Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич (бесплатные версии книг .txt) 📗
Вместе с ними приехал Борис Никитич Воробьев - старейший пропагандист советской авиации и воздухоплавания. Он выступил по радио с докладом.
Со стадиона, расположенного в центре города, на воздушном шаре поднялись аэронавты Афанасий Егоров, Владимир Шевченко и Сергей Ревзин. Десятки тысяч людей наблюдали за их полетом. Взволнованно глядели воздухоплаватели на раскинувшийся под ними живописный старинный город, где более двух столетий назад русский самоучка указал человечеству путь в воздух.
У границ стратосферы
Высотные полеты, не так еще давно считавшиеся особым событием, стали для нас обычным делом. Мы регулярно бывали на высоте до 11000 метров и фактически давно перекрыли мировой рекорд высоты подъема в открытой гондоле воздушного шара - 10853 метра, установленный польским воздухоплавателем Буржинским. Почему бы нам не перекрыть этот рекорд официально, зарегистрировав его по правилам Международной авиационной федерации? Мы обратились с этим предложением к дирекции Обсерватории и Добровольному обществу содействия армии, авиации и флоту. Наша инициатива была поддержана.
Крикун и я опять стали частыми гостями барокамеры. Как обычно, нам предоставили возможность хорошо отдохнуть перед полетом. Тем временем коллектив отряда сделал все необходимое для подготовки аэростата и оборудования.
Ранним утром мы, плавно поднявшись на субстратостате «СССР ВР79», проплыли на высоте 7 километров над залитой ярким весенним солнцем столицей. Вскоре высотомер показывал более 11600 метров. Рекорд перекрыт! В эти радостные минуты мы не могли не вспомнить о Саше Фомине.
То и дело представители московских газет по радио просили рассказать о ходе полета, поздравляли нас. Мы поделились с ними впечатлениями, передали привет москвичам. Взяв на потолке пробы воздуха, начали снижаться, довольные новым успехом советского воздухоплавания.
Накопленный опыт и тренировка позволили нам поднять потолок аэростатов, сделать высотные научные полеты более продолжительными. Раньше на высоте 10 километров мы оставались 30 минут, а теперь выполняли задания на большей высоте в течение 23 часов. Это - во многом заслуга известного специалиста авиационной медицины доктора Александра Александровича Перескокова. Он тренировал нас в барокамере, руководил подготовкой кислородной аппаратуры и медицинским обеспечением полетов.
Александр Александрович проводил и другие интересные работы, связанные с освоением больших высот: конструировал и испытывал скафандры, которым принадлежит большое будущее - в них будут летать межпланетные путешественники. Он организовывал также подъемы на высоту около 25 километров подопытных собак.
Наш доктор был очень сердечным, отзывчивым человеком. Один летчик, поправившись после перенесенной аварии, хотел во что бы то ни стало продолжать летную работу, но его «браковала» чересчур осторожная медицинская комиссия. Видя, что пилот горячо стремится к любимому делу, взвесив все «за» и «против», Александр Александрович под свою личную ответственность дал необходимое разрешение. И летчик продолжал успешно летать, с благодарностью вспоминая о докторе.
Вместе с тем Александр Александрович умел быть строгим и педантичным. Во время регулярных осмотров и тренировок в барокамере мы попадали под его власть, точно маленькие дети. Между прочим, он действительно иногда «поднимал» в нашей барокамере детей, заболевших коклюшем. В некоторых случаях понижение атмосферного давления благоприятно действовало на течение этой болезни.
Несмотря на то, что мы летали на больших, тяжело нагруженных субстратостатах при самых различных метеорологических условиях, у нас не бывало никаких происшествий за исключением двух-трех неприятных случаев, явившихся результатом нашей собственной небрежности.
Перед одним полетом, стоя в гондоле, я, как обычно, потянул клапанную веревку, чтобы убедиться в нормальной работе клапана. Потянул и сразу почувствовал - что-то неладно. Гляжу: оболочка оседает - из нее быстро выходит водород. Единственный раз за всю нашу практику при снаряжении клапанную веревку по ошибке присоединили к разрывному устройству. Не попробуй я клапана, - произошла бы авария.
Однажды на стартовой площадке заканчивалось газонаполнение субстратостата. Чтобы присоединить гондолу, оболочку стали «сдавать» на стропах. Вдруг неожиданный порыв ветра сильно накренил ее. В стартовой команде оказались неопытные люди. Они растерялись и отпустили веревки. Огромная оболочка перевернулась завязанным аппендиксом кверху и осталась в таком положении, удерживаемая командой лишь с одной стороны. Субстратостат мог оторваться и улететь. Следовало немедленно освободить его от водорода. Сделать это можно было только одним путем: добраться по веревкам до верхней части оболочки и разрезать ее ножом.
На это нелегкое дело без долгих размышлений решился молодой помощник доктора Перескокова - Игорь Старицин, в ведении которого находилась наша барокамера и кислородное оборудование гондол. Игорь увлекался спортом и художественной самодеятельностью. На вечерах, иногда происходивших у нас в конференц-зале, он с пылом читал монолог Чацкого, а в товарищеском кругу исполнял свою любимую песенку из оперетты «Холопка»:
…Губы, как кро-овь,
Черная бро-овь
Счастье сулят нам и любовь!
Между нами говоря, из этого пения мало что получалось, особенно из «кро-ови» и «бро-ови». Но Игорь был глубоко убежден в своих вокальных данных.
Все это, однако, не мешало Старицину с увлечением заниматься своей работой. Он был секретарем комсомольской организации обсерватории, а впоследствии первым секретарем райкома комсомола. Работая в отряде, он неоднократно участвовал в высотных полетах и показал себя смелым, волевым аэронавтом. Сейчас Игорь учится в высшей партийной школе.
Старицин по веревочным снастям ловко добрался до оболочки и полез по ней кверху. Стало трудно перехватывать руки. Но Игорь сумел долезть почти до аппендикса. Вынув нож, он мигом прорезал в материи большую щель. Оболочка стала опускаться.
Кто знает, как обернулось бы дело, если бы не физическая тренировка Старицина? Этот случай лишний раз показывает, насколько важно воздухоплавателям систематически заниматься спортом, воспитывать силу, ловкость и волю. Трудно даже предусмотреть все обстоятельства,когда эти качества могут помочь аэронавту выйти из опасного положения.
Вот, например, что произошло однажды на летном поле. Стартовая команда подтягивала за поясные веревки приземлявшийся дирижабль. Сильный порыв ветра неожиданно вырвал корабль из рук людей, и он стал подниматься. Все бросили веревки, но работник эскадры, державший гайдроп, не успел его отпустить и был поднят на высоту в несколько сот метров. Не растерявшись, он прочно, «восьмеркой» обкрутил ноги канатом и в таком положении висел под дирижаблем. Экипаж, увидев необыкновенное происшествие, полетел над каналом, проходящим вблизи Долгопрудной, и стал осторожно снижаться с таким расчетом, чтобы невольный пассажир опустился на воду. Все окончилось благополучно. Находившийся на краю гибели «воздушный гимнаст», отпустив гайдроп, спокойно поплыл к берегу.
А вот другой случай, имевший место в дни войны при обучении десантников и, к сожалению, завершившийся трагически. Автолебедка опускала аэростат наблюдения, из гондолы которого только что выпрыгнуло несколько парашютистов. Сидящий в гондоле пилот-инструктор Андрей Гришин готовился принять на борт очередную группу обучающихся. Когда свисающие с аэростата поясные приблизились к земле, за них ухватились солдаты. Техник, управлявший лебедкой, зазевался, не остановил ее вовремя, и трос, на котором удерживался аэростат, лопнул. Аэростат стремительно взмыл вверх. Гришин с ужасом глядел на весящего в трех метрах от гондолы на носовой поясной веревке молодого солдата…
У нас есть строжайшее правило: ни в коем случае не обматывать вокруг руки поясных веревок при наполнении и выпуске в полет аэростатов. Пренебрежение этим правилом и привело солдата к тому, что его внезапно утащило в воздух. Пилот ничем не мог помочь ему.
