Пушкин (часть 1) - Тынянов Юрий Николаевич (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Князь Шаликов был против всех насмешников. Он чуял: в литературной борьбе друзья всего прекрасного, друзья Карамзина, продадут его ни за грош, отступятся и выдадут с головою врагам. Он написал осмеиваемому сардинскому графу письмо и заключил с ним тайный союз.
Перед Александром разыгрывалась литературная война и измена по всем правилам стратегии.
Василий Львович почуял недоброе и тотчас переменил род оружия – он стал показывать гостям свою библиотеку. Собирал он только редкие книги, а обыкновенные какие-нибудь сочинения презирал Он показал редчайший экземпляр, привезенный из Парижа, со столь вольными изображениями, что Шаликов сначала ухмыльнулся, а затем закрыл глаза платочком. Все с удивлением смотрели на изображения, и Александр со всеми.
Тут все дело испортил Алексей Михайлович.
– Сколько у тебя, братец, здесь картинок? – спросил он.
Василий Львович посмотрел в книжке чистую страничку, где записывал, как библиоман, разные разности о каждой книжке, и ответил:
– Тридцать.
– А у меня сорок, – равнодушно сказал кузен, – тебя, братец, надули в Париже. Василий Львович побледнел. Книги были его страсть, и если у кого-нибудь была такая же, она теряла для него всякую цену.
– У тебя другая, – сказал он с досадой.
– Такая же, только без пятен, и углов никто не слюнявил, – возразил кузен.
Дашкову, Блудову и Тургеневу заметно начинало нравиться общество "обоих Пушкиных". Василий Львович что-то пробормотал, заторопился и повел гостей к столу.
Обед был хорош, стол заботливо убран; Аннушка с утра хлопотала. Впервые Блэзу удалась рыба по-французски во всех тонкостях. Василий Львович сам с утра давал Блэзу указания; парижские рецепты были записаны у него в книжечке. Мателота была точно такая, как ел он в Gros-Caillou (название парижского ресторана). Трактирщик лично рассказал Василью Львовичу секрет приготовления. Только самая рыба была другая, не морская – налим. Это не делало существенной разницы. Все дело было в перце, соли, уксусе, горчице, в их соотношении.
Гости ели охотно и много, за исключением Дашкова.
Василий Львович спросил, нравится ли ему мателота. Это точный отпечаток мателоты в Gros-Caillou.
Дашков ответил медленно и равнодушно:
– Н-нет.
Дашков был заика, самолюбив, важен. Василий Львович обиделся.
Алексей Михайлович, кузен, сидел с видом бесстрастным, насупясь, как всегда. Он сказал, что в мателоте чего-то не хватает, и что-то проворчал об английской кухне. Василий Львович насторожился: впервые кузен хвалил английский вкус. Он был в Англии, но, кроме сырости, бычачины и яиц во всех родах, по его мнению, ничего там не было. Блудов улыбнулся Он тихо сказал, что есть и бифстексы. Тем же скучным, надтреснутым голосом Алексей Михайлович спросил Василья Львовича, не при нем ли была изобретена в Англии новая машина…
– Да и не ты ли мне это рассказывал? – сказал он вдруг, глядя строго и с нетерпением на Василья Львовича и припоминая: – Точно, ты! А теперь ты англичан ругаешь.
– Что я рассказывал? – спросил сбитый с толку Василий Львович.
– О машине – ты ее в Лондоне видел…
Кругом сидели путешественники. Самолюбие путешественника, первым рассказавшего о предмете занимательном, заговорило в Василье Львовиче.
– Не помню, может и видел, – небрежно сказал он.
Все стали просить Алексея Михайловича рассказать о машине. Но он ел, как ни.в чем не бывало, мателоту и кивал на Василья Львовича. Василий же Львович пожимал плечами и предоставлял рассказывать кузену. Он решительно не помнил, о какой машине рассказывал ему, и с самолюбием автора ожидал своего собственного описания.
Гости ждали.
Наконец Алексей Михайлович отрывисто и неохотно, кивая на Василья Львовича, рассказал о машине. В Англии, в Лондоне, изобретена машина, простая по виду: железные прутья, лесенка, вроде возка. Василий Львович что-то смутно вспомнил. По лесенке вводят быка… Это было, по-видимому, воспоминание Василья Львовича о лондонском зверинце.
– …быка живого. Этого быка вводят…
Василий Львович точно рассказывал о перевозке зверей, которую видел. Он кивнул головой кузену.
– …и дверь запирают. Это с одного входа, а с другого через полтора часа подают из машины выделанные кожи, готовые бифстексы, гребенки, сапоги и прочее…
Василий Львович сидел разинув рот. Он был поражен рассказом.
Алексей Михайлович, по всему, говорил серьезно. Он, видимо, спутал Василья Львовича с кем-то. Впрочем, машины теперь в Англии действительно изобретались что ни день одна другой страннее. Сергею Львовичу, который был рассеян и слышал только последнюю фразу о гребенках и сапогах, показалось, что он где-то читал о машине.
– Кажется, в "Вестнике Европы" была такая статья, – сказал он.
Тургенев с каким-то стоном оторвался от тарелки и, быстро дожевывая, прыснул. И сразу всех прорвало.
Василий Львович тоже смеялся, но почему-то тотчас вспотел и отер лоб платком.
– Нет, – слабо возразил он, – этой машины я не видывал и машинами, признаюсь, мало увлечен. А вот в кофейном доме я видел там бабу, так ее за деньги показывали. – И Василий Львович, захлебываясь и пуская пузыри, рассказал об английской бабе. От смущения он несколько прилгнул.
– Ты ее где видел? – отрывисто спросил кузен.
– В Лондоне, – ответил Василий Львович.
– Сколько взяли с тебя за посмотренье? – спросил кузен.
– Фунт стерлингов, – сказал Василий Львович неохотно и посмотрел на кузена, свирепея.
Но Алексей Михайлович, казалось, этого не замечал.
– А хочешь без всяких денег такую бабу увидеть?
– Хочу, – свирепо сказал Василий Львович.
– Тогда, братец, поезжай на Маросейку, в доме Кучерова, направо. В Лондон далеко ездить.
И опять, как тогда, когда дядя с отцом боролись из-за "Притч" Хвостова, Александру показалось, что над ними смеются. Блудов, казалось ему, прищурился и подмигнул Дашкову. Но Дашков был невозмутим и только краешком губ позволил себе улыбнуться на миг.
Дядя Василий Львович и в самом деле был забавен; Александр не удержался, засмеялся быстро и коротко, когда уже все замолчали, и сразу прикусил язык. Гости посмотрели с некоторым вниманием на белозубого шалуна; глаза его были живые. По всему было видно, что он понимал гораздо больше, чем можно было ожидать, и, может быть, лучше, чем следовало.
