Покрышкин - Тимофеев Алексей Викторович (читать книги без регистрации полные txt) 📗
«Укоренившаяся привычка и боязнь пойти против утвердившихся положений довлела над некоторыми, что и вызвало вопросы.
- Товарищ командир, в наставлениях, инструкциях установлен расчет на посадку без газа, — не вытерпел всегда очень исполнительный Лукашевич.
- Товарищ Лукашевич! Вы же воюете с первого дня, а задаете такие вопросы. Неужели вам не ясно, что боевая жизнь показала несостоятельность многих положений уставов и наставлений, потому что они писались в «конторах» в отрыве от жизни.
- Но мы же никогда так не делали расчет на посадку.
- А теперь будете делать. Вот нас учили летать тройкой, а сейчас стремимся боевой порядок строить из пары. Тоже не по уставу. Вот и скажите, как лучше?
- Конечно, парой.
- То-то же. Мы воюем, набираемся опыта, и нам надо самим создавать положение. До начальства дойдет и устав изменят.
- Пока изменят, нас уже перебьют, — зло заметил Дьяченко.
- Будем воевать умело — не перебьют. А на нашем опыте научатся другие. Все понятно?
- Понятно, товарищ командир.
- Вот выполняйте, как сказал».
Стремление Покрышкина воевать по-своему начинало раздражать штаб дивизии. После доклада о действиях с площадки у Сынжереи Иванов сказал:
— Покрышкин, вашей работой очень недоволен Осипенко. Считает, что вы мало сделали налетов на штурмовке.
— Как же мало! На каждого летчика пришлось в два раза больше вылетов, чем установлено.
— Он требует штурмовать звеньями, беспрерывно, на каждом направлении...
— Это же, товарищ командир, будут булавочные уколы.
Через пару дней эскадрилья останется без самолетов и без летчиков. Нельзя так воевать! — с возмущением ответил я.
Иванов, еще раз уточнив результаты вылетов, принял решение:
— Ну хорошо. Действуйте так и дальше. А Осипенко я возьму на себя. На завтра вам те же задачи. Отдыхайте.
Командир полка на сей раз прикрыл своего комэска. Но гроза надвигалась...
На следующий день после штурмовок Покрышкин по своей инициативе задумал вечером, возвращаясь в Маяки, снова зайти за Бельцы и там поискать цели, еще раз расплатиться с врагом за сбитого в этот день Довбню.
Это была первая «свободная охота» Покрышкина. Действует он с той «смелостью до безрассудства», которую почитаемый Александром Ивановичем французский ас Рене Фонк считал неотъемлемой чертой настоящего истребителя. Хладнокровие обретут те, кто уцелеет в первых боях...
На западе заходило солнце, воздух был насыщен пылью и дымом от горевших молдавских сел. Пикируя на колонну машин, Покрышкин увидел летевшего выше разведчика-корректировщика артиллерийского огня «Хеншель-126», подошел к нему на 70 метров, маскируясь фоном земли. «Яркие в сумрачном небе огневые трассы прошивают снизу фюзеляж и мотор. Мимо меня летят какие-то белые листы. Что это? Я его расстреливаю, а он бросает листовки? Моментально соображаю, что это куски дюраля от разрывов снарядов». «Хеншель» пытается обмануть русского пилота, у самой земли он выходит из спирали падения и низко над землей пытается уйти. В ярости Покрышкин пикирует и добивает корректировщика. Затем замечает идущий ему на смену новый «хеншель». Еще одна точная очередь, загоревшийся разведчик срывается в штопор. Покрышкин, считая это уловкой, вертикально пикирует за «хеншелем» на полной скорости, забыв на мгновение, что земля — очень близко. Опомнившись, рванул на себя ручку управления, потерял сознание и очнулся в десяти-пятнадцати метрах от земли, все-таки успев выйти из пике. Перегрузка столь велика, что с МиГа сорвало сдвижную часть фонаря кабины. «И как я сам выдержал?» — удивлялся этому летчик в своих воспоминаниях... Пикирование оказалось излишним, «хеншель» падал без обмана.
В этой же атаке произошло одно из многих чудесных спасений летчика от смерти. Пуля с земли вошла в правый борт кабины, зацепила плечевые лямки парашюта, ударила к ролик фонаря на левом борту и снова ушла направо, срезав полоску кожи на подбородке. Голова Покрышкина была в узком треугольнике полета пули, поистине в «треугольнике смерти»! Кровь брызнула на лицо и лобовое стекло...
Техник Иван Вахненко, осмотревший самолет и парашют, сказал: «Ну, товарищ командир, вы «в рубашке родились!» И случаев такого рода только в 1941 году у Александра Ивановича было не менее десятка...
На следующий вечер штаб дивизии приказал повторить в последнем вылете заход за Бельцы. Но на сей раз район полетов окружала мощная грозовая деятельность, темнота должна была наступить раньше. Многие летчики эскадрильи не имели опыта ночных полетов. Аргументы Покрышкина, звонок Иванова в штаб комдива не переубедили.
« — Так, Покрышкин. Осипенко приказал точно выполнить его распоряжение. Надо выполнить, но действуй разумно.
- Будем выполнять, хотя это добром наверняка не кончится, — ответил я и приступил к запуску мотора.
Таким образом, наша вчерашняя инициатива понравилась начальству, а сегодня она обернулась против нас», — пишет Александр Иванович.
С громадным риском его группе пришлось прорываться через черную стену грозы, в которой сверкали молнии. («Если развернуться и не идти на Бельцы, то Осипенко обвинит меня в трусости. Лучше погибнуть, чем носить на себе ярлык труса».) Не обнаружив немецких самолетов, летчики обстреляли артиллерийские батареи. Затем пришлось вновь испытать судьбу в грозе. Садились в Маяках в темноте по ракетам. Своевольный Фигичев, не поверив в правильность курса, увел свое звено в сторону. Как выяснилось наутро — сел на строящуюся летную площадку, поломав один самолет.
А. С. Осипенко лично прилетел в полк для разбора. Уставший и, надо полагать, так же задерганный приказами сверху, комдив вызвал на командный пункт Покрышкина. В их разговоре у КП и громыхнул грозовой разряд. Осипенко выслушал ответ на вопрос, где находятся летчики эскадрильи. Далее, по воспоминаниям А. И. Покрышкина, разговор проходил так:
« — Что ты мелешь?! Почему ты растерял вчера свою группу? Отвечай!
Тон разговора стал меня раздражать и я, не утерпев, ответил:
- Группа рассыпалась при возвращении с задания и посадке уже ночью. В этих условиях оторвалось звено Фигичева и, не найдя в темноте своего аэродрома, село вынужденно.
- Какая ночь?.. Иванов! Что он мелет? Сумерки путает с ночью.
- Товарищ командир дивизии! При грозовой облачности темнота наступает почти на полчаса раньше. Об этом хорошо знает каждый летчик и метеоролог, а нам, не учитывая этого, вы приказали вылететь на задание, — с раздражением ответил я, стараясь разговор отвести от Иванова на себя.
- Это ты знаешь!.. Вот только не знаешь наши самолеты и сбиваешь их! Я тебе Су-2 до конца войны не забуду!
- В этом я виноват! Но за Су-2 я уже рассчитался шестью сбитыми немецкими самолетами.
- Плохо воюете! Вон немцы уже Минск взяли, а вы самолеты ломаете и блудите.
- В этом виноваты не только летчики. Нас неправильно учили воевать и нами плохо командуют наши начальники.
- Что... Как ты разговариваешь со старшим начальником?.. Вот буду награждать личный состав, ты у меня не получишь ни одного ордена!
- Я, товарищ командир дивизии, воюю не за ордена, а за нашу Родину!
- Иванов! Эскадрилью ему доверять нельзя. Подготовь приказ о снятии его с комэска.
- Он не командир, а заместитель. До возвращения Соколова исполнял обязанности командира, — пояснил Иванов.
- И с заместителя сниму до командира звена. Пусть научится уважать старших.
Чувствуя, что в раздражении в разговоре с Осипенко я зарвался, спросил:
- Разрешите идти?
- Идите! — Осипенко махнул на меня рукой и направился на командный пункт».
Спустя сорок лет автор книги «Память сердца» (Кишинев, 1981) Ю. А. Марчук, посвятивший одну из глав деятельности А. С. Осипенко, писал со слов генерала о тех тяжелых боях: «Задач перед дивизией стояло так много, что Осипенко вынужден был посылать на задания поэскадрильно, а то и звеньями. Он прекрасно понимал, что таким образом высокой боевой эффективности не достигнешь, но иного выхода не было. Дивизия одна прикрывала воздушное пространство всей северной и центральной части Молдавии... Требовательность и строгость Осипенко не всегда понимали... Но все это объяснялось реальной необходимостью, о которой рядовые летчики зачастую не знали».