Записки о России генерала Манштейна - Манштейн Христофор Герман (читать книги без .txt) 📗
Польская республика, с завистью смотревшая на успехи русских в войне с турками и злившаяся на то, что в последние два года армия проходила через ее владения, отправила в Петербург графа Огинского, в качестве посла, с жалобами на насилия, произведенные русскими войсками на походе, и с требованием за них вознаграждения. Претензии поляков были чрезмерны. Императрица назначила комиссаров, которые на месте исследовали повреждения, но не придали им большой важности; однако жалобы не прекращались, покуда императрица не уплатила несколько сот тысяч рублей.
Я сказал, что в 1738 г. в Польше оставлены были несколько бомб, ядер и других боевых снарядов с повозками, принадлежащими артиллерии. Императрица предложила этими предметами заплатить часть требуемого от нее, но республика не соглашалась на этот замен. Но как перевозка их в Украйну обошлась бы дороже самих предметов, императрица оставляла их в дар республике; но и на это последовал отказ. Наконец, как ни рассуждали поляки, решено было бросить эти остатки на произвол всякого, кто захотел бы ими воспользоваться.
После смерти князя Барятинского, управлявшего Украйною, определен был на его место генерал Румянцев. Теперь же последнего назначили послом в Константинополь. Искали заменить его честным и бескорыстным человеком по той причине, что Украйна чрезвычайно пострадала во все время войны с турками; она четыре года сряду давала зимние квартиры всем русским войскам, и все время одна снабжала армию подводами для походных обозов. Все это привело ее в жалостное положение: не только губернаторы, но даже второстепенные чиновники грабили и разоряли народ. Двор решился положить конец всем этим притеснениям и вывести из разорения одну из прекраснейших областей своей обширной империи. Избран был в губернаторы генерал Кейт, возвращавшийся из Франции, где он лечился от ран. Ему велено было ехать в Глухов, в качестве губернатора. Он пробыл тут не более года, но и в это короткое время он покончил больше дел, нежели предшественники его в течение десяти лет. Украйна отдохнула при его кротком управлении и при введенном им во всех частях порядке. Он начал было вводить между казаками некоторого рода дисциплину, до этого им чуждую, но не успел привести это дело к концу. Его вызвали из Украйны по случаю открывавшейся войны со Швециею. При выезде его из Глухова, весь народ жалел его, говоря, что не следовало бы двору назначать им этого губернатора, при котором они увидели всю разницу между ним и его предшественниками, а уж если раз дали его, то надобно было его и оставить. Теперь преемники его будут для них тем более нестерпимы, потому что они, украинцы, уже вкусили сладость кроткого управления.
Спустя несколько месяцев, императрица одобрила проект, который впоследствии сослужил недобрую услугу принцессе Анне. То была постройка в окрестностях Петербурга казарм, или, скорее, слобод, для пехотных гвардейских полков, до сих пор размещавшихся по домам обывателей. Отведены были места, и полки так усердно принялись за постройку, что на следующий год они уже могли занять новые дома. Так как в такой казарме полк был весь собран в одном месте, а офицеры, по милости дурной дисциплины, не были обязаны жить тут все в одно время, то этот порядок значительно облегчил предпринятую царевною Елисаветою революцию, окончившуюся для нее так удачно.
В апреле месяце, по приказанию двора, арестованы: кабинет-министр Волынский, президент коммерц-коллегии граф Мусин-Пушкин, тайный советник Хрущов, главноуправляющий над строениями Еропкин, тайный секретарь Кабинета Эйхлер и еще другой секретарь, по имени Зуда. Волынского обвиняли в разных государственных преступлениях, но величайшее из них было то, что он имел несчастие не понравиться герцогу Курляндскому. Во время наступившей некоторой холодности между императрицею и ее любимцем, Волынский подал государыне бумагу, в которой взводил разные обвинения на герцога Курляндского и на другие близкие к императрице лица. Он старался выставить герцога в подозрительном свете, и склонял императрицу удалить его. Когда государыня помирилась с Бироном, она настолько была слаба, что передала ему бумагу Волынского, содержавшую в себе, впрочем, много правды. Прочитав ее, герцог решил погубить своего противника. Волынский имел характер гордый и надменный, часто был неосторожен в речах и даже в поступках; поэтому скоро представился случай, которого искали.
Его судили; нашли, что он часто слишком вольно и непочтительно отзывался об императрице и ее любимце, и приговорили к отсечению сперва руки, потом и головы. Приговор был исполнен. Тайному советнику Хрущову и Еропкину отсекли головы за то, что они были его друзья и доверенные лица; Мусину-Пушкину отрезали язык; Эйхлера и Зуду высекли кнутом и сослали в Сибирь. Все имущество этих несчастных конфисковано и роздано другим, у которых оно тоже не долго оставалось. Таким-то образом в России не только деньги, но даже земли, дома и всякое добро переходят из рук в руки еще быстрее, нежели в какой-либо другой стране в Европе. Я знаю поместья, которые в продолжение двух лет имели трех владельцев по очереди.
Волынский был умен, но и чрезмерно честолюбив; гордый, тщеславный, неосторожный, он был склонен к интриге, на всю жизнь свою слыл за неугомонного человека. Несмотря на эти недостатки, которых он не умел даже скрывать, он достиг высших должностей в государстве. Он начал с военной службы, в которой дослужился до генерал-майора. Отказавшись от военных занятий, он занялся гражданскими делами. Еще при Петре I его посылали в Персию в качестве министра. Он был вторым уполномоченным на Немировском конгрессе; а спустя два года по смерти графа Ягужинского, умершего к концу 1736 г., Волынский получил его должность кабинет-министра. Но здесь он не мог долго удержаться, не рассорившись с графом Остерманом, который в своих сослуживцах терпеть не мог ума. Навлекши на себя еще гнев герцога Курляндского, он не мог кончить иначе, как несчастливо.
Граф Бестужев, который, как увидим, играл главнейшую роль в России, заменил Волынского в должности кабинет-министра. Он был приятелем Бирона, а так как Бирону непременно нужно было в Кабинете такое лицо, которое было бы вполне предано его интересам, то он и предпочел Бестужева всем, кто бы мог иметь право на это место.
Между петербургским и шведским дворами продолжались мелкие ссоры. Россия не была довольна союзом Швеции с Портою и запретила вывоз хлеба из лифляндских портов. А в Швеции убийство Цинклера продолжало волновать умы. Стокгольмская чернь подняла бунт и пыталась уже разграбить дом русского министра, но дело ограничилось разбиеним нескольких окон. Народ кричал, что действует по внушению души Цинклера.
На шведском сейме споры не прекращались. Это собрание разделялось на две партии: одна называлась шляпами и состояла почти из всего дворянства, офицеров армии и нескольких сенаторов, — эта партия требовала войны. Другая, с королем во главе, состояла из лиц известных лет, знакомых с силами России; она желала, чтобы мир продолжался; ее прозвали колпаками. Обе партии были крайне раздражены друг против друга. Граф Бестужев, брат кабинет-министра, нашел довольно людей, которые сообщали ему все самые секретные решения. Все эти сведения он передал своему двору, который сделал необходимые распоряжения для начала войны, в случае нужды.
Шведский посланник при петербургском дворе, г. Нолькен, много содействовал тому, что в партии шляп увеличилось желание начать войну тем, что в своих донесениях указывал на совершенное расстройство армии после турецких походов; он извещал также, что полки составлены из одних молодых людей, которые едва умеют обращаться с своим оружием, и что во многих полках не доставало одной трети до комплекта [18].
Однако эти сообщения были совершенно лживы. За исключением полков, вернувшихся из Очакова, где они содержали гарнизон, русская армия была в полном комплекте, и едва ли не в лучшем порядке, нежели до войны; а полки, составлявшие армию фельдмаршала Ласи, очень мало потерпели.
