Русская революция и «немецкое золото» - Соболев Геннадий Леонтьевич (версия книг txt) 📗

Военные и политические круги Германии, крайне заинтересованные в развитии событий в России по худшему сценарию и стремившиеся помочь их форсировать, увидели наконец-то реальную перспективу достижения сепаратного мира с Россией. «К сожалению, разложение на фронте в России и успехи немцев (из них первейший – взятие Риги) позволили германскому правительству возложить все надежды на большевиков и поставить дерзкую, но, увы, осуществившуюся задачу вынудить Россию выйти из войны не путем соблазнов правительства, как это практиковалось до сих пор, а путем его свержения и замены таким, которое могло бы решиться на сепаратный мир, – писал впоследствии видный российский дипломат Г. Н. Михайловский. – Это была новая тактика германского правительства. Она давала ему возможность игнорировать, как и в бисмарковские времена, парламентскую оппозицию, которая, по нашим сведениям, была бы не прочь сговориться с Временным правительством на умеренных началах. Если бы Временное правительство захотело последовать примеру германского вмешательства в русские дела и поддержать парламентскую оппозицию так, как германское правительство поддерживало большевиков, то финал войны мог бы быть иным» [485]. Хотя Михайловский и не привел в своих обширных «Записках» ни одного конкретного и достоверного примера того, как германское правительство поддерживало большевиков, его мнение представляет для нас интерес прежде всего потому, что позволяет получить представление о том, что мог тогда знать об этих отношениях правительственный чиновник, не имевший возможности познакомиться с материалами следственной комиссии или с документами МИД Германии.

Впрочем, и теперь, когда эти документы опубликованы, мы не так уж много знаем о формах и размерах поддержки большевиков со стороны Германии. Если говорить о самом критическом периоде – кануне прихода большевиков к власти – то нам известен здесь лишь один документ – это телеграмма статс-секретаря иностранных дел Кюльмана представителю МИД при Ставке от 29 сентября 1917 г. Телеграмма была предназначена для информации Верховного главнокомандования, и Кюльман, опытный дипломат, чья карьера начиналась еще в 1900 г. в Петербурге, где он занимал должность атташе в германском посольстве, умел преподнести результаты деятельности своего ведомства. «Военным операциям на Восточном фронте, подготовленным в большом масштабе и выполненным с успехом, сильно помогает интенсивная подрывная деятельность внутри России, организованная министерством иностранных дел, – искусно связывал он военные успехи армии с тайными операциями своего ведомства. – Мы заинтересованы, в первую очередь, в возможно большем развитии националистических и сепаратистских устремлений и поддержке революционных элементов. Мы занимаемся этим уже довольно долгое время в полном соответствии с указаниями политотдела генштаба в Берлине (капитан фон Хюльзен). Наша совместная работа принесла ощутимые плоды. Без нашей постоянной поддержки большевистское движение никогда не смогло бы достигнуть такого размаха и влияния, какое оно сейчас имеет. Все говорит за то, что это движение будет расти и дальше, так же, как и финское и украинское сепаратистские движения» [486].

Вместе с тем вызывает удивление полное отсутствие в служебном документе всякой конкретики и фактуры. Казалось бы, после июльского поражения большевиков было столько важных позитивных, в том числе и для германской стороны, событий, что можно было бы записать их и на свой счет, и уж, конечно, высказаться более определенно о перспективах большевистского движения, но для этого надо было, по крайней мере, владеть детальной информацией. Кюльман же просто констатирует возросшее влияние большевиков и связывает это с поддержкой немецкой стороны. В данном случае мне это представляется не очень убедительным, и создается впечатление, что германский МИД делил лавры с большевиками без веских на то доказательств.

Нет сомнения, что спецслужбы Германии вели подрывную работу против России в широких масштабах, ее многочисленные агенты, шпионы, диверсанты, провокаторы действовали на фронте и в тылу, и это не было большим секретом. 17 октября 1917 г. «Вестник Временного правительства» опубликовал обращение Главного управления Генерального штаба к населению в связи с усилившейся деятельностью вражеской агентуры. В нем сообщалось, что только с мая по октябрь 1917 г. арестовано 24 вражеских шпиона, усилия которых были направлены, помимо сбора разведывательной информации, на разрушение дисциплины в русской армии, на развал экономики и разложение нравственного состояния нации. Поэтому все население призывалось «следить за подозрительными лицами, замечать странные явления, но не самовольничать» [487].

Что же касается еще одного документа о финансовой поддержке большевиков – упоминавшейся ранее телеграммы Кюльмана представителю МИД при Ставке от 3 декабря 1917 г., то здесь, по-моему, требуется комментарий. И совсем не потому, что следственной комиссии Временного правительства не удалось обнаружить «немецкие миллионы» в финансировании «Правды». Напомню, что в этом документе утверждалось, что «только когда мы по разным каналам и под разными предлогами обеспечили большевикам постоянный приток фондов, они сумели проводить энергичную пропаганду в своем главном органе «Правде» и значительно расширить прежде всего слабый базис своей партии» [488]. Кстати, «немецких миллионов» не удалось пока найти и в документах ЦК большевиков дооктябрьского периода. В октябре 1917 г. расходы большевистского руководства составили 140 тыс. 816 руб. 79 коп., и на момент Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде в партийной кассе ЦК большевиков имелось 8 тыс. 245 руб. 45 коп. [489]. В связи с утвердившимся в литературе тезисом о немецком финансировании большевистской печати в 1917 г. сложилось расхожее мнение о ее полном преобладании на фронте, между тем это далеко не факт. По подсчетам современных исследователей, в марте – октябре 1917 г. в России выходило до 170 военных газет, из которых только около 20 были большевистского направления, в то время как эсеро-меньшевистскую линию проводили до 100 печатных органов [490]. При этом почему-то никто не задается вопросом – на какие деньги издавалось такое огромное количество газет? Почему они не смогли нейтрализовать большевистскую прессу? По-видимому, «энергичная пропаганда» большевиков объяснялась не только щедрым финансированием, но и чем-то еще более существенным. В донесении А. Ф. Керенскому с Северного фронта от 30 сентября 1917 г. отмечалось, что «умеренные органы печати считаются буржуазными и контрреволюционными, равно как и читающие их. Большевистские же издания пользуются широкой популярностью» [491]. Главнокомандующий Северным фронтом генерал В. А. Черемисов, разрешив в начале октября 1917 г. финансирование из казенных средств газеты «Наш путь», стоявшей на большевистской платформе, комментировал это следующим образом: «Если она и делает ошибки, повторяя большевистские лозунги, то ведь мы знаем, что матросы – самые ярые большевики, а сколько они обнаружили героизма в последних боях. Мы видим, что большевики умеют драться. При этом – у нас свобода печати» [492]. К тому же командование предпочитало иметь лучше большевистские газеты, чем немецкие на русском языке. На том же Северном фронте распространялись выходившие на русском языке немецкие газеты «Товарищ», «Западная Двина», «Русский вестник», «На берегах Двины» и др. [493]. Знакомясь с прессой 1917 г., можно прийти к заключению, что не одни большевики повинны в моральном разложении русской армии. Кадетская «Речь» регулярно помещала на своих страницах материалы о прогрессирующем развале фронта, эсеровская «Воля народа» восторгалась высоким боевым духом немецкой армии и подвигами ее летчиков.