Жизнь Александра Флеминга - Моруа Андре (читаем книги онлайн TXT) 📗

«Для врача это свойство усложняет дело. Конечно, он бы предпочел получить химическое вещество, которое можно использовать против любой инфекции. Но раз это неосуществимо, ему незачем терять свое время и время больных, применяя медикамент, к которому нечувствителен данный микроб. Это означает, что отныне врачи должны уделять бактериологии больше внимания, чем раньше. Пенициллин родился в лаборатории, он вырос в лаборатории. И лечение пенициллином может быть эффективным только при постоянной связи клиники с лабораторией».

Флеминг настаивал на нескольких основных положениях. Во-первых, пенициллин оказывает действие на микробы лишь при непосредственном контакте с ними, при местном его применении или введении в кровяное русло. «Вам надо только выпустить чемпиона на ринг, а он уж сам справится со своим противником». Но нельзя вылечить фурункул пенициллином, применяя его наружно, нанося на поверхность пенициллиновую мазь. Пенициллин не проникает в очаг инфекции. Не следует также применять пенициллин при несерьезных заболеваниях – таких, как воспаление горла, так как при этом может развиться устойчивость микробов к пенициллину. По той же причине Флеминг советовал при тяжелых заболеваниях вводить не колеблясь очень большие дозы пенициллина. Это не представляет опасности, поскольку препарат не токсичен и позволяет избежать возможности сохранения в организме устойчивых штаммов. С микробами следует вести молниеносную войну – блицкриг.

Почести обрушились на этого человека, который не искал их и не мечтал о них; принимая их, он испытывал такое же удовольствие, как когда-то в юности, когда ему удавалось лучше других провести какой-нибудь опыт или удачно пострелять в тире. Известность не вскружила ему голову. Он оставался простым и приветливым, и нередко знаменитые иностранцы, придя в Институт, чтобы его поздравить, с удивлением восклицали: «Как? Неужели это тот самый прославленный Флеминг?» Один молодой американский военный врач, просидев рядом с ним на футбольном матче полдня, пытался припомнить фамилию этого невысокого сердечного человека с галстуком-бабочкой в горошек, так серьезно объяснявшего ему правила игры в регби. Он где-то его уже видел. Может быть, в Королевском медицинском обществе? Возвращаясь на машине в Лондон и глядя на разрушенные бомбардировками улицы города, он по контрасту подумал об этом жизнерадостном профессоре, который способен был в столь тревожное время с таким увлечением следить за игрой. Он спросил у товарища, который правил машиной:

– Дэв, что это за профессор, который сидел рядом со мной? Я забыл его фамилию.

– Как? Да это же Флеминг, бактериолог из Сент-Мэри! Тот, что открыл пенициллин.

На молодого американского врача, на глазах у которого пенициллин справлялся с вирулентной септицемией, это сообщение подействовало так, словно внезапно распахнулась дверь и на пороге появился какой-то легендарный герой. «Я продолжал думать об этом доброжелательном профессоре, но уже по-иному. Затерявшись среди толпы, никем не узнанный и не стремящийся, чтобы его узнали, сердечный, человечный – таким предстал передо мной этот человек, чье имя будет так же прославляться на небесах за все сделанное им добро, как имя Гитлера будет втаптываться в грязь за зло, которое он натворил. Я видел, как англичане играли в самое тяжелое для них время войны, и причастился их душевного величия».

В июле 1944 года в газетах появился список лиц, которых король наградил титулами. Бактериолог из Сент-Мэри стал сэром Александром Флемингом, а его жена – леди Флеминг. Она проявила большую радость, чем он. Но не потому, что эта честь не доставила ему удовольствия, просто он не умел выражать своих чувств. «Я иногда почти жалею, что не родился ирландцем, – говорил он, – чтобы уметь по-настоящему наслаждаться всем этим». На примере Сарин он давно уже убедился, что «у ирландцев вызывает восторг самый банальный комплимент, не говоря уже о заслуженных наградах»... Он, конечно, радовался оказанным ему почестям, это было ясно каждому, но он хотел сказать, что желал бы полнее и безоговорочнее отдаться этой радости.

Новому Knightbachelor предстояло получить свое звание в Букингемском дворце. Накануне Флеминг предложил Клайдену:

– А что, если мы завтра вечером организуем здесь прием?

– Чем же мы будем угощать? – спросил Клайден. – Сейчас ничего нельзя достать.

– Рядом, – сказал Флеминг и показал сигаретой на соседнюю дверь... – Здесь есть пять бутылок джина. Достаньте пива и остальное – все, что полагается. Когда я вернусь, мы устроим пир.

Церемония произошла во дворце, но для безопасности ее перенесли в подвальное помещение, что огорчило Сарин. Флеминг вернулся в Институт к чаю. В библиотеке собралось всего восемь человек. Многие врачи находились в армии. Как раз в этот день Райт на несколько часов приезжал в Лондон, и он председательствовал на этом собрании, как делал это в течение сорока лет. Он был, казалось, в дурном настроении, грузно сел в кресло и до появления Флеминга не произнес ни слова. Тяжелое общее молчание продолжалось еще несколько мгновений; потом Райт, демонстративно повернувшись спиной к Флемингу, произнес сокрушительную речь о достоинствах иммунизации, вреде химиотерапии – этой лженауки, столь пагубной для подлинной научно-исследовательской работы в области медицины.

Доктор Хьюгс сидел напротив Флеминга и наблюдал за ним. Он ждал, что выступление Райта позабавит или разозлит Флеминга, но его лицо оставалось бесстрастным. Наконец Старик начал задыхаться и замолк. Секретарь Института Крекстон, пытаясь разрядить обстановку, попросил сэра Алмрота дать некоторые административные распоряжения. Тот в ответ прогремел:

– Не приставайте ко мне с вашими пошлыми делами. Ими займется доктор Флеминг.

Профессор сэр Александр Флеминг протянул руку за бумагами, встал и, ни слова не говоря, вышел из-за стола.

Райт уехал за город. Вечер прошел очень удачно. Пришел весь генеральный штаб госпиталя. За сэра Александра Флеминга было провозглашено много тостов, и известный хирург Захари Копе, который учился с Флемом, прочитал поэму «Баронету Александру Флемингу»:

Когда гости разошлись, сэр Александр подошел к Клайдену, своему соратнику по обеим войнам и организатору вечера. Клайден пожал руку Флемингу и сказал:

– Я чертовски рад, сэр.

– Это самое приятное, что я услышал из всего сказанного мне за вечер, – ответил Флеминг.