Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность - Плотников Иван Федорович (книги серии онлайн txt) 📗
Свет гас в 8 часов. Из коридоров, освещенных огарками свечей, доносилась лишь брань красноармейцев, суливших расстрелы и казни».
21 января Политцентр вынужден был передать власть коммунистам, созданному ими Военно-революционному комитету во главе с А. А. Ширямовым.
Еще до ареста А. В. Колчака. 7 января, Политцентром была создана Чрезвычайная следстве-нная комиссия под председательством меньшевика К. А. Попова, которого затем ревком заменил большевиком, председателем Иркутской губчека С. Г. Чудновским. Следственная комиссия готовилась к обстоятельному допросу А. В. Колчака и приступила к нему 21 января. Последний допрос состоялся 6 февраля, когда вопрос о расстреле был уже решен. По поведению допраши-ваемых, общей обстановке Колчак чувствовал, что будет расстрелян. Ведь он давно уже ленин-ским руководством был объявлен вне закона. Однако Александр Васильевич надеялся, что все же будут соблюдены формальности: будет суд и казнь состоится по его приговору.
В январе А. В Колчак был объявлен «врагом народа». В какой момент, кем? Правительствен-ного документа на этот счет никогда опубликовано не было. Возможно, само оно такового не принимало, его руководство давало лишь распоряжение в том или ином виде. Или «врагом народа» Колчак был объявлен местной властью, по своей инициативе.
Имеется такой документ, как «Телеграмма Сибирского ревкома и Реввоенсовета 5 армии всем ревкомам и штабам в Восточной Сибири об аресте Колчака» от 18 января 1920 г. Текст ее гласит: «Чита, Верхнеудинск, Иркутск. «Именем Революционной Советской России Сибирский революционный комитет и Реввоенсовет 5 армии объявляет изменника и предателя рабоче-крестьянской России Колчака врагом народа и вне закона, приказывают вам остановить его поезд, арестовать весь штаб, взять Колчака живого или мертвого. Перед исполнением этого приказа не останавливайтесь ни перед чем, если не можете захватить силой, разрушьте железнодорожный путь, широко распубликуйте приказ. Каждый гражданин Советской России обязан все силы употребить для задержания Колчака и в случае его бегства обязан его убить.
Председатель Сибревкома Смирнов Реввоенсовет 5 Грюнштейн (Врид) командарма 5 Устичев».
Из документа видно, что сибирское руководство на 18 января еще не знало об официальном аресте Колчака Политцентром в Иркутске за 3 дня до того. 21 января с передачей им власти большевистскому губревкому Колчак официально стал уже его арестантом. Вероятно, в тот же день (20 января) или на следующий И. Н. Смирнову стало известно, что Колчак находится в тюрьме. По крайней мере из документа от 23 января это видно. И. Н. Бурсак (Б. Блатлиндер), вступавший в должность коменданта Иркутска, называет время переговоров его со Смирновым даже «17 или 18 января». Здесь, конечно, издержки памяти. Переговоры могли состояться не ранее 20 января. Но нас больше интересует поставленный выше вопрос: кто и когда объявил Колчака «врагом народа» и «вне закона», о чем сказано в телеграмме Сибревкома и РВС-5. В ней речь идет о принятии такого постановления центральной властью вообще. В постановлении же Иркутского Военревкома о расстреле А. В. Колчака и В. Н. Пепеляева в мотивировке этого акта сказано о принятии такового «Советом Народных Комиссаров» республики. Текст постановления не приводился ни в этом, ни в других случаях и им. Мотивировка могла быть дана на основе той телеграммы и информации из последующих переговоров и от высылавшегося через линию фронта непосредственного представителя Сибревкома. Обращает на себя внимание адресное указание на высший орган, принявший постановление, — Совнарком. Скорей всего так оно и могло быть. Решить вопрос мог этот орган, если не официально, коллективно, то лично его председатель, вождь В. И. Ленин. Но опять же документа или упоминания о принятии такого решения в Москве не обнаружено, по-видимому, и не будет обнаружено, ибо бытовала практика принятия и отдачи Лениным лично самых кардинальных распоряжений на места, причем сугубо конспиративно, тайных. Что касается даты принятия в Москве решения (в том или ином виде) об объявлении А. В. Колчака вне закона, то она вырисовывается достаточно отчетливо: 20-го же января или днем двумя ранее. Сдается, что так произошло и на сей раз. Сибревкомом и РВС-5-й, тем более Иркутский ревком постановления не имели, а действовали лишь на основе шифрован-ных телеграфных распоряжений. Сибревком и Реввоенсовет-5 получили распоряжение лишь в таком виде, и не они сами его выработали. В высшей степени маловероятно, что Смирнов решился на такое самостоятельно. Тем более, что в его телеграмме на места речь идет не только о «задержании», но недвусмысленно и об убийстве Колчака. Сам по себе этот факт, логически связанный с последующими, причем совместными, действиями центральной и местной власти тому подтверждение. Как видим, дело изначально ставилось на неправовые рельсы, и при оценке личности Колчака, как политического противника, и как военнопленного.
Для А. В. Колчака допрос имел особое значение. Он давал показания охотно, стремясь оставить для истории, потомства и собственные биографические данные, и сведения о тех крупнейших событиях, в которых ему довелось непосредственно участвовать. Но вот начавшийся без особой торопливости, по определенному плану ход допроса был свергнут. С участием С. Г. Чудновского он вылился не в вопросительную, а чисто обвинительную форму с прерыванием обвиняемого на полуслове. Следствие уже не интересовали свидетельства виднейшего сына России об эпохе, ибо поступил приказ о его немедленном расстреле.
Долго, даже в зарубежной исторической и мемуарной литературе, считалось, что решение о расстреле А. В. Колчака было вынужденным и принято на месте — иркутскими коммунистичес-кими руководителями. Эта версия шла от мемуаристов, организовавших и производивших казнь. Для культивирования этой версии было использовано такое основание: приближение отступаю-щих войск белых к Иркутску и предъявление их командующим С. Н. Войцеховским ряда требо-ваний, в том числе — об освобождении и передаче А. В. Колчака представителям союзников для отправки за рубеж. Таковое действительно поступило Колчак узнал о нем от Тимиревой. Анна Васильевна, беспредельно любящая Александра Васильевича и преданная ему, добровольно дала себя арестовать, чтоб разделить судьбу дорогого человека, быть близ него. В тюрьме они пытались обмениваться через солдат охраны записками. Иногда это удавалось. Узнав о приближении к Иркутску каппелевцев, их требовании, Тимирева переслала Колчаку записку с сообщением об этом. Он ее получил. И ответил, заметив, что из ультиматума Войцеховского «скорее… ничего не выйдет или же будет ускорение неизбежного конца»*.
* Оставшаяся на всю свою долгую и тяжкую жизнь верной удивительно светлой любви, А. В. Книпер-Тимирева в 1970 г. писала:
Каппелевцы, их командование, находясь в отчаянном положении, в сущности, скорее всего, блефовали, Они вряд ли имели реальные шансы штурмом захватить Иркутск, тем более потом вырваться из него. В их рядах насчитывалось не более 6-7 тыс. человек, многие из которых были больны. Силы же красных повстанцев в это время в самом Иркутске были примерно такими же, а в его районе в целом — много больше. К концу января повстанческо-партизанские отряды, сведенные в Восточно-Сибирскую советскую армию, насчитывали до 16 тыс. бойцов. К тому же чехословаки уже вовсю «подыгрывали» красным. По пятам белых устремились части 5-й армии красных. Игра генерала С. Н. Войцеховского была проигрышной. На штурм Иркутска он так и не решился и через Глазково, занятое чехословаками, ринулся к Байкалу. Ни командование 5-й армии, ни Иркутский ревком, ни подчинявшееся ему командование повстанцев всерьез ультима-тум не восприняли. Ультиматум их не испугал. Напротив, командующий повстанческой армией Д. Е. Зверев требовал от С. Н. Войцеховского сдачи оружия и пр. Реальных шансов на освобож-дение Колчака у каппелевцев не было.