь, который слуги обхаживали с особой тщательностью. Каждый день семь кувшинов наполнялись свежей водой для богов, а масляные лампы никогда не гасли. Я жил в постоянном страхе ограбления: на идолах были диадемы из чистого золота и бирюзы. К счастью, мои слуги оказались весьма преданными, и ни разу у меня ничего не пропало.
По всем углам крыши моего дома стояли деревья для вывешивания молитвенных флагов. На одном из них нашлось место для радиоантенны. Очаг для благовоний и другие приносящие удачу атрибуты любого лхасского жилища я старался сохранить в нетронутом виде, не нарушив ни одну из тибетских национальных традиций.
Вскоре дом стал для меня родным, и я всегда с удовольствием возвращался туда после работы или посещения друзей. Меня ожидали слуга по имени Нийма, теплая вода и чай, а также чистота, спокойствие и уют. Иногда мне хотелось уединения, но тут возникали проблемы: в Тибете слуги обычно сидели рядом с хозяевами, ожидая приказаний, либо без стука входили в комнату, подавая чай. Однако Пийма уважал мои чувства, а его преданность не знала границ. Если я уходил куда-нибудь вечером, он, боясь нападения на меня по дороге домой, всегда ждал у ворот, игнорируя приказ идти спать. Вооруженный револьвером и саблей, Нийма готовился положить жизнь за господина. Часто ли встречается подобная преданность?
Его семья тоже жила в доме, демонстрируя мне, какова тибетская любовь к детям. Если один из них заболевал, Нийма не скупился пригласить лучшего ламу-лекаря. Со своей стороны, я делал все возможное, чтобы мои слуги чувствовали себя хорошо. Мне нравилось видеть вокруг жизнерадостных людей. Я направлял их в Индийскую миссию для вакцинации и лечения и держал под постоянным присмотром: на собственные болезни взрослые тибетцы внимания не обращали.
Кроме личного слуги, получавшего в месяц около пяти фунтов, правительство выделило мне посыльного и конюха. Поскольку я работал в Норбулингка, мне полагалась персональная лошадь из королевских конюшен. Точнее говоря, мне полагался новый скакун каждый день. Смотритель конюшен внимательно следил за тем, чтобы ни одна из лошадей не переутомлялась: он мог лишиться должности, если какое-либо животное теряло форму. Как вы понимаете, мне не нравилась ежедневная смена коней. Они постоянно паслись на красочных пастбищах Норбулингка и, попав на узкие улицы города с их интенсивным движением, очень пугались всего и вся. Наконец мне разрешили пользоваться тремя определенными лошадьми, каждой в течение недели, и мы привыкли друг к другу. Сбруя моих жеребцов была желтого королевского цвета, и теоретически я имел право въехать во дворец По-тала или проскакать по кольцу, запретному даже для министров.
Конюшня, кухня и помещение для моих слуг находились рядом с домом, в обширном саду, окруженном высокой стеной. Я разбил в нем много цветочных клумб и грядок для овощей. Во дворе хватало места для бадминтона и крокета. Там же я установил стол для пинг-понга. В небольшой теплице выращивались овощи, служившие хорошей добавкой к моему столу в начале года. Все посетители восхищались моим огородом, очень меня радуя.
Господин Ричардсон поделился со мной садоводческим опытом. По утрам и вечерам я возился в земле, и мои усилия вскоре оправдались. В первый год мне удалось снять урожай помидоров, цветной и кочанной капусты, зеленого салата. Овощи вырастали удивительно большими, не теряя вкусовых качеств. Объяснялось это весьма просто: хорошая поливка, сухой воздух и теплое солнце создавали в теплице благоприятную атмосферу для быстрого созревания плодов. Но с поливом возникали сложности. Отсутствие водопровода не позволяло использовать шланг. Грядки располагались таким образом, чтобы между ними оставался канал для воды. В работах по саду мне оказывали огромную помощь две женщины: они постоянно боролись с сорняками. Меня радовали цветы и фрукты. С грядки размером семьдесят квадратных ярдов я собирал четыреста фунтов томатов, некоторые из которых весили целый фунт. Другие овощи тоже давали хороший урожай. Думаю, несмотря на короткое лето, все виды европейских овощей могли бы прекрасно плодоносить в Тибете.
Вскоре влияние мировой политики стало ощущаться даже в мирной Лхасе. Гражданская война в Китае принимала все более угрожающие размеры, и возникла опасность волнений среди китайского населения Лхасы. Демонстрируя независимость Тибета, правительство предложило китайскому посланнику покинуть страну! Вместе с ним предстояло уехать еще примерно сотне человек, но никаких возражений не последовало, ибо тибетские власти прибегли к хитрости. Они выбрали момент, когда китайский телеграфист играл в теннис, и захватили его передатчик, после чего он уже не мог связаться с Пекином. Лхасские почта и телеграф закрылись на две недели. Мир думал, Тибет переживает еще одну гражданскую войну.
